Иметь и хранить

Глава XXIV

В которой из двух зол мы выбираем меньшее

Наше везение не могло продолжаться долго; когда события приняли другой оборот, Фортуна от нас отвернулась.

Погода переменилась: теперь ураганы следовали один за другим с промежутком всего в один-два ясных дня, и много раз нам казалось, что наш корабль вот-вот пойдет ко дну. Пираты работали как каторжные; и чем сильнее хмурилось небо, тем больше портилось их настроение.

У побережья Кубы мы погнались за испанским барком. В начале погони на небе светило солнце и море было спокойно, но когда до добычи оставалось меньше мили, солнце вдруг исчезло за тучей. В следующую минуту нам уже было не до испанцев: надо было как можно скорее убрать паруса. Победу над барком одержали не мы, а буря; он потонул, и вопль, донесшийся с его палубы, заглушил вой ветра. Еще через два дня мы вступили в бой с большой каравеллой. Ей посчастливилось сбить ядром нашу фок-мачту[114], после чего она уплыла, не понеся заметного ущерба. Весь день и всю ночь ветер гнал нас прочь от намеченного курса, и к рассвету мы были бессильной игрушкой ветра и волы. Шторм мы выдержали, но когда он выдохся, на разбойничьем корабле наступила зловещая тишина.

Я собрал в кают-компании военный совет. Мистрис Перси сидела рядом со мною, опершись локтем на стол и прикрывая глаза рукой, милорд, сидевший напротив, не сводил с нее глаз, но внимательно слушал Спэрроу, который уныло говорил о том, что нашей дерзкой игре не сегодня завтра настанет конец. Стоящий за спиной милорда Дикон грыз ногти и смотрел в пол.

— За себя я не боюсь, — подытожил пастор. — Я вовсе не презираю жизнь, напротив, люблю ее даже тогда, когда жить становится невмочь, но когда Господь призовет меня к себе, я пойду с ликованием, как на праздник. Капитан Перси, вы и Дикон — солдаты, и знаете, как надо умирать. Вы, милорд Карнэл, тоже смелый человек, хотя и очень дурной. Все мы четверо сумеем без дрожи испить назначенную нам чашу, как бы горька она ни была. Но есть среди нас... — Тут его гулкий голос прервался, и взгляд уперся в стол.

Воспитанница короля отняла руку от глаз.

— Пусть я не мужчина и не солдат, мастер Спэрроу, — сказала она просто, — но я потомок многих храбрых дворян. Я умру так же достойно, как они. Для меня, как и для вас четверых, смерть — единственный путь, другого нет. — И она посмотрела на меня с гордой улыбкой.

— Другого нет, — повторил я.

Карнэл встал и, торопливо подойдя к окну, забарабанил пальцами по раме.

— Милорд Карнэл, — сказал я, — нам известно, о чем вы вчера вечером сговорились с Испанцем. Ваш разговор был подслушан.

Он охнул и отшатнулся, потом его правая рука метнулась за шпагой, которой не было. Я видел, как глаза его лихорадочно шарят по каюте в поисках какого-нибудь предмета, который можно было бы обратить в оружие.

— Я пока еще капитан этого судна, — продолжал я. — И мне следовало бы приказать бросить вас акулам, даже если бы этот приказ стал последним в моей жизни. Не знаю, что меня удерживает.

Он вскинул голову, вновь преисполнившись своей обычной бравады.

— Если кому и грозит опасность, то никак не мне, — произнес он надменно. — К тому же хочу напомнить вам, сэр, что я ваш враг и посему не обязан хранить вам верность.

— Я счастлив быть вашим врагом, — ответил я.

— Вы не посмеете напасть на меня сейчас, — продолжал он с прежней наглой, хвастливой усмешкой. — Стоит мне закричать, подать условный знак — и они в мгновение ока вышибут дверь и ворвутся сюда.

— Условный знак? — спросил я. — Стало быть, мина уже готова и фитиль зажжен? Что ж, тогда нам пришла пора покинуть этот мир. А когда его покину я, моя жена уйдет вместе со мной.

Его губы шевельнулись, черные глаза сузились, но он промолчал.

— Если бы у меня так не горела щека, — сказал я, — и бы оставил вас жить. И пусть бы вы командовали этими подонками, пока не надоели бы им и они не перерезали бы вам горло или пока вас не повесили бы на рее какие-нибудь удачливые испанцы. Пусть бы вы даже вернулись на брюхе в Англию, чтобы лебезить перед лордом Бэкингемом, — мне это было бы все равно. Но вы ударили меня, и я вам этого не спущу. Я убью вас — здесь н сейчас. Я возвращаю вам вашу шпагу, милорд, и вызываю вас на бой.

С этими словами я бросил к его ногам перчатку, а Спэрроу отстегнул от своей портупеи ножны с острым клинком и, положив их на стол, пододвинул ко мне. Королевская воспитанница откинулась на спинку кресла и сложила руки на коленях. Лицо ее побелело, но оставалось гордым и спокойным. Фаворит закусил губу и посмотрел на дверь.

— Позовите на помощь, милорд, ведь вам грозит опасность, — сказал я. — Позовите своих друзей за дверью, чтобы они смогли вовремя вмешаться. И кричите погромче, как подобает солдату и джентльмену.

Он в ярости выругался, нагнулся, поднял перчатку, потом вырвал шпагу из моей протянутой руки.

— Эй, ты, отодвинь скамью, она мешает, — крикнул он Дикону, затем, задыхаясь от ненависти, обратился ко мне: — К бою, сэр! Здесь нет губернаторов, встревающих в то, что их не касается, и на этот раз нас рассудит смерть!

— Она готова, — едва слышно пробормотал Спэрроу.

Снаружи послышался топот и возбужденные возгласы. В следующий миг дверь с треском распахнулась, и в каюту просунулась чья-то зверская огненно-красная рожа.

— Корабль! — заорало незваное видение и исчезло. Гомон усиливался, все голоса громко звали капитана и его первого помощника, в дверь заглянуло еще несколько пиратов, чтобы с веселой руганью сообщить мне добрую весть. Они требовали Керби, и мне не оставалось ничего другого, как немедля выйти к ним.

Я поклонился Карнэлу.

— Вам придется подождать, пока я освобожусь, сэр, — сказал я угрюмо. — Но ни минутой дольше.

— Будьте уверены, сэр, любая отсрочка покажется мне слишком долгой, — ответил он так же угрюмо.

Поднявшись на полуют, мы увидели, что плотным белый туман, окутывавший корабль, рассеялся и солнце льет свой горячий свет на неспокойное темно-синее море. По левому борту, милях в двух, виднелся берег — бесконечная кайма песка, такого же ослепительно белого, как пена набегающих на него волн, дальше тянулись густые ярко-зеленые заросли.

— Это Флорида, — сказал стоявший рядом со мною Пэрдайс. — Между нами и берегом полно отмелей и рифов. Хорошо, что туман вовремя растаял, не иначе как благодаря легендарному везению Керби. А вот к тому кораблю Фортуна была менее благосклонна.

Корабль, о котором шла речь, находился между нами и берегом: по-видимому, он угодил на мелководье. Ему тоже пришлось сражаться с бурей, и она его изрядно потрепала. Его фок-мачта и носовой кубрик были смыты за борт, бушприт[115] обломился, корпус так глубоко погрузился в воду, что волны плескались всего в нескольких дюймах от орудийных портов[116]. Позднее мы узнали, что большая часть его орудий была сброшена в море, чтобы уменьшить осадку. Развернув немногие уцелевшие паруса, искалеченное судно пыталось выбраться с опасного мелководья и снова выйти в открытое море.

— Где прошли они, там пройдем и мы! — прогнусил кто-то из пиратов, теснившихся на шкафуте. — Это добыча легкая! И уж на этот-то раз мы никому не дадим пощады! — Остальные ответили свирепыми рукоплесканиями, не предвещавшими ничего хорошего многим морякам на обоих кораблях.

— Господи, помилуй наши бедные души, — тихо проговорил пастор, потом с надеждой воскликнул: — Да ведь мот корабль вовсе не похож на испанский! Может быть, он флибустьерский, как и наш?

— Это английский торговый корабль, — сказал Пэрдайс. — Взгляните на его флаг. Думаю, он принадлежит Виргинской компании и везет в Виргинию пассажиров: кабальных работников, обедневших дворян, ссыльных, детей, отданных в учение, торговцев, французских виноградарей, итальянских стеклодувов, да еще членов Совета колонии и старост поселков, возвращающихся из Англии, а сверх того — их жен, дочерей, слуг и служанок Я знаю, о чем говорю, капитан, я сам плавал в Виргинию именно на таком корабле.