Любовные хроники: Флинт Маккензи

— Должен тебя предупредить, братец, что мне впервые приходится вынимать из человека стрелу.

— Дай-ка мне, — попросила Мод. — Я в своей жизни стрел навынималась.

— Тогда за дело. — На лице у Клива читалось явное облегчение. — Я тебе уступаю.

Мод склонилась над раной.

— Видала и похуже. Но и в этой придется покопаться, — заключила она.

— Уж представляю, — буркнул Люк и хрипло добавил: — Где-то здесь валялась бутылка виски.

— Сейчас принесу. — Гарнет поспешила к фургону.

— И захвати тот маленький нож, которым мы чистим картошку! — крикнула ей вдогонку Мод.

Первым делом она нагрела его на костре и выждала, пока Люк не сделает несколько больших глотков виски.

— Я готов — лучше не бывает, — попытался улыбнуться он. Отдал бутылку Кливу и, откинувшись на спину, устроился головой на коленях у жены.

— Ребята, подержите его покрепче, — попросила Мод. Братья Бун навалились на ноги. Клив взялся за правое плечо, а Флинт, скинув перевязь, — за левое. Хани взяла за руки и стиснула их своими ладонями. Она мужественно улыбалась, хотя на глазах у нее засверкали слезы.

Мод отхлебнула виски и отдала бутылку Гарнет.

— Не выпейте все — оставьте на рану, — пошутила та, стараясь разрядить обстановку.

Мод глубоко вздохнула и принялась острием ножа выковыривать наконечник. Лоб Люка мгновенно покрылся испариной, пальцы в нечеловеческом усилии вцепились в ладони Хани.

— Девочка, вытирай кровь, — проговорила Мод, и Гарнет тут же промокнула рану салфеткой.

— Люк, похоже, стрела никак не хочет с тобой расставаться.

— Замечал, Флинт? — прохрипел Люк сквозь сжатые зубы. — Наш младший братец всегда выходит из таких переделок без единой царапины.

— Это потому, что у меня хватает здравого смысла пригнуться, — отозвался Клив. — В отличие от старших братьев я не полагаюсь на защиту богов.

— И само собой, у тебя на это есть все ос… Черт подери, Мод! — выкрикнул Люк. — Кончай уж скорей! — Четверо мужчин еле сдерживали содрогавшегося от боли богатыря.

— Сейчас, сейчас, сынок. — Лоб кухарки тоже заливал пот, и ее руки дрожали. — Потерпи. Ну еще разок.

Мужчины снова навалились на Люка, а Хани тихонько попросила:

— Еще немного, родной.

Нож Мод проник глубже, и Люк внезапно замер.

— Люк! Люк! Миленький! — отчаянно закричала Хани.

— С ним все в порядке, сестричка, — успокоил ее Флинт. — Просто отключился, — и облегченно переглянулся с Кливом.

— Ну вот! — победно воскликнула кухарка. В ее руке поблескивал наконечник стрелы. — Теперь принимайся за дело ты. — И она устало кивнула Гарнет.

Та тотчас залила рану вие»и и наложила повязку, а Мод в изнеможении опустилась на землю рядом с Джошем.

С тех пор как привезли раненого, окровавленного отца, мальчик оцепенел от страха и сидел с широко открытыми глазами, крепко прижимая к себе собаку.

— Видишь, Амиго, я тебе говорил, что с папой будет все в порядке, — проговорил он срывающимся голосом и бросился к матери.

— Все будет в порядке, — повторила Хани и, обняв сына, притянула его к груди.

Когда некоторое время спустя Люк очнулся, Гарнет уже аккуратно перебинтовала его бедро. Хани склонилась и нежно поцеловала в губы.

Люк улыбнулся жене и сыну:

— Эй, чего это вы оба такие мрачные?

Затем закрыл глаза и вскоре заснул.

Глава 24

День проходил за днем, а маленький отряд все ехал по бескрайним прериям, где однообразие бурой травы лишь изредка сменялось высоким открытым холмом.

В последнюю неделю июня, через тридцать пять дней после начала путешествия, очи переправились через реку Симаррон и оказались в Канзасе. Позади остались территории индейских племен и опасность нападения краснокожих. Раны мужчин поджили, и все выглядели хотя и уставшими, но вполне здоровыми. Обычно веснушчатая белая кожа Гарнет стала золотистой.

Кроме той, давней недели дождей, погода стояла солнечная и приятная; по пути встречалось вдоволь водопоев и сочная трава для скота.

Через неделю, после того как отряд въехал в Канзас, им впервые попалось стадо диких буйволов. Животных были многие тысячи, и Гарнет пришлось нацепить на лицо повязку, потому что запах от буйволов был гораздо сильнее, чем от домашнего скота. Ветер дул со стороны диких быков, и они не почувствовали присутствия домашних коров. Несмотря на их исполинские размеры, Гарнет показалось, что эти великаны были начисто лишены инстинкта самосохранения. И тем не менее она ощутила страх и успокоилась, только когда стадо гигантских животных тихо-мирно осталось далеко позади.

Опасность нападения киова миновала, и настроение у всех заметно поднялось. У членов отряда возникло теплое чувство товарищества — у всех, за исключением Гарнет и Флинта: между ними словно черная кошка пробежала.

Поскольку набеги индейцев отряду больше не грозили, Флинт большей частью оставался при стаде и ехал впереди, лишь на несколько часов исчезая для разведки пастбищ.

Гарнет так и не решила, сообщить ему о ребенке или нет, и поэтому старательно избегала оставаться с ним наедине. С ночи накануне переправы через Ред-Ривер они ни разу не были вместе. Но с каждым разом, когда встречались их взгляды, напряжение росло, и Гарнет понимала, что объяснение неминуемо.

Тем вечером она все еще ощущала запах диких буйволов и отчаянно старалась сосредоточиться на чтении книги о Кожаном Чулке, позаимствованной у Джоша, но то и дело переводила глаза со страницы на Флинта, который с чашкой кофе устроился у походной кухни.

Все остальные, кроме отправившегося на ночное дежурство Джоя, расселись у костра. Хани наигрывала на гитаре мелодию про мушку с голубым хоботком и весело подпевала вместе с Джебом. А Джош сидел на коленях у отца, и они хлопали в такт музыке в ладоши.

Подстраиваясь к ритму, к Гарнет подошел Клив.

— Хорошая музыка. Давай встряхнемся. — Схватив за руку, он поднял молодую женщину на ноги и закружил в танце. Гарнет постепенно оттаяла и невольно заразилась его неудержимым весельем. Их примеру последовали Мод и Джеб, и вся четверка пустилась в залихватский пляс.

Флинт не отрывал взгляда от Гарнет. Она смеялась и то прижималась к Кливу, то откидывалась на его руке. Как же он, Флинт, был слеп, как мог не заметить, насколько во время долгого пути сблизились Гарнет и Клив. Недаром в последние недели он часто заставал их вместе: они оживленно болтали и весело хохотали. Клив умел заставить плясать в ее зеленых глазах озорные огоньки.

Он всегда был такой, этот Клив. Женщины не давали ему прохода, хотя на первый взгляд казалось, что это он за ними ухаживал. И Люка любили девчонки, считали таким же добродушным, как и Клив.

А его сторонились. Женщины ему казались настолько отличными от мужчин, что Флинт не знал, о чем с ними говорить. Правда, и трепотня с мужиками его мало развлекала. Рыжеволосая была единственная из всех, кто признался, что любит его. Флинт постарался отогнать эту мысль и тряхнул головой. В последнее время она его так сторонилась, что, видимо, тоже изменила в душе свое отношение. Боже, о чем он думает! В его жизни нет места для женщины.

Флинт следил, как Клив кружил Гарнет в танце. Ему не требовалось видеть ее глаз, чтобы знать, что они искрились теплотой, как обычно случалось, когда она веселилась. Ах, эти глаза. Они выражали гораздо больше, чем слова: ярость, печаль, радость… и страсть. Боже! А теперь они напоминали расплавленные изумруды и будоражили кровь, как прикосновение ее рук или губ.

— Совсем умаял, сынок! — задохнулась Мод. — Дай посидеть отдышаться. Она опустилась на землю, и Джеб плюхнулся подле партнерши. К ним тут же присоединились Гарнет и Клив. Темп музыки изменился, и Хани мягким, низким голосом с едва заметной хрипотцой запела слова старинной баллады: «Прелесть юности так прекрасна сегодня…»

Флинт по-прежнему не сводил взгляда с Гарнет. Отблески костра озаряли ее профиль и превращали волосы в текучую медь. Он поборол желание подсесть поближе, ощутить ее рядом, вдохнуть исходивший от ее тела аромат роз.