Горец-дьявол

— И здесь тоже.

Она посмотрела вниз в полном замешательстве. От падения в реку у нее, конечно, образовались синяки, но он никак не мог видеть их сквозь ее нижнюю сорочку, как же он?..

Все вопросы отпали сами собой, когда Эвелинда обнаружила, что ее сорочка, все еще влажная, абсолютно прозрачна. Она отчетливо увидела несколько темных пятен под прилипшей тканью. Одним из этих пятен был большой неровный синяк на бедре, другим — такой же, если не больше, синяк на ребрах под грудью. Но кроме синяков, отлично просматривалось и все остальное: темные соски демонстративно просвечивали сквозь мокрую рубашку и золотистый треугольник в самом низу живота откровенно выступал над бледной кожей.

Задохнувшись от ужаса, Эвелинда попыталась вырваться и как-то прикрыться, однако Дункан крепко держал ее за руку.

— И здесь.

Эвелинда в полной прострации посмотрела на свою руку, которую он слегка поворачивал. Она уже видела все эти ушибы раньше, они были от ударов о камень в реке, а не от падения с лошади, как он думал. Но в данный момент ее занимали совершенно другие проблемы, например, та, что она стоит перед мужчиной практически голая. Когда он наклонился, чтобы рассмотреть ссадину на ее руке, Эвелинда непроизвольно вздрогнула и застонала, в полной неподвижности затаив дыхание. Дункан же продолжал изучать место ушиба. Почему-то именно этот синяк привлек его особое внимание, и он осматривал его чуть дольше, чем остальные. Эвелинда напряглась. Размеренные вдохи и выдохи Дункана вызывали нежные колебания воздуха вокруг ее вздрагивающего соска, и от каждого такого колебания ее пронизывал непривычный трепет. Дункан поднял свою руку и легко пробежал пальцами по пятну, даже не заметив, что его запястье задело сосок.

Эвелинда испытала новый взрыв незнакомых ранее ощущений. Она закрыла глаза, полностью растворяясь в волнах необыкновенного удовольствия, и неожиданно обнаружила, что разрывается между необходимостью отстраниться и желанием замереть, продолжая наслаждаться тем поразительным воздействием, которое он на нее оказывал. И вдруг Дункан не только отпустил ее руку, но и разжал ловушку, которая удерживала ее на месте. Эвелинда открыла глаза как раз в тот момент, когда он поднимался со ствола упавшего дерева. Она попыталась собраться с мыслями и решила найти свое злосчастное платье, чтобы надеть его и хоть как-то соблюсти приличия, однако не успела. Дункан взял ее за подбородок, повернул лицом к себе и очертил круг на щеке.

— Здесь тоже, — произнес он.

Эвелинда только вздохнула, почувствовав, как он обводит пальцем очередной синяк. Еще одно повреждение от падения в реку. Но почему-то она была совершенно не в состоянии что бы то ни было членораздельно объяснить, пока его пальцы скользили по ее коже.

— У вас красивые глаза, — тихо сказал Дункан, пристально глядя в ее глаза и оставив в покое синяки.

— У вас тоже, — прошептала Эвелинда.

Легкая улыбка промелькнула на губах Дункана, после чего он наклонился и поцеловал ее.

Эвелинда просто остолбенела от такого неожиданного проявления нежности. Его губы — действительно мягкие — оказались к тому же весьма настойчивыми. Она сочла этот поцелуй совершенно неуместным и собиралась решительно заявить об этом, когда что-то твердое уперлось в ее губы. Эвелинда попробовала отвернуться. Но его рука предусмотрительно удерживала ее голову сзади, пресекая всякую попытку вырваться, а язык уже проник в ее рот.

Первым побуждением Эвелинды было немедленно выпихнуть его обратно, но потом он встретился с ее языком, и она передумала. Ей стало на удивление приятно. Теперь она больше стремилась удержаться в объятиях Дункана, чем оттолкнуть его. Не отрываясь от его губ, она тихонько вздохнула и закрыла глаза.

Ни один мужчина никогда не целовал ее. Ни один из них даже не отважился бы об этом подумать. Эвелинда никогда не покидала пределов д'Омсбери, где как дочь лорда была совершенно недосягаема для любых легкомысленных поползновений со стороны рыцарей и слуг замка. Первый поцелуй в ее жизни длился и длился, и она засомневалась, так ли уж сильно ей это нравится. Любопытство и приятное возбуждение отступали перед смущением и чувством неловкости. Эвелинда не особенно огорчилась, когда поцелуй прервался, но Дункан и не подумал освободить ее, как она того ожидала.

— Сэр, — негромко произнесла Эвелинда, посчитав, что пришло время назвать свое имя и положить конец его действиям. Она не сомневалась в успехе. В тот момент, когда она упомянет о своем обручении с Дьяволом из Доннехэда, этот мужчина сам оттолкнет ее от себя. Пока она раздумывала над тем, до чего все боятся Дьявола из Доннехэда, тот, кто находился рядом с ней, склонился к ее шее.

Эвелинда едва не задохнулась от обилия нахлынувших на нее ощущений. Ее глаза закрылись, а губы тихонько пролепетали что-то бессвязное. Она отвела голову в сторону и непроизвольно изогнула шею, делая ее еще доступнее для поцелуев. Придвинувшись ближе к Дункану, Эвелинда стиснула его руки и постаралась сильнее притянуть к себе. Волны трепета, сменяя друг друга, пробегали по ее телу и нарастали, по мере того как его губы не спеша приближались к ее уху. Здесь его губы задержались надолго, он целовал и целовал, чем довел Эвелинду до полного изнеможения. В объятиях Дункана она вытянулась, встала на цыпочки и, чуть дыша, тихо застонала.

В конце концов их губы встретились снова, и на этот раз Эвелинда не осталась безучастной. Она целовала его в ответ, и ее язык боролся с его языком. Его руки все слабее сжимали ее голову, затем опустились на спину и медленно заскользили к бедрам. Дункан стремительно подхватил Эвелинду на руки, поднял с земли и с силой прижал к себе.

Она глухо застонала, внезапно почувствовав у себя между ног проникающее сквозь одежду мощное давление со стороны его бедер. Это давление отозвалось в ней новым витком восторженного возбуждения. Ее бедра подались Дункану навстречу, а руки еще крепче обвили его шею.

Он резко оборвал поцелуй, и Эвелинда разочарованно вскрикнула. Но когда он вновь опустился на ствол упавшего дерева и усадил ее к себе на колени, она попыталась собрать воедино остатки здравого смысла:

— О нет, сэр! Мы не должны так поступать. Я обручена с Дьяволом из Доннехэда.

Эвелинда ожидала, что его поведение тут же резко изменится, но мужчина в ответ только проворчал:

— Я Дункан, и я хочу этого.

Он вновь наклонился к ее губам, и Эвелинда прекратила всякое сопротивление. Его язык снова проник в ее раскрытые губы, и она подумала, что ничего страшного от одного-двух поцелуев не произойдет. По крайней мере воспоминания о них будут согревать ее в холодной супружеской постели. Она поразмышляла на эту тему еще немножко, успокаивая таким образом свою совесть, а потом и вовсе перестала думать и просто позволила себе наслаждаться этими поцелуями.

Целоваться, сидя у него на коленях, оказалось гораздо приятнее. Ей было так уютно, он окружал ее со всех сторон — его могучие бедра, теплая грудь и тесные объятия. Свободно откинувшись на руки Дункана, Эвелинда снова обняла его за шею, старясь случайно не задеть рану на голове, и с большим энтузиазмом ответила на его поцелуй.

Она вздрогнула и прижалась к нему, когда его руки скользнули по ее спине. А потом задохнулась и выгнулась всем телом, потому что его ладонь нашла ее грудь и легла на нее, тяжело давя сквозь мокрую сорочку. Эвелинда изо всех сил вцепилась в клетчатый плед, перекинутый через его левое плечо, и протяжно вскрикнула от переполнявшего ее восторга.

Дункан нажал большим пальцем на ее напряженный сосок, и возбуждение от этого оказалось столь острым, что Эвелинда, не в силах совладать с собой, лихорадочно задвигалась на его коленях. Ее бедра помимо ее воли прижались к его ногам.

Эти телодвижения явно произвели на Дункана сильное впечатление, его поцелуй немедленно стал более требовательным. Одной рукой он запрокинул Эвелинде голову, в то время как пальцы другой руки тесно сомкнулись вокруг ее соска.