Легенда о седьмой деве

Я была сильно удивлена тем, что она позволила мне стать своей наперсницей. Не могу себе представить, почему она выбрала именно меня. Но, может быть, она чувствовала, что я понимаю ее больше, чем кто-нибудь другой в этом доме.

Иногда я, бывало, приходила в ее комнату и подолгу сидела с ней. Я умела заставить Джудит говорить — меня это волновало, а ее, наоборот, успокаивало. Я всегда помнила бабушкины слова о том, насколько полезно знать о человеке даже мелкие подробности, ибо незначительная деталь может пригодиться в самый неожиданный момент.

Я притворялась, что сочувствую Джудит, и хитростью узнавала все ее тайны. Когда же ее разум был одурманен виски, она сама охотно рассказывала мне обо всем. Каждый день она отправлялась на прогулку верхом. Ее целью, как я знала, была покупка виски в разных постоялых дворах по всей округе. Она, очевидно, осознавала, что опасно пользоваться домашними запасами.

Когда Джастин нашел пустые бутылки в шкафу, он пришел в ужас, узнав, что его жена тайно пьянствует. Сначала Джудит приободрилась.

— Он так рассердился! Я редко видела его таким разгневанным. Значит, он беспокоится обо мне, Керенза, не так ли? Он сказал, что я подтачиваю свое здоровье. И знаешь, что он сделал? Он забрал все бутылки, чтобы я не вредила здоровью.

Но радовалась Джудит недолго. Именно тогда я поняла, насколько серьезна ее зависимость от виски. Однажды я пришла к ней в комнату и увидела, что она сидит за столом и плачет над каким-то письмом.

— Я пишу Джастину, — сказала Джудит.

Я заглянула через ее плечо и прочитала: «Дорогой, в чем я провинилась, почему ты так ко мне относишься? Иногда мне кажется, что ты ненавидишь меня. Почему ты предпочел мне эту девушку с ее глупым, кротким лицом и голубыми, как у младенца, глазами? Что такого она может дать тебе, чего нет у меня?»

— Ты ведь не отошлешь его Джастину? — спросила я.

— Почему? Почему бы и нет?

— Но ты же видишь его каждый день. Зачем тебе писать ему?

— Он избегает меня. Мы теперь спим в разных комнатах. Ты знала? Я для него — досадная помеха. Он предпочитает не вспоминать обо мне. Многое изменилось с тех пор, как ты была моей камеристкой, Керенза. Умница Керенза! Хотела бы я так распорядиться своей жизнью, как ты своей! Ты ведь не питаешь сильной страсти к Джонни, правда? Но он тебя обожает. Странно! У нас все наоборот. Два брата и их жены…

Она захохотала, как безумная.

— Тише, слуги услышат, — предупредила я ее.

— Они далеко, в кухне.

— Они повсюду, — ответила я.

— Ну и что нового они узнают? Что он не обращает на меня внимания? Что хочет дочку священника? Они давно об этом знают.

— Тихо!

— Почему?

— Джудит, ты сама не своя!

— Я безумно хочу выпить. Он забрал мое единственное утешение, Керенза. Почему у меня не может быть хоть такого утешения? Он утешается по-своему. Керенза, как ты думаешь, куда он поехал с этой девушкой?

— Ты говоришь глупости. Ты все выдумываешь. Они оба слишком… — Я помолчала и, выдержав небольшую паузу, закончила: — Они строго придерживаются приличий, поэтому у них дружеские отношения, не более того.

— Дружеские отношения! — язвительно повторила она. — Да они только и ждут момента, когда смогут стать любовниками. О чем они говорят, Керенза? О том времени, когда меня уже не будет здесь?

— Ты слишком возбуждена, Джудит.

— Если бы я смогла достать выпивку, мне стало бы лучше. Керенза, помоги мне! Купи мне виски… принеси мне. Пожалуйста, Керенза! Ты не представляешь, как мне нужно выпить!

— Я не могу этого сделать Джудит.

— Значит, ты мне не поможешь. Никто не хочет мне помочь… Нет… — Она умолкла и как-то странно улыбнулась. Очевидно, ей в голову пришла неожиданная мысль. Но я поняла это только спустя несколько дней.

Джудит съездила к родителям и привезла с собой Фанни Понтон. Фанни была няней в семействе Деррайз, а потом, когда детская опустела, ей поручили другую работу. Теперь Фанни должна была стать камеристкой Джудит.

Вскоре меня перестали заботить отношения Джудит и Джастина. Мой сын заболел. Однажды утром я склонилась над кроваткой и увидела, что у него жар. Я перепугалась и тотчас послала за доктором Хиллиардом. Карлион заболел корью, как объяснил мне врач, и причин для паники нет. Это, дескать, распространенное детское заболевание.

Нет причин для беспокойства! Я места себе не находила от охватившей меня тревоги. Я сидела у кроватки сына день и ночь, никому не позволяя приближаться к нему. Джонни пытался объяснить мне, что дети достаточно часто болеют этой болезнью, но я с упреком смотрела на него. Это мой сын, и он отличается от всех других детей. Я не перенесу, если его жизнь подвергнется хотя бы малейшей опасности. Свекровь была со мной необычайно нежна.

— Ты сама захвораешь, дорогая. Доктор Хиллиард уверяет, что это обыкновенная детская болезнь и наш милый Карлион переносит ее в очень легкой форме. Отдохни немного. Обещаю тебе, я сама за ним присмотрю, пока ты поспишь.

Но я не отходила от сына ни на секунду. Я боялась, что другие не смогут так позаботиться о нем, как я. Я сидела у изголовья кроватки и представляла, что он умрет, а затем маленький гробик понесут в склеп Сент-Ларнстонов.

Однажды Джонни, присев рядом со мной, завел разговор.

— Знаешь, в чем твоя беда? — спросил он. — Тебе нужно родить больше детей. Тогда у тебя не будет этих страхов за единственного ребенка. Что ты думаешь по поводу полдюжины маленьких сыновей и дочек? Ты создана для материнства! Это как раз по тебе, Керенза!

— Не говори ерунды, — огрызнулась я.

Но когда Карлиону стало лучше и я могла рассуждать здраво, мне в голову пришла мысль о большой семье и о долгих годах впереди. Я буду старой знатной дамой, живущей в Эббасе в окружении не только семьи сэра Карлиона и его детей, но и других моих детей и внуков. Я буду для них тем же, кем для меня была бабушка Би. Это станет продолжением моей мечты. Джонни позволил мне заглянуть в будущее — и эта картина мне понравилась.

У Карлиона не было никаких осложнений после болезни, и вскоре он стал таким, как прежде. Теперь малыш уже ходил и разговаривал. Мне было необыкновенно интересно наблюдать за ним.

Мы с Джонни незаметно перешли на новые отношения. Мы вели себя так же, как в самом начале нашего брака. Между нами вновь вспыхнула страсть — пылкая и ненасытная. С моей стороны это объяснялось желанием реализовать мечту, ну а что до моего мужа, то он по-прежнему был убежден, что женился на ведьме.

Когда я вышла в сад, Карлион катал деревянный обруч вокруг розария, толкая его деревянным крюком. Меллиора сидела на скамейке у стены, где была найдена седьмая дева, и что-то шила.

Карлиону исполнилось уже два года. Довольно крупный для своего возраста, он почти всегда был в хорошем настроении, охотно играл сам с собой, но и с удовольствием встречал любого, кто хотел разделить с ним развлечения. Я часто с удивлением думала, каким образом такой мужчина, как Джонни, и такая женщина, как я, могли произвести на свет столь чудного ребенка?

К этому времени мне исполнился двадцать один год. Проходя по Эббасу, я часто ловила себя на мысли, что этот дом кажется мне родным, как будто я прожила здесь всю свою жизнь.

Леди Сент-Ларнстон заметно постарела. Она страдала ревматизмом и большую часть времени проводила в своей комнате. Она так и не наняла новой компаньонки на место Меллиоры, потому что теперь у нее уже не было такой обширной корреспонденции и не было желания, чтобы ей читали вслух, как раньше. Пожилая леди теперь больше отдыхала, и время от времени Меллиора или я сидели с ней. Иногда Меллиора читала ей вслух. Когда это делала я, свекровь часто прерывала меня и мы начинали говорить о Карлионе.

Я чувствовала, что постепенно становлюсь хозяйкой дома. Слуги тоже осознавали это, хотя иногда я замечала на их лицах выражение, которое свидетельствовало о том, что они все еще помнят времена, когда я была одной из них.