Розамунда, любовница короля

– Лучшей Двенадцатой ночи у меня еще не было! – счастливо объявила Розамунда.

– Да, – согласился Хью, возвращаясь в дом со своей молодой женой. – И у меня тоже, девочка.

Теперь зима полностью вступила в свои права. Розамунда прилежно училась читать и писать. Хью сам с бесконечным терпением наставлял ее, выводя буквы кусочком уголька на клочке пергамента. К его удивлению, девочка оказалась левшой, что в те времена считалось совершенно необычным. Следуя его подсказкам, она старательно копировала буквы раз за разом и громко повторяла название каждой. Розамунда крайне серьезно относилась к занятиям и стала быстро делать успехи. Уже через месяц знала наизусть весь алфавит и тщательно выписывала каждую букву. Далее Хью научил ее писать свое имя. И, впервые увидев плоды рук своих, Розамунда зачарованно уставилась на аккуратные завитушки, глядевшие на нее с потертого пергамента. После этого дело пошло еще скорее. К концу зимы девочка начала читать.

– Боюсь, она превзойдет меня! – шутливо жаловался Хью Эдмунду. – Уж очень умна. К лету станет читать лучше, чем ты или я.

– Тогда мы вместе обучим ее арифметике, чтобы она знала, как вести счета, – предложил Эдмунд и со смехом добавил:

– Генри вряд ли понравится такое новшество.

– Но он пока что бессилен, – возразил Хью. – Я мух Розамунды и ответствен за ее поведение и ее земли. Мы оба знаем, что он выбрал меня, поскольку хотел уберечь девочку от брачных притязаний других семейств, а сам ждет не дождется, чтобы после моей смерти обручить ее со своим сыном.

– Чем старше она становится, тем труднее будет с ней справиться, – заметил Эдмунд. – Она так похожа на отца, это заметно даже сейчас.

На полях зазеленела первая весенняя травка. Начался окот овец. Стада Розамунды увеличились также на несколько телок и двух бычков. Одного собирались оставить на племя, а другого продать. За длинные зимние месяцы арендаторы успели поправить свои дома: залатали крыши и прочистили дымоходы. Теперь настало время пахоты, а потом и посева зерновых и овощей.

В последний день апреля Хью, Эдмунд и Мейбл отпраздновали день рождения Розамунды. Девочка восхитила взрослых своей неподдельной радостью при виде подарков. От Мейбл она получила кушак зеленого шелка, вышитый золотой нитью. Дядя Эдмунд подарил племяннице переплетенную в кожу тетрадь для арифметики вместе с остро заточенным гусиным пером. А вот Хью подарил жене сшитые им самим перчатки из оленьей кожи, отделанные кроличьим мехом, и прозрачную батистовую вуаль, купленную у бродячего торговца.

Поля были засеяны и зерно дало дружные всходы, когда во Фрайарсгейт прибыл Генри Болтон, впервые с прошлой осени, и с грустью объявил о том, что его добрая жена леди Агнес разрешилась крошечной дочерью в самый праздник Святой Юлии. Ребенок находится на попечении кормилицы, поскольку леди Агнес скончалась от родильной горячки вскоре после появления на свет дочери.

Вечер он и Хью коротали в зале.

– Вижу, Розамунда в добром здравии, – заметил Генри Болтон. Племянница приветствовала его почтительно, а после ужина учтиво попросила разрешения удалиться.

– Она крепкая девочка, – кивнул Хью.

– Похоже, она тебя любит.

– Я ей вместо дедушки, – пробормотал Хью.

– Надеюсь; ты ее не избаловал? Ты часто учишь ее розгой? – допытывался Генри, пристально уставясь на старика.

– До сих пор в этом не было необходимости, – запротестовал Хью. – Она добрая и послушная малышка. Если вдруг засвоевольничает, я быстро внушу ей правила приличия. Даю тебе слово, Генри.

– Вот и хорошо, – довольно улыбнулся Генри. – Ну а ты, Хью? Надеюсь, тоже не болеешь?

Черт бы побрал Агнес! Если старик, которого он выбрал в мужья Розамунде, отправится к праотцам, Фрайарсгейт наверняка будет для него потерян!

– Ни в малейшей степени, Генри. Мое здоровье здесь поправилось, – напрямик объявил Хью, прекрасно понимая, что на уме у собеседника, и едва удерживаясь от смеха.

– Я должен снова жениться! – выпалил Генри.

– Что же, это мудро с твоей стороны, – согласился Хью.

– Брат Агнес заявляет, что я должен вернуть ему Оттерли, – признался Генри.

– Нет, он твой. Отец Агнес подарил его дочери в приданое, и она могла делать с поместьем все, что пожелает.

Передай Роберту эти мои слова, ибо именно я составлял бумаги на владение Оттерли. Поищи в ее вещах, и ты найдешь эти бумаги. У Роберта Линдси есть такие же. Он отлично знает, что Оттерли принадлежит тебе, просто решил посмотреть, нельзя ли выманить его хитростью. Я засвидетельствую правду перед любым судом. Если скажешь это шурину, сразу заткнешь ему рот.

– Спасибо! – с благодарностью выпалил Генри.

– А тебе советую после года траура искать другую жену, – жизнерадостно заключил Хью. – Моя кузина была хорошей женщиной. Будет трудно найти другую такую же.

– Я уже выбрал невесту. Пойми, нет времени скорбеть об Агнес целый год. Ты не станешь жить вечно, Хью, а ведь, сам знаешь, я хочу, чтобы мой сын женился на Розамунде.

Даст Бог, парнишка хотя бы пойдет ножками, когда это случится, – откровенно заявил Генри.

– Вот как, – промямлил Хью, не зная, то ли сердиться, то ли забавляться подобным бессердечием. Значит, по бедняжке Агнес некому будет плакать.

– Ее зовут Мейвис, она дочь фригольдера с маленьким владением, граничащим с Оттерли. Отец дает ей в приданое треть своих земель из тех, что примыкают к моим. Мы поженимся после Пасхи. Она молода и, должно быть, плодовита.

– И все же она всего лишь младшая дочь, – проницательно заметил Хью.

– Ее братец наплодил уже с полдюжины сыновей, а у отца полно детишек от любовницы. Мать Мейвис – женщина холодная. Хорошо, что дочь пошла не в нее, – хмыкнул Генри. – Я уже залез ей под юбку, а она только просила еще.

– Надеюсь, она была девственна, – подлил масла в огонь Хью. – Ты должен быть уверен, Генри, что в жилах первенца течет твоя кровь.

– Уж в этом не сомневайся, – заверил Генри. – Я сунул в нее палец перед тем, как употребить впервые, причем по требованию отца.

– Ты, конечно, привезешь невесту сюда и познакомишь с Розамундой, прежде чем наградить ребенком, – сказал Хью.

– Обязательно. А как Фрайарсгейт? Процветает?

Хью кивнул:

– Не сомневайся. В конце зимы был неплохой окот, да и много коров отелились. Хлеб поднялся дружно, да и фруктов, похоже, будет много. Год должен быть урожайным.

– Как насчет шотландцев?

– Держатся своей стороны границы, – отмахнулся Хью.

– Вот это прекрасная весть. Мне сказали, что они избегают Фрайарсгейта, потому что здешние холмы слишком круты и перегонять украденный скот почти невозможно, но с этими разбойниками никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Так что держи ухо востро, – напыщенно посоветовал Генри.

– Обязательно, Генри. Обязательно, – пообещал Хью.

Родственник убрался на следующее утро. Розамунда пришла попрощаться с дядей. Он внимательно оглядел ее в последний раз. Ничего не скажешь, здоровая сучонка и сильно подросла. В рыжих волосах переливались золотистые отблески. Янтарные глаза вопросительно уставились на него, прежде чем ресницы скромно опустились и девочка низко присела.

– Что же, племянница, не знаю, когда снова выберу время навестить тебя, – буркнул Генри. – В следующий раз привезу твою новую тетю, договорились?

– Ты всегда желанный гость во Фрайарсгейте, дядя, – ответила Розамунда, вручая ему маленький квадратик, завернутый в шерсть и перевязанный ниткой.

– Что это? – удивился он.

– Это брусочек верескового мыла, которое я сама сварила для твоей невесты, дядя, – пояснила Розамунда.

Генри Болтон потерял дар речи. Он был не настолько бесчувствен, чтобы не понять, что племянница не слишком его жалует. Но подарок для Мейвис?! Поразительный жест для столь юной особы.

– Я отвезу ей мыло, и большое тебе спасибо, Розамунда. Твои манеры безупречны, и я рад, что ты учишься обязанностям жены и хозяйки.