Свет молодого месяца

— Верно, — горячо согласился Хорейс. Он мог, по крайней мере, радоваться успеху своего друга, мог переживать вместе с капитаном Чарльзом его безграничную энергию, и честолюбие, и счастье.

— Погоди, Гульд, — сказал Чарльз, направляя «Великолепный» среди кипарисов, стоявших в красных водах реки Олтамаха. — Погоди, приятель, до тех пор, когда у тебя будет собственная плантация на острове Сент-Саймонс, и тогда ты узнаешь, что происходит в душе человека, если он чувствует себя хозяином. Хозяин судна — хозяин плантации. — Он ударил себя по мощной груди. — Все одно, — там, где бьется сердце.

— Хотелось бы мне поверить, что такой день настанет, — сказал Хорейс.

— А так надо верить в это. Человеку непременно надо иметь что-то свое. И прежде всего надо верить. Сначала ты мечтаешь, а потом работаешь как черт, чтобы эта мечта стала действительностью.

— Хорошо, если бы я мог мечтать.

— Если ты очень захочешь, то и мечты появятся.

Может быть, он зря тратил силы, возмущаясь братом, в то время как мог мечтать о собственном будущем? Он не завидовал Джиму. Невозможно было завидовать такому несчастному человеку, как его брат, но он злился на него, — злился на то, что он там находится, — исхудалый, постаревший, и не дает осуществиться его, Хорейса, заветным желаниям.

— Но что дает жизнь мечте, — говорил капитан Чарльз, — так это красивая женщина и любовь к ней. Вот! Об этом тебе надо прежде всего позаботиться, Гульд. Как насчет того, чтобы влюбиться?

Хорейс ухмыльнулся.

— В кого? Если на Сент-Саймонсе и есть одна единственная женщина, на которой человек — если он в здравом уме — хотел бы жениться, так это моя сестра.

— Но молоденькие подрастут! Осмотрись как следует. Смотри внимательно. И помни, что я тебе говорю, — мужчине нужна женщина, собственное жилище и — мечта.

ГЛАВА XXXII

Как это ни удивительно, Хорейс стал с нетерпением ожидать приездов Лайтвели на остров. Он даже был рад повидать Тесси с ее детьми, когда они приехали на День Благодарения в тысяча восемьсот тридцать девятом году. Гульды и половина других семейств на Сент-Саймонсе потерпели бы полный крах, если бы Лайвели не пришел им на помощь. Непомерные тарифы, нажим со стороны нью-йоркских пароходных компаний не давали ни малейшей передышки. Члены коммерческих съездов увлекались красноречием, высокопарными фразами, но ничего не предпринимали. В дальнейшем эти съезды прекратили свое существование.

В апреле 1842 года на всем Юге плантаторы, воспользовавшись ссудами со стороны своих посредников, опять смогли засеять поля, надеясь, что благодаря неувядающему духу решимости Хлопковых Штатов вырастет необыкновенный урожай, и все их горести закончатся. Каким-то образом жизнь наладится опять. Хорейс не рассчитывал на чудо. Но у него был намечен план предпринять кое-что для себя. Ему понадобится совет Лайвели и, возможно, его помощь. На пристани в Джорджии он шагал взад и вперед, в нетерпеливом ожидании когда-то вызывавшей страх встречи.

Его прежний начальник сошел с парохода в отличном настроении, и Хорейсу важно было, чтобы так продолжалось и дальше. Он будет терпеливо слушать панегирики красотам Сент-Саймонса; они были скучны, но доставляли удовольствие самому Лайвели.

— Ах, разве есть что-нибудь более бодрящее, чем апрельский день, когда все опять зеленеет? У человека сердце бьется так, как будто он снова молод, правда, Гульд? Вы, конечно, еще молодой человек. Кстати, сколько вам лет?

— Мне в августе будет тридцать, сэр. И я хотел бы с вами кое о чем поговорить, если можно.

— О том, как чувствуют себя в тридцать? — Лайвели хихикнул. — Думаете, я не помню?

— О, конечно, мистер Лайвели. Собственно, это было не так уж давно.

— В такой день это кажется совсем недавно. О чем вы хотите поговорить, мой мальчик?

— О себе самом. Не могу я вечно оставаться подручным брата.

— Гм... А знаете, Гульд, я думал об этом.

— Да? Ну, вот, я наконец выяснил, как я хочу устроить свою жизнь. Я хочу иметь свою землю и разводить хлопок.

— Это меня совершенно не удивляет. Вы много лучший плантатор, чем ваш брат. У него душа к этому не лежит.

— Возможно, вы правы.

— Почему бы вам не купить у него Блэк-Бэнкс?

Хорейс повернулся к нему с удивлением.

— Я? Купить Блэк-Бэнкс?

— Почему бы нет? Это хорошая земля. У вас она стала бы еще лучше. Я знаю, что вы сделали для улучшения и в Нью-Сент-Клэре, и в Блэк-Бэнксе. Ваш отец рассказал мне, и, ведь, я продавал хлопок, который вы вырастили. Ваш первый удачный ход был, когда вы добились, чтобы ваш отец рекламировал свои семена от 1836 года в «Брансуикском адвокате». Это дало ему возможность получить от меня еще ссуду. Я знаю о ваших опытах удобрения болотным илом, устричными ракушками, — и я знаю, что урожаи увеличились.

Хорейсу не случалось испытать настоящую гордость со времен Йеля, и у него было хорошо на душе.

— О чем я думаю, сэр, так это на несколько лет найти место управляющего с правом участия в прибылях, пока я не смогу скопить столько, чтобы купить собственную землю.

— Вполне в границах возможного, Гульд. Хвалю вас за мужество. Многие молодые люди рассчитывали бы на то, что землю им купит отец. Найти возможность, думаю, нетрудно. Люди умирают, другие боятся тяжелых времен, — где бы вы хотели устроиться?

— Вот в этом, наверное, некоторая трудность. Я не хочу уезжать из области Глинн.

— Как насчет миссис Эббот в Орендж-Гроув?

— О, я уже больше двух лет помогаю ей. Но не за деньги. Просто она мне симпатична.

— Вот, видите? Мужество у вас есть, но вы не деловой человек. Вы могли бы работать для миссис Эббот полный рабочий день за участие в прибылях и были бы даже более полезны для нее, чем сейчас, когда вы отдаете ей лишь столько времени, сколько можете выкроить.

— Возможно. Но я имел в виду, сэр, что-нибудь крупное, где и прибыли большие, что-нибудь размером по крайней мере с Блэк-Бэнкс.

— Ну, я знаю об одном месте на острове Блайз, значительных размеров, но очень запущенном. Принадлежит оно старой даме, которая может вот-вот умереть. Ее единственный сын в Нью-Йорке должен будет пригласить кого-нибудь управлять. Конечно, старуха может еще продержаться какое-то время. Она из упрямых.

— Я все равно собираюсь на этот год остаться с Джимом, — сказал Хорейс. — Это пока мечты на будущее. Вы будете помнить обо мне, сэр?

— Безусловно, и я устрою вам то, что вам нужно, когда настанет время. Хорошо?

Они обменялись рукопожатием.

— Это решено, мистер Лайвели, и я не могу выразить вам, как я благодарен. Вы добрый друг.