Нефертити

— Конечно, — заверила меня Ипу, и я поняла по ее лицу, что она говорит серьезно.

В тот день Нефертити перед поездкой к месту строительства храма отвела меня в сторонку.

— Кажется, я что-то слышала прошлой ночью, — призналась она.

Я застыла.

— Ты рассказала отцу?

— Нет. Я толком не уверена, что именно слышала. Это было снаружи, за окном.

Меня пробрал озноб, такой сильный, что я вздрогнула.

— А царю ты сказала?

Нефертити покачала головой, положив руку на живот.

— Нет, но я хочу, чтобы сегодня ночью ты спала со мной.

Тут мне вспомнилось, что как раз сегодня Аменхотеп должен был отправиться к Кийе, и я, разгадав замысел сестры, отстранилась.

— Что? — с неистовством воскликнула Нефертити. — Ты думаешь, что я лгу?

Несколько мгновений я в задумчивости смотрела на нее.

— Пожалуйста, — твердо произнесла она, и в глазах ее, похоже, виднелся настоящий страх. — Не только ради меня. Ради ребенка.

Ребенку в ее чреве было шесть месяцев.

Тем вечером она подошла к большой кровати, которую делила с Аменхотепом, и я заколебалась.

— Ложись.

— Но это кровать царя.

Нефертити сощурилась:

— Не сегодня. Сегодня он оставил меня одну.

Но я все равно отказалась ложиться на нее.

— Перестань терять время и ложись, — прикрикнула Нефертити.

Беременность сделала ее раздражительной.

— Нет. Пойдем ко мне в кровать, — ответила я.

Нефертити метнула на меня сердитый взгляд и положила руку на живот.

— Я беременна!

— Там будет безопаснее, — бросила я.

Нефертити заколебалась, и я поняла, что переубедила ее. Она сбросила покрывало и протянула мне руку. Я поддержала ее и помогла пройти через покои. Добравшись до моей комнаты, Нефертити осторожно опустилась на подушки и пожаловалась:

— Твоя кровать не такая удобная.

— Да, но зато куда более безопасная.

Я улыбнулась, довольная своей победой, и Нефертити ничего не сказала. Я подложила подушку ей под спину.

— Ты вправду думаешь, что кто-нибудь попытается убить меня? — прошептала она.

Я рассмеялась, но смех был неискренним:

— Нет, если дли этого потребуется пройти мимо двенадцати нубийцев, которые сейчас стоят под дверью.

Я пыталась говорить весело, чтобы унять ее страхи, но Нефертити была в мрачном расположении духа и никак не успокаивалась.

— Но почему кому-то может понадобиться убивать меня? — спросила она.

От мыслей об этом я вздрогнула.

— Потому что ты замужем за фараоном и носишь его ребенка. Это самый лучший способ добраться до Аменхотепа — через тебя.

— Но ведь народ меня любит!

— Народ, — отозвалась я. — Но не жрецы. Не люди, чьи жизни посвящены Амону и чьи храмы вы собираетесь уничтожить…

— Это идея Аменхотепа! — отрезала Нефертити.

Тут в коридоре послышались шаги, и мы с ней застыли. Но человек, видимо, решил отступить, потому что шаги тут же стали удаляться. Я выдохнула.

— Я больше так не могу! — воскликнула Нефертити. — Я всего боюсь!

— Ты сама заварила эту кашу, — сурово отозвалась я.

Но я по-прежнему держала ее за руку, и той ночью мы спали, не гася ламп. Поутру мы проснулись на рассвете, свернувшись друг вокруг дружки, словно кошки.

14

Шему. Сезон урожая

Дитя Нефертити должно было появиться на свет в пахоне. Нефертити отказалась рожать наследника египетского трона в том же самом павильоне, в котором рожала Кийя, поэтому Аменхотеп приказал рабочим, трудящимся на строительстве храма, возвести у пруда с лотосами родильный павильон.

— В нем должны быть окна, глядящие на все четыре стороны света. — Моя сестра раскинула руки, дабы рабочие поняли, что ей видится — помещение, полное воздуха и света. — Окна от потолка до пола, — распорядилась она.

Солдаты послушно поклонились, и скульпторы принялись трудиться, вырезая листву на столбиках кровати и рисуя рыб на зелено-голубых плитах пола.

Когда Нефертити не руководила возведением своего павильона, она ездила вместе с Аменхотепом посмотреть, как там продвигается строительство храма — а теперь, когда часть рабочих занялась другим, оно замедлилось.

— Мутни, найди свой плащ! — крикнула мне сестра. — Мутни, мы едем в храм!

В храме я увидела военачальника Нахтмина. Он отдавал распоряжения строителям. Что он делает в Мемфисе? Он же был твердо намерен оставаться в Фивах! Когда мы проезжали мимо, Нахтмин улыбнулся, и я отвела взгляд, чтобы Нефертити не подумала, будто между нами что-то есть. Но Ипу, ехавшая в одной колеснице со мной, тихонько прошептала:

— Фараон сделал солдатам предложение, от которого не отказываются. Двадцать дебенов серебра в месяц за работу на стройке в Мемфисе.

Я обернулась к ней, потрясенная:

— Военачальник Нахтмин явился сюда ради серебра?

Ипу посмотрела на военачальника и улыбнулась, заиграв ямочками на щеках.

— Или по иной причине.

Однажды утром сестра слишком плохо себя чувствовала, чтобы ехать в колеснице, и она захотела, чтобы вместо нее поехала я.

— Я не хочу, чтобы Аменхотеп отправился туда с Кийей! — со злобой произнесла она. — Я прямо вижу, как она едет по строительной площадке и сочиняет стихи в честь сверкающих новых зданий! А с него еще станется ради нее написать это на стене храма!

Я бы засмеялась при этих словах, но просьба Нефертити меня напугала.

— Ты хочешь, чтобы я поехала на стройку? Одна?

— Конечно не одна. Ты возьмешь с собой Ипу.

— Но что я буду там делать?

Нефертити положила руку на живот; моя неосведомленность утомила ее.

— То же самое, что всегда делаю я, — огрызнулась она. — Будешь присутствовать в храме, чтобы строители не ленились. Будешь смотреть, чтобы рабочие не воровали золото, алебастр или известняк.

— А если они все-таки будут воровать?

— Не будут, — невозмутимо произнесла Нефертити. — У тебя на глазах — не посмеют.

Пока главный конюший готовил мою колесницу к выезду, Ипу поинтересовалась:

— А где фараон? Он разве не едет?

— Моей сестре нездоровится, и она хочет, чтобы фараон был рядом с ней.

— Так мы едем одни? Без охраны?

— Совершенно одни.

Когда колесница была готова, мы покинули дворец и поехали туда, где строился храм. Солдаты ломали каменные глыбы и обтесывали их. Алебастр, похоже, никто не воровал, но несколько человек весело помахали Ипу, когда мы проезжали мимо. Я приподняла брови. Ипу улыбнулась:

— У меня есть друзья в странных местах, госпожа. А поскольку вы не можете заводить друзей среди солдат, я завожу их для вас.

Я проследила за ее взглядом и увидела, что какой-то человек встал на пути у нашей колесницы, раскинув руки. Лошади остановились, словно подчинившись некоему приказу, и Нахтмин улыбнулся нам.

— Военачальник, — официальным тоном произнесла я и поклонилась.

— Госпожа моя Мутноджмет, — отозвался он.

Ипу ухмыльнулась.

— И как продвигается работа в храме? — спросила я.

Мне же нужно было делать вид, будто я надзираю за его людьми. Рабочие с ворчанием устанавливали на место тяжелую каменную колонну.

На губах военачальника заиграла едва заметная улыбка.

— Как видишь, люди трудятся изо всех сил ради великих устремлений его величества. Но разве ты не хочешь спросить, почему я здесь?

От работы на солнце кожа военачальника приобрела оттенок темной бронзы, сделавшись темнее, чем его длинные волосы и светлые глаза.

— Я уже знала, что ты здесь, — ответила я. — Фараон сделал солдатам предложение, перед которым невозможно устоять. Двадцать дебенов серебра в месяц.

Военачальник Нахтмин сощурился под безжалостным солнцем.

— Так вот что ты думаешь? Что я продался за горсть серебра?

Я взглянула на него в упор.

— А почему же еще ты мог приехать?