Лорд Очарование (ЛП)

Внезапно он выгнул спину, его бедра дернулись вверх, так что Дибблер и Сниггс чуть не упали на колени. Это телодвижение, его неистовство, приглашение, крывшееся в нем, поразили ее чувства. Она почувствовала себя так, будто вчерашний шторм внезапно проник в ее тело, и именно этот мужчина поместил его туда. Так же внезапно мужчина успокоился.

Пэн моргнула, затем покачала головой.

— Святые угодники. Боже терпеливый. Святая Матерь…

Шторм был предзнаменованием; она знала это. Она знала это, знала так же, как множество вещей, вещей, которые она обычно не хотела знать. Только на сей раз эти предчувствия были другими, более волнующими. Тревога смешалась с желанием, испуг с нуждой, убеждение бежать со стремлением прикоснуться; и все эти чувства одновременно окружили ее. Они не желали оставлять ее. Они превратили ее мир в царство золота, алмазов и черного огня.

Она снова покачала головой, затем пристально посмотреть на мужчину. Он ничего не сможет ей сделать. Она не позволит какому-то мужчине разрушить свои убежище и покой.

Ах, но когда лодка с припасами придет, она будет избавлена от него.

Жаль, что лодка может не приплыть в течение еще нескольких недель. Но до тех пор она будет начеку. Ее дар предупредил ее; теперь она должна внять этому предупреждению. Этот человек представлял какую-то неизвестную опасность. Она должна быть осторожна.

Подхватив свои юбки, Пэн запрыгала от скалы к скале, следуя за лордом, которого принес ей волшебный шторм.

Глава 2

Он очнулся в голубоватой дымке, охваченный болью. Он крепко зажмурился и снова приоткрыл глаза. Голубизна осталась, как и острая боль в голове и ребрах. Он постарался сфокусировать взгляд в одной точке над головой, и ему удалось увидеть херувима. Замешательство и все та же раздирающая головная боль заставили его снова прикрыть глаза. Он оказался в той сфере, где над ним парили херувимы.

Когда он очнулся в следующий раз, его зрение прояснилось, но херувимы остались. Он лежал на спине, голова и плечи покоились на подушках, и разглядывал небо у себя над головой. На сей раз он осознал, что небо и херувимы составляли часть фрески, нарисованной на сводчатом потолке спальни. Ангелы и херувимы склонялись над округлой балюстрадой, а небо простиралось над ними, что создавало иллюзию, будто потолок открыт прямо на небеса. Пушистые облака проплывали над зрителями, а глупый павлин смотрел сверху вниз с бессмысленным любопытством.

Внезапно над ним склонилось еще одно лицо, в облаке светло-каштановых, с золотыми нитями волос. Янтарные глаза идеально гармонировали с ними, как и заостренная утонченность, которая привлекла и удерживала его внимание, несмотря на растущее головокружение и такую жестокую боль, которая могла, как он опасался, закончиться рвотой. Завораживающее личико нахмурилось, наблюдая за ним. Ему показалось, что он заметил понимание в глазах цвета меда. Эти глаза стали для него якорем, они поддерживали его в океане боли. Он продолжал глядеть на нее, но, в конце концов, потерпел поражение в борьбе с болью и закрыл глаза.

— Как вы себя чувствуете сегодня? — спросило создание над ним.

Всего лишь несколько слов, а какой покой они ему принесли. Нет, не слова, а голос, похожий на колокольчик, который волшебно успокаивал. Всего в одно мгновение все его существо стало испытывать потребность в этом голосе — голосе, который прогонял страдание из тела. Его обладательница снова одарила этой музыкой.

— Вы меня опять не вспомнили? Я так и думала. Но все же, кажется, Вам лучше, как и должно быть после шестидневного отдыха. На сей раз Вы сможете назвать мне свое имя?

Его глаза снова открылись. Его имя. Преодолевая тошноту, он стал искать какие-то воспоминания, но не нашел ничего. Матерь божья, он не помнил своего имени! Он снова поискал и обнаружил пустоту, как девственно чистый лист бумаги. Он облизал губы и попытался приподнять голову. Резкая боль охватила его. Руки уложили его глубже на подушки. Мокрая тряпица была положена на лоб.

— Я опасалась, что так и будет, милорд.

Поморщившись, он уловил только эти слова.

— Милорд?

— Ну, мы думаем, что Вы — лорд. Дибблер считает так из-за вашей одежды, и я с ним согласна. Даже Сниггс думает, что это правда, а он никогда не соглашается с Дибблером. А есть еще и Твисл, [18] которая тоже так считает, и Эрбут, и Видл.

Голова у него стала болеть сильнее из-за странных имен, заполнивших его мозг.

— Пожалуйста.

Боль вновь отступила, и он рискнул еще раз взглянуть на свою визитершу. На этот раз он увидел ту же хрупкость лица и тела, те же золотистые волосы, и глаза, и рот, одаренный полной нижней губой. Она сидела на краешке табурета возле его кровати, ее поза была такой беспокойной, как будто она собиралась ускользнуть, стоит ему пошевелиться. Ее тело напомнило ему маленькую водяную птичку. Хрупкая стройность сочеталась с неожиданными округлостями, которые привлекли его внимание даже в таком болезненном состоянии.

Созерцая молодую женщину, которая сидела так близко и все же казалась такой недосягаемой, он почти забыл, что он не знал, кто он такой. Почти. Ужас пустоты на мгновение чуть не поглотил его.

И снова ангелоподобный голос помог ему преодолеть смятение:

— Не терзайте себя, милорд, Твисл говорит, что со временем Вы все вспомните. И раз Твисл так говорит, значит, так оно и будет. И у нас все равно есть для Вас имя — Тристан. [19]

Вероятно, он посмотрел на нее в недоумении, потому что она поторопилась продолжить:

— В конце концов, мы же должны были как-то Вас называть, а я читала и…

— Я должен быть благодарен, что Вы сдержались и не выбрали Ланселота.

Она не улыбнулась и не ответила. Пока они смотрели друг на друга, он заметил неловкость, которая появилась на ее лице и пропала. Ее пристальный взгляд оторвался от него.

— Вы случайно не знаете, англичанин ли Вы?

Он попытался задуматься об этом, но потом поморщился.

— Я этим интересуюсь потому, что когда я пыталась поговорить с Вами по-французски, Вы мне отвечали по-французски. Если я говорила с Вами по-итальянски, Вы отвечали на том же языке.

— Но думаю я по-английски.

— Bien, — заговорила она. — Parlez français. [20]

— Pour quoi? [21] — он запнулся и посмотрел на нее, в то время, как французские мысли затопили его сознание. Он прижал ладонь ко лбу. — Кровь Господня, больше так не делайте!

— Вот видите, — заявила его посетительница, едва сдерживая волнение. — То же самое и с итальянским. Вот почему мы считаем, что Вы дворянин или священник. Но, — она взглянула на него и покраснела, — Вы не похожи на священника. — Затем она снова сменила тему, вызвав у него еще большее замешательство. — Но если Вам не нравится имя Тристан, мы можем выбрать другое.

Он начал узнавать ее, эту молодую женщину, которая являлась его единственной связью с внешним миром, но чем больше он узнавал, тем, казалось, меньше понимал, так как темперамент его хозяйки был изменчивей, чем у монарха. Она чего-то боялась, но старалась скрыть свой страх. Но, даже не совсем здоровый, он все равно чувствовал, что она находила его таким же неотразимым, как он ее. Сложный случай.

Она резко прервала его размышления, поднявшись со стула, как будто больше не в силах находиться рядом с ним.

— Как насчет английского имени? — спросила она, теребя руками юбку из простой шерсти.

— Простите?

— Есть Генри, Томас, Джон, Ричард, Эдвард, Кристофер. А может Вы предпочтете итальянские — Николо, Андреа, Леонардо, Клаудио, Франческо?.

— Пожалуйста… — он тонул в именах.

— И потом, есть еще французские. Вам какое больше по вкусу, Франсуа или Альфонс? Жорж, Мишель, Анри, Жак, Луи, Гийом?