Нефертити

Вот теперь в Зале приемов воцарился хаос. Все были потрясены и тем, что Аменхотеп меняет имя, и тем, что будет строиться новая столица, дабы занять место величайшего из городов Востока. Эхнатон посмотрел на Панахеси. Тот потребовал тишины. Но толпа неистовствовала. Жрецы кричали, визири пытались успокоить жрецов, а торговцы, снабжавшие храмы Амона дорогими травами и золотом, заключали сделки с новыми жрецами Атона. Я посмотрела на мать — она была бела как мел.

— Стража! — крикнул новопоименованный Эхнатон. — Стража!

В толпу вломились две дюжины вооруженных нубийцев. Эхнатон встал и взял Нефертити за руку. Он повернулся к военачальникам и крикнул, перекрывая шум:

— Вы очистите все храмы и переплавите статуи Амона, Исиды и Хатор в золото! Вы дадите жрецам и жрицам единственную возможность склониться перед Атоном!

Эхнатон посмотрел на Нефертити. Та кивнула.

— Если они откажутся, закуйте их в цепи и отправьте в Хаммамат!

При слове «цепи» в зале воцарилась тишина. Люди лишь сейчас осознали, что у всех окон и выходов стоят стражники — на случай возникновения беспорядков. Эхнатон не просто желал возвысить Атона над Амоном: он желал снести статуи всех богов и богинь, оберегавших Египет на протяжении двух тысячелетий.

Какой-то визирь поднялся со своего кресла у подножия трона Гора.

— Но жрецы Амона — это знать страны! Они — основание, на котором покоится Египет! — воскликнул он.

По залу прокатился согласный гомон.

— Жрецам Амона, — медленно произнес Эхнатон, — будет предоставлен шанс — но лишь один. Они могут сделаться жрецами Атона либо отдать жизнь за бога, который больше не правит Египтом. Разве фараон — не уста богов?

Старик-визирь уставился на него, утратив дар речи.

— Разве фараон — не уста богов?! — повторил Эхнатон, сорвавшись на крик.

Старик опустился на колено.

— Конечно, ваше величество.

— Тогда кому лучше ведома воля богов, мне или жрецам? Мы построим во славу Атона город, равного которому не бывало!

Царица Тийя прикрыла глаза. Военачальник Хоремхеб выступил вперед:

— Хетты завладели Катной, а правитель Кадеша уже трижды просил нас о помощи. На его письма не ответил никто, кроме визиря Эйе, а тот ничего не может сделать без разрешения фараона! — Военачальник гневно взглянул на Эхнатона. — Если мы и на этот раз не пошлем туда людей, ваше величество, мы потеряем земли, за которые Старший заплатил жизнями трех тысяч египетских солдат!

Аменхотеп побагровел. Он оглядел зал, выискивая, кто согласен с Хоремхебом.

— Так ты говоришь, что хочешь сражаться с хеттами? — спросил фараон.

Военачальник расслышал угрозу в голосе царя.

— Я хочу защитить Египет от вторжения и сберечь земли, за приобретение которых сражался мой отец и я сам.

— Кто согласен с военачальником Хоремхебом? — выкрикнул Эхнатон.

Ни один человек в зале не шелохнулся.

— Кто? — вскричал фараон.

Пятеро колесничих выступили из рядов и огляделись. Эхнатон широко улыбнулся.

— Отлично! Вот твоя армия, военачальник!

Все в зале застыли, не понимая, что за игру затеял Эхнатон. Фараон повернулся к моему отцу.

— Отправь их в Кадеш, ибо это и есть войско, которое спасет Египет от хеттов! Кто еще желает поучаствовать в этой войне? — зловещим тоном поинтересовался фараон.

Я затаила дыхание, ожидая, вызовется ли участвовать Нахтмин.

Эхнатон ухмыльнулся:

— Значит, пять воинов. Восхвалим же героев, которые защитят Кадеш от набега хеттов!

Он издевательски захлопал в ладоши, а когда никто его не поддержал, стал хлопать громче, и в зале послышались робкие хлопки.

— Вы — герои! — Эхнатон повернулся к стражникам-нубийцам. — Уведите их — и отправьте в Кадеш!

Придворные в ошеломленном молчании смотрели, как уводили военачальника Хоремхеба и его пятерых воинов. Никто не сдвинулся с места. Кажется, никто и вздохнуть не смел.

Панахеси расправил плащ.

— А теперь фараон будет принимать прошения.

Панахеси отправился к величайшим святыням с войском нубийцев, и величайшие храмы Фив лишились своих статуй. Изваяния Исиды разбили или сожгли. Хатор сбросили с ее постамента над рекой, а Амона изуродовали. Люди в страхе попрятались по домам, а жрицы Исиды рыдали на улицах. Новое войско Эхнатона, состоявшее из наемников-нубийцев, посрывало одеяния с жрецов Амона и вручило им новые одежды, украшенные изображением солнца. Тех, кто отказался их принять, отправили на верную смерть.

И прежде чем Старший успел закоченеть в своей гробнице, Эхнатон с Нефертити преклонили колени перед алтарем, что некогда принадлежал Амону, и Панахеси провозгласил их фараоном и царицей всего Египта. Во время церемонии я сидела в первом ряду, вся увешанная золотом и лазуритом, а когда хор мальчиков сладкоголосо запел хвалу Атону, по всем Фивам войско фараона уродовало изваяния наших величайших богов.

Той ночью Нефертити созвала нас на встречу. Мы сидели кружком вокруг моей кровати и тихо переговаривались. В Фивах мне дали новую комнату, а прежнюю, рядом с покоями фараона, заняла царевна Меритатон. Когда я впустила в комнату отца, то думала, что он будет вне себя от гнева, но им владело убийственное спокойствие.

— Скажи что-нибудь, — приказала Нефертити.

— Что ты хочешь от меня услышать? — негромко произнес отец. — Это ты созвала нас.

— Да, потому что мне нужен твой совет.

— Зачем? Ты все равно им не воспользуешься.

— А что, по-твоему, я должна была сделать? — возмутилась Нефертити.

— Спасти Амона! — отрезал отец. — Спасти хоть что-нибудь! Что, по-твоему, останется от Египта после его затей?

— Ты думаешь, я этого не понимаю? — Голос Нефертити дрогнул. — Он намерен строить город — и хочет строить его в пустыне.

— В пустыне?

— Да, между Мемфисом и Фивами.

— Но там нельзя строить. Это бесплодные…

— Именно это я ему и сказала! Но Панахеси убедил его, будто такова воля Атона! — Нефертити истерически повысила голос. — Ты сделал его верховным жрецом Атона, и теперь Эхнатон считает Панахеси устами этого бога!

— Лучше пусть будет устами бога, чем казначеем. В конечном итоге, не Эхнатону решать, кто будет следующим фараоном Египта. Если твоего мужа заберет смерть, решать будут люди и их советники. Возможно, Панахеси контролирует храмы — но я контролирую золото, а золото завоюет больше сердец, чем бог, которого никто не видел.

— Но Эхнатон хочет выбрать место к концу атира. И хочет взять с собой Кийю!

Отец посмотрел на Нефертити. Так вот в чем была проблема. Не в том, что город может оказаться посреди пустыни, а в том, что Эхнатон берет с собой Кийю, чтобы та помогла выбрать место для строительства.

Паника, охватившая Нефертити, усилилась.

— Что мне делать?

— Пускай едет.

— Пускай едет выбирать место для нашего города вместе с Кийей?!

— Ты все равно ничего не можешь с этим сделать.

— Я — царица Египта! — напомнила Нефертити.

— Да, и одна из двух сотен женщин, которые достались Эхнатону по наследству из отцовского гарема.

— Эхнатон не станет иметь с ними никакого дела. Это — женщины его отца.

— Неужели все, к чему прикоснулся его отец, теперь запятнано? Включая этот город?

Нефертити ничего на это не ответила.

— Где он собирается взять рабочих для строительства Амарны? — спросил ее отец.

— Использует войско.

— А как мы будем защищать наши владения, когда туда вторгнутся хетты?

— Хетты! Хетты! Да кого волнуют эти ваши хетты? Пускай забирают Родос, Лакису или Вавилон. Что нам от них нужно?

— Товары, — перебила я, и все посмотрели на меня. — Мы получаем с Родоса керамику, из Нубии — караваны с золотом, и каждый год на вавилонских кораблях нам доставляют тысячу корзин со стеклянными изделиями.

Нефертити прищурилась.

— Откуда ты это знаешь?

— Слушаю, что говорят.

Нефертити встала и обратилась к отцу:

— Отправь послания от имени Эхнатона и пригрози хеттам войной.