Нефертити

Мать посмотрела на меня так, словно мне полагалось об этом знать.

— Принеси мне сока, — простонала Нефертити. — Быстро!

Я кинулась к ближайшей служанке и объяснила ей, где найти сок. Потом я снова повернулась к сестре:

— А где повитухи?

Нефертити скрипнула зубами.

— Готовят родильное кресло.

Тут появились две повитухи.

— Готово, ваше величество.

На кресле были нарисованы три богини — покровительницы родов: Хатор, Некбет и Таварет обнимали эбеновый трон. Тело Нефертити стремилось выпустить тяжелую ношу из чрева. Она тяжело дышала.

Повитухи помогли сестре удобно устроиться на мягком сиденье с отверстием посередине; через это отверстие ребенок являлся в мир. Мать подложила подушку ей под спину, а Нефертити вцепилась в мою руку и завопила так громко, что и Анубис проснулся бы. Болтовня под стенами павильона тут же стихла, и теперь слышны были лишь крики Нефертити. Мать обратилась вместо повитух ко мне:

— Мы можем чем-нибудь помочь ей?

— Нет, — честно ответила я, и повитухи закивали.

Та, которая была постарше, встряхнула копной седеющих кудрей:

— Мы уже дали ей кепер-вер.

Она дала сестре смесь из растения кепер-вер, меда и молока, чтобы ускорить роды. Теперь же пожилая повитуха лишь развела руками:

— Больше мы ничего не можем сделать.

Нефертити застонала. Лицо ее исказилось, а по шее стекали ручейки пота, и волосы липли к мокрому лицу. Я приказала одной из повитух убрать их с лица. Ипу и Мерит принесли блюдо с горячей водой и поставили под родильное кресло, между ног сестры, чтобы пар способствовал быстрым родам. Затем Нефертити запрокинула голову и вцепилась в кресло.

— Он движется! — воскликнула мать. — Царевич Египта!

— Тужься сильнее! — подбодрила Нефертити пожилая повитуха.

Мерит приложила к голове Нефертити прохладную ткань, а повитуха тут же встала за креслом и взялась за появившуюся головку ребенка. Сестра выгнулась с криком боли, потом ее маленькое тело содрогнулось, и ребенок вышел вместе с водами.

— Царевна! — воскликнула повитуха, оглядывая ребенка и проверяя, нет ли каких изъянов. — Здоровенькая царевна!

Нефертити оторвала голову от кресла.

— Царевна?! — взвизгнула она.

— Да!

Повитуха показала ей маленький сверток. Мы с матерью переглянулись.

— Кто-нибудь, сообщите визирю Эйе, — радостно произнесла мать. — И пошлите весть царю.

Ипу выскочила из павильона — сообщить дворцу, что царица жива. Вскоре должны были прозвонить колокола — дважды, в честь царевны Египта. Повитухи переложили Нефертити обратно на кровать и вставили в лоно свернутую ткань, чтобы остановить кровотечение.

— Царевна… — повторила Нефертити.

Она была так уверена, что родится царевич! Так уверена!

— Но она здорова, — ответила я. — И она твоя. Твое собственное маленькое связующее звено с вечностью.

— Но, Мутни… — Взгляд Нефертити сделался отчужденным. — Это девочка.

Подошедшая повитуха вручила сестре первую царевну Египта. Нефертити примостила ребенка на руках. У матери увлажнились глаза. Она стала бабушкой.

— Она похожа на тебя, — сказала мать Нефертити. — Те же губы и нос.

— И густые волосы, — добавила я.

Мать погладила мягкую пушистую головку. Малышка пронзительно завопила, и седая повитуха тут же кинулась к ребенку.

— Ее нужно покормить, — объявила она. — Где кормилица?

В родильный павильон впустили высокую полную женщину. Повитуха искоса взглянула на ее круглое лицо. Кормилица была ненамного старше Нефертити — лет семнадцать-восемнадцать, и выглядела она здоровой и сильной.

— Это тебя выбрал визирь Эйе?

— Да, — ответила девушка.

По ее разбухшим грудям ясно было, что она тоже недавно стала матерью.

— Тогда садись рядом с царицей, — велела повитуха.

Кормилице поставили кресло, и она обнажила одну грудь. Мы все принялись смотреть, как маленькая царевна жадно сосет молоко, а Нефертити изучала собственное миниатюрное подобие, устроившееся на руках у кормилицы.

Повитуха улыбнулась:

— Малышка такая же красивая, как вы, ваше величество. Фараон будет доволен.

— Но это не сын.

Нефертити посмотрела на царевну, которую произвела на свет. На царевну, которой полагалось быть царевичем.

— Как ты ее назовешь? — спросила я.

— Меритатон, — тут же отозвалась Нефертити.

Мать вздрогнула.

— Возлюбленная Атоном?

— Да. — Нефертити выпрямилась, и вид у нее сделался решительный. — Это напомнит Аменхотепу о том, что на самом деле важно.

Мать нахмурилась, а Нефертити пылко произнесла:

— О родственных чувствах.

Вдали зазвонили колокола: дважды, чтобы Мемфис узнал о рождении царевны. Нефертити схватилась за край покрывала:

— Что это?

— Колокола… — начала было мать, но Нефертити перебила ее:

— Почему они прозвонили только два раза?

— Потому что три раза звонят, когда рождается царевич, — сказала я, и Нефертити разъярилась:

— Почему? Потому что дочь менее важна, чем царевич? В честь Небнефера звонили трижды, и в честь царевны Меритатон тоже будут звонить три раза!

Мы с матерью переглянулись, а царевна Меритатон завопила.

Молчание нарушила Мерит:

— Может быть, вас проводить в купальню, ваше величество?

— Нет! Прикажите кто-нибудь, чтобы звонить перестали! — распорядилась Нефертити. — И приведите Аменхотепа!

— Сначала прими ванну, а потом уже увидишься с фараоном и все ему скажешь, — попыталась переубедить ее мать.

— Нефертити, в таком состоянии тебе ни с кем нельзя видеться, — взмолилась я.

Ее платье было в пятнах, и, хотя повитухи вытерли ей ноги и причесали волосы, сейчас она не была царицей Египта. Она была женщиной, только что произведшей на свет ребенка, и от нее воняло кровью.

— Вымойся быстренько, а потом мы позовем фараона и все ему скажем.

Нефертити послушалась. Служанки завернули ее в чистое покрывало и увели. В павильоне воцарилась тишина.

— Она родила чудесное дитя, — сказала в конце концов мать.

Кормилица продолжала кормить ребенка, а повитуха убрала родильное кресло. До появления царевича пройдет не меньше года. А может, и больше.

— Как ты думаешь, он ее послушается? — спросила я.

Мать поджала губы.

— Так никогда не делалось.

— Но и царица никогда не жила в покоях фараона.

Когда Нефертити вернулась, вымытая и одетая в белое, мать кивнула.

— Так гораздо лучше, — сказала она.

Но Нефертити не склонна была слушать лесть.

— Приведите Аменхотепа.

Мерит отворила дверь родильного павильона и позвала фараона. Он тут же вошел, и Нефертити немедленно набросилась на него.

— Я хочу, чтобы в колокола прозвонили трижды! — приказала она.

Аменхотеп кинулся к жене и погладил ее по щеке.

— С тобой все в порядке? Ты…

— Пусть сегодня колокола звонят трижды!

— Но ведь… — Фараон посмотрел на спящую Меритатон. — Посмотри, какая она красивая…

— Я говорю о колоколах! — выкрикнула Нефертити, разбудив царевну, и Аменхотеп заколебался.

— Но ведь трижды звонят только…

— Что, наша царевна менее важна, чем царевич?

Аменхотеп посмотрел на личико дочери, и по щекам его потекли слезы. Малышка унаследовала его темные глаза и вьющиеся волосы. Затем он перевел взгляд на Нефертити. На лице царицы застыла упрямая убежденность, и Аменхотеп повернулся к Мерит:

— Передай, чтобы в колокола звонили трижды. В честь рождения царевны…

Он вопросительно взглянул на Нефертити.

— Царевны Меритатон, — ответила Нефертити, и Аменхотеп уселся рядом с ней.

— Меритатон, — повторил он, глядя на дочку. — Возлюбленная Атоном.

Нефертити гордо вскинула голову.

— Да. В честь великого бога Египта.

— Царевна.

Аменхотеп забрал хнычущую малышку у кормилицы и прижал к груди.

Появился отец и бросил проницательный взгляд на мать.

— Девочка, — негромко произнес он.