Соловей для черного принца (СИ)

— А ты себя тоже относишь к неприятным родственничкам?

Дамьян ответил не сразу. Некоторое время он смотрел вдаль, в сторону Китчестера, будто ждал, что замок подскажет ему нужные слова. Его губы все также кривились в подобии улыбки, но появилась какая-то грусть, затаившаяся в каждой черточке его лица

— Возможно, даже к самому худшему из всех! — наконец ответил он, и мне послышалась в его словах горечь.

Я хотела выяснить, что это значит, но он оставил мой вопрос без внимания:

— Как тебе старик? Я никогда не видел его таким довольным. Уже начала вить из него веревки или еще только раздумываешь с чего бы начать?

— Я полюбила его, — честно сказала я, ни капельки не обидевшись на его слова. Он обернулся ко мне, и меня пронзил острый, как бритва, взгляд, полоснувший по мне.

— Ты полюбила его… — он сделал паузу, и жесткие складки пролегли у рта. — Знаешь, кто он?! Старик, погрязший с головой в собственном одиночестве, но вот у него появляется маленький любимец — птичка, которая день изо дня поет сидя в клетке, и своими песнями скрашивает ему оставшиеся часы. Он обожает ее, он чистит ей клетку, сыплет самые вкусные зернышки, поит ключевой водицей и сулит все блага мира. Но все же она только птичка, любимица, которую нужно держать под замком, чтобы она однажды не упорхнула…

— Ты жесток.

— Он вовсе не такой безобидный, каким прикидывается.

— Я никогда бы не назвала его безобидным! — почти шепотом сказала я. — Он похож на раненного зверя, который мечется в поисках спасения и готов на все, чтобы получить лишнюю минутку жизни.

— Согласен, — Дамьян пристально посмотрел на меня, будто увидел во мне нечто удивительное. Под его изучающим и впервые серьезным взглядом я чувствовала себя неуютно.

— Ты должна знать, Лемуэл из той породы зверей, которые, если уж вцепились в кого-то челюстями, ни за что не отпустят жертву. Он выгрызет ее до последней косточки.

— А ты? Разве ты не такой? — воскликнула я. — Вы друг друга стоите!

Я зябко поежилась, когда раздался его хриплый смех, заглушаемый налетевшим порывом ветра. Плотнее запахнув плащ, я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Тусклое утреннее солнце, висевшее над макушками деревьев, еле проглядывало из-за серой слоящейся массы. Небо на наших глазах старилось и снова затягивалось тяжелыми тучами.

— Осторожно, я ведь могу оскорбиться и потребовать расплату за столь неосмотрительные слова, — внезапно Дамьян сделал один большой шаг и остановился, преградив мне дорогу. От неожиданности я врезалась в него, но тут же отступила. У него была неприятная манера, если он хотел смутить человека, он смотрел на него не моргая. Вот и сейчас он уставился на меня своими угольными глазами, в непроглядной глубине которых полыхало неукротимое яростное пламя. Казалось, он готов был спалить меня заживо, если бы я хоть на миг отвела взгляд.

— Ты сильно рискуешь, мое золотко, — тон его был обманчиво бесстрастным, и я не на шутку испугалась, вспомнив, все рассказы о его преступных похождениях.

— Еще скажи, что ты слишком много мне позволяешь. И ни один человек кроме меня не осмеливался язвить тебе, — я выпятила подбородок и нагло ухмыльнулась, понимая, что, скорее всего, выгляжу жалко, пытаясь спастись, уколов его самолюбие.

— И в чем же твоя исключительность, позволь узнать?

С облегчением я увидела, как его губы дрогнули, сдерживая улыбку.

— Разве ты не знаешь? Я не боюсь захлебнуться в твоей ответной желчи!

— Ты заноза, — не понятно к чему вдруг произнес он и расхохотался, пропуская меня.

— Ты примешь его приглашение? — спросил Дамьян через некоторое время.

— Я не собираюсь притворяться, будто раздумываю над этим. Да, приму, потому что всю жизнь ждала этого.

Ему понравилась моя откровенность, но он и сейчас не оставил свои насмешки.

— Возможно, тебе придется не по душе то, что ты там встретишь. Серая птичка не приживется в стае акул, изголодавшихся по свежей, не отравленной интригами и ядом крови.

Я безнадежно взмахнула рукой, пытаясь оградиться от его язвительных слов.

— Да, это вполне возможно. Вчера нас едва ли встретили тепло, но я начинаю узнавать кое-что о Китчестерах и понимать, что значит — жить в таком месте. Впрочем, то, что я уже знаю, не вызвало у меня радости. Я не хочу быть одной из них.

Он мне слегка улыбнулся, и его лицо ненадолго осветилось теплотой, такой редкой для него.

— Вспомни, Лемуэл назвал тебя «настоящим Китчестером». В тебе есть несгибаемое упрямство и их бесценная гордость, которой они кичатся на каждом шагу. Ты больше Китчестер, чем думаешь.

Я рассердилась, не желая этого признавать. Мне не хотелось представлять себя обладательницей каких-то мифических фамильных черт, и знать, что мой характер весьма предсказуем, потому что об этом позаботились мои предки.

— Хоть это и банально, но мне хотелось бы считать, что я все-таки сама по себе. И сама…

Но договорить мне не удалось.

Перед нами раскинулся овраг, тот самый, который мне пришлось обходить по дороге сюда. Мы заметили его только тогда, когда подошли вплотную к обрыву. Дамьян вовремя отступил назад, я же не успела среагировать и мои ноги заскользили вниз по твердой мокрой глине. Пытаясь сохранить равновесие, я ухватилась за локоть Дамьяна. Но вместо того, чтобы удержать меня, он сделал шаг вперед и, оттолкнувшись, заскользил вниз вместе со мной. Нам еще повезло, что мы не упали, а только проехались по глине, оставив позади глубокую борозду.

Когда мы оказались внизу, я вдруг осознала, что стою с крепко зажмуренными глазами, все еще вцепившись в его руку, которая теперь оказалась на моей талии и прижимала меня к нему. Он же напряженно посмеивался, уткнувшись носом мне в шею, и его теплое дыхание опаляло кожу. Я подскочила, словно ужаленная ядовитой змеей, и отпрыгнула в сторону, с чавканьем приземлившись на размытый речной водой дерн.

— Зачем ты это сделал? Мы же могли упасть и кубарем скатиться вниз!

Волна бессильного возмущения охватила меня, только оно помогло преодолеть охватившее меня волнение. Я прекрасно понимала, что вовсе не эта, по сути невинная, выходка, так подействовала на меня. Кожа на шее до сих пор хранила тепло его дыхания, и я никак не могла отвлечься от этого ощущения.

— Я твердо стою на ногах, соловей, — и тут же добавил с самодовольным смешком, — Не удержался, надо же тебя немного встряхнуть. Я даже отсюда слышу, как стучит твое сердечко. Признайся, тебе понравилось.

Последние слова он произнес двусмысленным тоном, явно имея в виду не наше скольжение по склону. В первое мгновение я растерялась, не зная, как реагировать на подобное заявление.

— Я что, такой страшный? Ты отскочила от меня, как от насильника. Боишься, что я прямо тут же накинусь на тебя?

Я одарила его любезной улыбкой

— Не рассчитывай, что я брошусь от тебя с воплями ужаса. Ты еще не настолько чудовищен.

Уголки его губ слегка приподнялись.

— А может я только этого и хочу, чтобы ты боялась меня? — он резко замолчал, не отрывая жадного взгляда от моего лица. Его губы скривились в безобразной издевке.

— Или мне действительно сделать это? Мы здесь одни, никто не откликнется на твои крики, — его масленый голос запорхал вокруг меня. — Скажи мне, ты уже целовалась? Или ты до сих пор целомудренна и невинна, как неоперившийся птенчик…

Я с трудом удержалась от оплеухи. Ее сладостный звук уже слышался мне, но гордость не позволила дать Дамьяну лишний повод позубоскалить. Поэтому я коротко бросила ему:

— Тоже мне Казанова.

Впервые, возможно, он потерял дар речи. Я ощущала его растерянность и могла поклясться, что сейчас он придумывает для меня самые изощренные способы мщения. Он уже начал свою игру, наслаждаясь моим девичьем смятением, и не готов был вот так закончить ее.

— Казанова?! — в его голосе со всей ясностью прозвучала требовательность, слишком ярая, слишком испугавшая меня — Я единственным, кто будет целовать тебя. Ты меня поняла, золотко мое? Я единственный, кто будет владеть тобой!