Мое непреклонное сердце

Мерседес судорожно втянула в себя воздух, когда их тела соединились и согласно задвигались, подчиняясь волшебному ритму. Голова ее откинулась, открыв длинную шею для его поцелуев. Руки неустанно скользили по его плечам, и мускулы его твердели и бугрились под ее пальцами. При каждом его толчке в ней подымалась уже знакомая ей горячая волна. Иногда ей казалось, что при его касании по ее коже пробегают искры. Такие ощущения возникали неожиданно и так же неожиданно уходили, становясь с каждым разом все сильнее, но оставаясь неуловимыми.

И только в самом конце наслаждение заполнило всю ее плоть и кровь. Мерседес ощутила неимоверное напряжение во всем теле и вытянулась в струнку под непрестанными толчками Колина. Пальцы ее впились ему в плечи. По животу прошла волна дрожи. И она почувствовала, как лоно ее судорожно сжалось вокруг его плоти.

Колин тоже это почувствовал. Он только и ждал этого, чтобы позволить себе освободиться от напряжения. Дрожь, потрясшая ее изнутри, передалась и ему. Он выгнулся дугой в мощном толчке, и это последнее проникновение было таким глубоким и сильным, будто он хотел всем телом войти в нее.

Несколько мгновений спустя, еще не придя в себя от пережитых ощущений, Колин вышел из нее и повернулся на бок. Подняв простыню, он укрыл и себя, и Мерседес, и на этот раз, уже без всяких указаний и принуждений, она уютно свернулась, послушно повторив изгибы его тела.

— Я разбужу тебя перед рассветом, — сказал он. И заснул, положив ей руку на бедро.

В следующий раз он говорил с ней, когда Мерседес уже сидела за завтраком. Она была не одна. Тут были Бриттон с Бренданом и Сильвия. Только Хлоя вышла к столу позже него. Прежде чем сесть на свое место, он, подойдя к буфету, положил себе на тарелку яйцо всмятку, свежий хлеб и несколько ломтиков помидора.

— Доброе утро, — сказал он.

Приветствие относилось ко всем, но его глаза задержались дольше всего на Мерседес.

Но ответил ему Бриттон, а не Мерседес.

— Добрутро, капитан, — скороговоркой сказал он счастливым голосом, обмакнув кусок хлеба в жидкий желток и запихнув его в рот. И, не успев проглотить, он снова заговорил:

— Вы чуть было не опоздали.

В лучшем случае это заявление было большим преувеличением. Под суровым взглядом Мерседес он торопливо проглотил кусок.

Брендан не стал ждать, пока его брат прочистит горло.

— Он хочет сказать, — степенно объяснил он, — что если бы вы пришли чуть позже, то мы бы все уже уехали.

— О-о?!

Колин стукнул ложечкой по яйцу. Треск скорлупы поставил внушительную точку под знаком вопроса. Он увидел, как Мерседес вздрогнула при этом звуке, но промолчала и с преувеличенным вниманием продолжала изучать то, что было на ее тарелке.

Сильвия с лукавой улыбкой обратилась к Колину:

— Мерседес говорит, что мы все сейчас поедем с Хлоей в Глен-Иден. Помните? Хлоя собирается погостить пару недель у тети мистера Фредрика. — И поскольку ей не удалось добиться от Колина никакого ответа, она напомнила ему:

— Помните? Хлоя собирается замуж за викария!

— Да-да, — медленно произнес он наконец. — Помню. Я просто забыл, что это назначено на сегодня.

Это по крайней мере объясняло отсутствие Хлои за столом. Она сейчас наверняка в своей комнате — отбирает платья для поездки и следит, чтобы все было правильно упаковано. Значит, он сегодня действительно встал последним.

— Я не знал, что вы поедете все вместе.

На этот раз он так настойчиво посмотрел в сторону Мерседес, что никто другой не посмел за нее ответить.

Наступило довольно продолжительное молчание, заставившее ее поднять взгляд. Она прямо посмотрела в его неумолимые черные глаза и ответила без всякого намека на оправдание или смущение:

— Я подумала, что близнецы будут рады прогуляться верхом, а Сильвия хотела посмотреть, как там устроится ее сестра. Бен уже подготовил экипаж, а Генри будет править. Мы выезжаем сразу после завтрака. Как Бриттон уже пытался сказать вам, вы чуть было не опоздали.

— Значит, я тоже приглашен на прогулку? — спросил он.

— Конечно, — вместе пропели Бриттон и Брендан.

— О-о да, — сказала Сильвия.

— Как пожелаете, — спокойно ответила Мерседес. Она наклонила голову и продолжила свой завтрак. Холодная любезность в течение всего дня отличала манеру Мерседес. Во всех других отношениях она, на взгляд Колина, осталась прежней. Время от времени он мельком видел ее профиль, когда скакал верхом рядом с экипажем. Она показалась ему необычайно привлекательной, несмотря на глубокую задумчивость, но, когда кто-нибудь смешил ее, она охотно смеялась.

Жених Хлои встречал их в доме своей тети в деревне Глен-Иден. Они позавтракали в саду и потратили остаток дня, добираясь пешком по мощенной булыжником деревенской улице до отдаленного имения. Мерседес и Сильвия держались вместе с миссис Фредрик, а Колин быстро присоединился к близнецам. Хлоя и симпатичный священник следовали за всей группой на некотором отдалении, и их руки то и дело ненароком соприкасались на ходу.

Домой они вернулись уже затемно. Сильвия, заскучавшая по сестре, тут же отправилась к себе. Близнецы зевали во весь рот и не выказали ни малейшего протеста, когда Мерседес молча показала им на лестницу. Она смотрела, как они медленно преодолели ее и исчезли за углом лестничной площадки. Когда они с Колином остались одни у лестницы, она повернулась к нему:

— Я нужна вам сегодня вечером?

Он ответил не сразу. При всех модуляциях голоса и при всей заинтересованности в ее тоне она могла с таким же успехом спросить его, хочет ли он положить сахару в чай. Колин потянулся к ней рукой, чтобы отбросить прядь волос, упавшую на щеку. Она уклонилась.

— Не здесь, — сказала она. — Здесь — никогда!

Его рука медленно опустилась.

— О чем ты думаешь, Мерседес?

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

«Вполне возможно, что и не понимает», — подумал он.

— Да, — сказал он в конце концов. — Ты нужна мне сегодня вечером.

Мерседес уже ждала его, когда он поднялся к себе из библиотеки. Ночь была прохладная, и она разожгла в камине небольшой огонь. Она сидела, свернувшись, в большом кресле лицом к огню, наслаждаясь теплом. Ее волосы были сегодня свободно подвязаны черной лентой, лиф ее белого батистового платья был отделан кружевом.

Когда он вошел в комату, она хотела подняться, но он рукой показал, чтобы она сидела. Пальцы босых ног выглядывали из-под подола ее платья. Он посмотрел, как она прикрыла их, расстегнул пиджак и, сбросив его движением плеч, перекинул через руку. Его белая рубашка ярко выделялась на фоне темно-серого жилета.

— Ты давно ждешь меня? — спросил он.

— Нет, думаю, что недолго.

Несколько минут или часов — все равно, для нее это целая вечность! Она следила за ним, как он прошел по ковру неслышным шагом и положил пиджак на кресло напротив нее.

Колин вынул из манжет золотые запонки и положил их в стоявшую на столе коробочку синего веджвудского фарфора. Закатав рукава, он взял кочергу из чугунной под-ставки у камина. И вдруг заметил, что Мерседес вздрогнула. Он посмотрел на кочергу, потом снова на девушку.

И тут его осенило.

— Бог мой! — тихо, как бы про себя произнес он. — Он бил тебя кочергой?!

Стыдясь, Мерседес опустила голову и молча уставилась на руки, сложенные на коленях.

Колин не стал бередить ее рану. Он набросился на поленья в камине, так что угли с треском разлетались в стороны, а искры взметнулись до самого дымохода. Несколько утолив свой гнев, он поставил кочергу на место и встал, опершись рукой о каминную плиту.

— Посмотри на меня, Мерседес.

Она медленно подняла на него глаза.

— Можешь ты представить себе, что я буду тебя бить?

Она отрицательно покачала головой.

— Или стегать тебя хлыстом?

Она непроизвольно вскинула руку и потрогала шрам на шее.

— Нет, — тихо проговорила она. — Я не думаю, что вы будете так делать.

Колин засомневался, можно ли верить ее словам: она буквально вдавилась в кресло в тот момент, как он поднял кочергу.