Дыхание земли

– Вы неправы, – резко сказал он. – Кроме того, я ваш муж.

– Муж! – вскричала я, задыхаясь. – Не смейте напоминать, что я вышла замуж за жулика! Вы мошенник! Самый гнусный тип из всех, кого я встречала. Ни один якобинец не сравнится с вами в подлости!

У меня туманился разум при одной мысли о том, что я потеряла. Я навеки утратила чудесного мужчину – графа д'Артуа, лишилась Эдинбурга, виллы на берегу залива и террасы с розами! Лишилась счастья, великолепных ночей, графского остроумия, обаяния, лишилась любви…

У меня не хватало сил полностью поверить, в какую дикую, невероятную ловушку я попала. Я даже засмеялась безумным смехом и тут же умолкла. Потом подняла голову и взглянула на Александра с такими ненавистью и презрением, что мой взгляд был способен испепелить кого угодно.

– Вы жулик, – прошептала я с отвращением. – Вы не только солгали. Вы еще и украли чужие деньги – вы совершили поступок, достойный лакея! И после этого вы посмели прийти ко мне и сказать, что я жена герцога, который стал лакеем?!

– Вы несете вздор. Видите пакет? – Он указал на бумажный сверток, лежавший на дамском столике. – Вот они, ваши деньги. Пятьдесят тысяч от графа д'Артуа. Будьте уверены, я к ним не прикасался.

Вся дрожа от бешенства, я вскочила с постели, запахнула на груди пеньюар.

– Не понимаю, почему я должна быть в этом уверена. Мне неизвестно, сколько должен был мне передать граф д'Артуа; и у меня есть сомнения, что вы передали все в точности.

Он сжал челюсти, у его губ появились две белые черточки – он был в гневе.

– Как видно, мадам, вы чрезвычайно обеспокоены этим. Вам не мешало бы вспомнить, что, став моей женой, вы получили гораздо больше, чем мог вам дать ваш любовник.

– Ничего я не получила! – воскликнула я в ярости. – Я бы послала вас к черту со всем вашим богатством, оно было мне не нужно! Я нуждалась лишь в тех небольших деньгах, которые вы утаили, а все ваши земли и особняки – мне на это наплевать!

Потом я возмутилась. Что это, собственно, я делаю? Стою и объясняю ему мотивы своих поступков – ему, подлецу и мошеннику!

– Я никогда не прощу вам этого, – прошептала я прерывисто. – Я вас ненавижу. Вы слышите? И если вы попытаетесь хоть пальцем прикоснуться ко мне, я закричу.

Он холодно молчал, лицо его было каменным. Мне на миг показалось, что он решил не обращать внимания на мои слова, и новая волна гнева нахлынула на меня.

– Сударь, я не знаю, о чем вы думали, когда шли сюда. Никаких супружеских радостей вам эта ночь не сулит. Я не делю постель с мошенниками, даже если этот мошенник – мой муж!

– Ну что ж, – сказал герцог спокойно, – не буду вас разубеждать. По правде говоря, я и не рассчитывал на иную реакцию. Я бы и вовсе не пришел сюда, если бы не опасался оскорбить вас этим.

Он был так спокоен, словно мой отказ его ни капли не огорчил. Я позеленела от злости.

– И напрасно вы так думали, сударь! Вы оскорбили меня гораздо раньше. Вы подло обманули меня, навсегда разлучили с мужчиной, который нравился мне больше всех, гнусно использовали то доверие, которое он вам оказал…

– Не забывайте, – прервал он меня, – я дал свое имя вашим дочерям. Вряд ли ваш любовник снизошел бы до этого.

Меня поразило само слово «снизошел». Да как он смеет? Мои дочери вовсе и не нуждаются в его имени – имени жулика! Я открыла рот, чтобы высказать все это вслух, но его холодный взгляд пригвоздил меня к месту.

– Спокойной ночи, сударыня.

Сказав это, он вышел, спокойно прикрыв за собой дверь.

11

Я молниеносно повернула ключ в замке и обернулась, диким взглядом обводя комнату.

Ну что, черт побери, это такое?!

В первые мгновения я ничего не испытывала, кроме ярости и животного отвращения, захлестнувшего меня. Эта спальня… этот проклятый дом! Как это все было мне ненавистно! В приступе бешенства я подскочила к камину, схватила одну из ваз и с силой грохнула ее об пол. Надо же было хоть на чем-то сорвать злость!

Она не разбилась, эта проклятая ваза, а лишь, может быть, помялась, ибо была серебряная, и новое жестокое разочарование охватило меня. Все поплыло перед глазами. На меня словно остервенение накатило. Я подошла к столику, взяла пакет, о котором говорил герцог, и швырнула на пол. Потом пнула ногой. Бумага порвалась, бумажные ассигнации рассыпались. На миг я задумалась: а не спалить ли этот дом? Вот так просто – взять и сжечь! Достаточно лишь поднести свечу к портьере, и этому мерзавцу, который стал моим мужем, я причиню такую же боль, как и он мне!

Пошатываясь, я сжала виски руками, сознавая, что начинаю помышлять о безумных вещах. Мне надо сохранять спокойствие. К счастью, сумасшедшая злость немного утихла, уступив место безграничной, страшной усталости. Тяжело вздыхая, я добрела до постели и упала лицом в подушки. И громко, отчаянно зарыдала, стуча ногами по одеялу.

Слезы совсем обессилили меня. Рыдания сменились сном, прихода которого я и не заметила. Я словно забылась. Иного выхода у меня не было.

Во сне мне снова явилась Эстелла де ла Тремуйль, о появлениях которой я уже позабыла. «Дитя мое! – сказала она. – Бог привел тебя туда, куда следует! Не плачь! Твой гнев не будет долговечен. Ты еще изменишь свое мнение!»

«Вы глупы! – ответила я ей без всякого почтения. – Вы не знаете меня! Убирайтесь отсюда подальше, я не нуждаюсь в советах замшелых прабабок!»

Я проснулась внезапно и сразу все вспомнила. Чьи-то шаги слышались в туалетной комнате. Я повернула голову – оттуда вышла женщина в накрахмаленном переднике, поставила на умывальный столик таз и серебряный кувшин с теплой водой. Потом осторожно раздвинула зеркальные ставни на окнах и поправила голубые занавески. Утренний свет полился в комнату. Я взглянула на часы – было уже десять утра. Просто странно, как я могла столько проспать в этом ужасном месте!

– Доброе утро, мадам!

Она заметила, что я смотрю на нее, и присела в реверансе. Ей было лет пятьдесят, и она не выглядела глупой неграмотной крестьянкой, как прочие бретонки в этих краях.

– Мадам, я – Элизабет, экономка. Пока ваша горничная не приедет, я готова прислуживать вам. Я все умею.

Я представила, каково сейчас выгляжу: со спутанными волосами, с лицом, опухшим от слез, и внезапная злость охватила меня.

– Мадам, пожалуй, вам пора подняться. Я сейчас сменю простыни на постели.

Она выражалась деликатно, но я поняла, что она имеет в виду. Полагает, здесь была брачная ночь! С этим-то герцогом, мерзавцем, ее хозяином! Кровь бросилась мне в лицо.

– Мне ничего не нужно, – процедила я сквозь зубы.

Элизабет недоуменно смотрела на меня, потом наклонилась, чтобы поставить на место сброшенную мною вазу. Я вскочила с постели.

– Оставьте это! – вскричала я так пронзительно, что экономка застыла на месте. – Ничего не трогайте, мне не нужны ваши услуги! Никаких простыней! Я сама о себе позабочусь. Уходите! Я вас не звала!

Глаза у нее были круглые, как экю. Она вышла. Я снова пнула вазу ногой, испытывая дикое желание метаться по комнате от злости.

Нет, ну надо же! Ну почему это приключилось именно со мной?! Я представила себе, что сейчас думает обо мне граф д'Артуа. Полагает, что я сбежала с его деньгами и вышла замуж за герцога. Нас обоих ввел в заблуждение этот подлец! Будь он проклят! Он и вся его семейка!

Я заперла дверь на ключ, загородила ее стулом. Конечно, у моего так называемого мужа есть свой ключ, но, по крайней мере, если ко мне войдут, это не будет для меня неожиданностью. Мне не хотелось, чтобы меня видели все эти горничные и лакеи. Пусть меня оставят в покое до тех пор, пока я не успокоюсь хоть чуть-чуть!

Впрочем, можно ли успокоиться, узнав такое? Я подошла к окну. А не убежать ли мне отсюда? Через окно не удастся – оно было на третьем этаже. К тому же, я помнила о том, что случилось с Брике. Он говорил, что тут все кишит людьми герцога, такими же мерзавцами, как он. Так что если я надумаю уйти, это придется сделать открыто. Хотя я очень подозревала, что негодяй меня не отпустит. Если убегать, нужно хорошо изучить это проклятое поместье… Убежать, вероятно, придется. Я не представляла себе, что буду жить здесь всю жизнь.