Это дикое сердце

Чандос кивнул:

— Я еще не придумал, как освободить его. Но мне необходимо попасть туда, пока его не повесили.

— Понимаю, Чандос, у тебя есть на это причины, но…

— Нет, черт возьми! — Он не хотел, чтобы она понимала его. Он должен настроить ее против себя, чтобы у него не возникло желания вернуться. — Что сделать, чтобы открыть тебе глаза? Я не тот, за кого ты меня принимаешь!

— Зачем ты так, Чандос? — вскричала Кортни. — Разве мало того, что ты уходишь и я никогда больше не увижу тебя? Так ты еще хочешь, чтобы я тебя возненавидела?

— Ты уже ненавидишь меня, — мрачно заметил он. — Ты просто еще не осознала этого.

Холодок пробежал по спине Кортни, когда он вынул нож из ножей на ремне.

— Ты хочешь убить меня? — спросила она, не веря своим глазам.

— Я не смог сделать этого четыре года назад, Кошачьи Глазки. Так почему ты думаешь, что смогу теперь?

— Что? О чем ты? Четыре года назад? Она не сводила глаз с ножа. Он провел лезвием по указательному пальцу правой руки.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

— Если я буду думать, что ты все еще хочешь меня, наша связь никогда не порвется. Но ее надо порвать.

— Какая связь? — Голос ее сорвался от страха.

— Та, которая возникла между нами четыре года назад.

— Не понимаю… — Теперь лезвие прошлось по указательному пальцу его левой руки. — Чандос!

Он бросил нож и поднял руки к лицу. Указательные пальцы сошлись в центре лба и двинулись к вискам, оставляя кроваво-алые следы над самыми бровями. Пальцы сомкнулись на переносице и спустились по щекам, встретившись вновь на подбородке и прочертив еще несколько кровавых линий.

Какое-то мгновение Кортни не видела ничего, кроме этих красных линий, деливших лицо Чандоса на четыре части. Но вскоре на бронзовой коже засверкали его бледно-голубые глаза.

— Ты! Это был ты! О Боже!

В голове у Кортни помутилось, старый страх захлестнул ее, и она пустилась бежать под гору, не разбирая дороги. Он настиг ее, и, столкнувшись, они упали. Чандос обхватил ее руками, оберегая от удара. Так, обнявшись, они покатились вниз до самого подножия холма.

Когда они остановились, Кортни попыталась встать, но он прижал ее к земле своим телом.

Страх перенес ее в прошлое, в тот кошмарный день на ферме Элроя Брауэра.

— Зачем ты мне показал? Зачем? — в ужасе закричала она. — О Господи, сотри эту кровь! Это не ты!

— Это я, — безжалостно сказал он. — Я такой и всегда был таким.

— Нет! — Она яростно замотала головой. — Нет, нет!

— Посмотри на меня!

— Нет! Ты забрал моего отца. Ты забрал моего отца!

— Ну вот этого я как раз и не делал. Успокойся же, черт возьми! — Он поймал ее руки, колотившие его, и прижал их к земле. — Мы забрали с собой только фермера. Остальных мы оставили умирать.

— Фермера… — Кортни застонала, вспоминая подробности. — Я знаю, что с ним сделали индейцы. Матти как-то подслушала, что об этом говорили люди, и рассказала мне. Как ты мог в атом участвовать? Как ты позволил им так его изуродовать?

— Позволил им? — Чандос покачал головой. — О нет, ты ошибаешься. Фермер был мой. Он умер от моей руки.

— Нет! — в ужасе воскликнула Кортни. Чандос мог бы объяснить ей причину, но решил не делать этого. Он перестал удерживать ее, и Кортни наконец вырвалась и убежала. Чандос следил, как она мчится к ранчо «Бар М». Потом он медленно поднялся с земли.

Он сделал то, что хотел, — убил ее чувство к себе. Теперь ему никогда не узнать, устроит ли Кортни та жизнь, которую он мог бы ей предложить. Он избавил ее от себя. Если бы и ему было так же легко избавиться от нее!

Чандос стер кровь с лица и пошел в гору. При его появлении лошади заволновались. Может, их встревожило появление ковбоя, но Чандос, поглощенный бурным прощанием с Кортни, не слышал, как он подошел. Мысли его витали так далеко, что лишь за три шага до костра он заметил мужчину, сидевшего на корточках перед огнем. Чандос думал, что уже никогда не встретится с этим человеком.

— Спокойно, Кейн! — сказал мужчина, увидев угрожающую позу Чандоса. — Ты ведь не станешь убивать человека только за то, что он подсел к твоему огню? Я не мог пройти мимо, сам понимаешь.

— А должен был. Зуб Пилы, — сурово возразил Чандос.

— Но не прошел. Не забывай, кто научил тебя стрелять из этого револьвера.

— Не забываю, но с тех пор я хорошо набил руку. Пожилой мужчина усмехнулся, сверкнув в темноте ровными зубами, за которые и получил свое прозвище. Он рассказывал, что когда-то у него были такие кривые зубы, что мешали ему есть. Тогда он взял пилу и подровнял их.

Это был худощавый, но крепкий мужчина лет под пятьдесят, с каштановыми, тронутыми сединой волосами. Зуб Пилы знал коров, лошадей и оружие. Старший работник на ранчо «Бар М», он был самым близким другом Флетчера Стратона.

— Черт, а ты совсем не изменился, — проговорил Зуб Пилы, видя, что поза Чандоса все так же воинственна. — Увидев твоего пегого мерина, я не поверил своим глазам. У меня на лошадей отличная память.

— Лучше тебе забыть о нем. И обо мне тоже, — сказал Чандос, нагнувшись, чтобы поднять свой нож.

— Я узнал и твой голос, — ухмыльнулся Зуб Пилы. — Не хотел подслушивать, но вы с этой женщиной так кричали, что я не мог не слышать. Ты запугивал ее довольно странным способом. Потешишь любопытство старика?

— Нет.

— А я думал…

— Я могу убить тебя. Зуб Пилы, если это единственная возможность заставить тебя замолчать, и, когда найдут твой труп, буду уже далеко. Ты не должен говорить старику, что видел меня, ясно?

— Не все ли тебе равно, узнает он об этом или нет, если ты здесь не остановишься?

— Пусть не надеется, что через эту женщину может добраться до меня.

— А он может?

— Нет.

— Ты слишком поторопился с ответом, Кейн. Ты уверен, что это так?

— Черт тебя побери, Зуб Пилы, — прорычал Чандос, — мне не хочется убивать тебя!

— Ну хорошо, хорошо. — Зуб Пилы осторожно поднялся, разводя руками. — Если это так волнует тебя, считай, что я забыл о нашей встрече.

— Держись подальше от этой женщины!

— Ну, это будет трудновато, особенно после того, как ты с ней обошелся.

— Я оставил ее на Роули. К тому же она здесь ненадолго.

— Флетчер захочет узнать, кто она такая, — с расстановкой произнес Зуб Пилы, не сводя с Чандоса внимательных глаз.

— Держи язык за зубами, и он ни о чем не догадается.

— Так вот почему ты ее запугивал? Чтобы она не проболталась?

— Ты слишком любопытен, Зуб Пилы, — заметил Чандос, — впрочем, ты всегда любил совать свой нос в чужие дела. Эта женщина ничего для меня не значит, и о чем ей рассказывать Флетчеру, если она не знает, кто я. Советую и тебе помалкивать, иначе ты только раздуешь пламя, а потушить его будет нечем: таким способом вы меня все равно не заманите.

— И куда ты теперь?

— Чертова ищейка! — процедил Чандос.

— Что ты, это всего лишь дружеский вопрос, — усмехнулся Зуб Пилы.

— Черта с два! — Чандос прошел мимо него вскочил на Шуафута. Схватив поводья лошади Траска, он добавил:

— А вон те две лошади ее. Можешь отвести их сам или предоставь это другим. Она, вероятно, скажет, что лошадь сбросила ее, и кто-нибудь из ковбоев придет сюда их искать. Хотя ты еще можешь догнать ее на пути к ранчо. Но оставь при себе свои дружеские вопросы, понял? Сегодня ночью, черт возьми, она не готова к ним.

Чандос ускакал, и Зуб Пилы отошел от костра.

— Ничего для него не значит? — хмыкнул он. — Черта с два я поверю в это!

Глава 38

Вдали на фоне ночного неба дрожали огоньки. Слышалось мычание коров. Во внешнем мире все осталось прежним, но Кортни изменилась. Боль, острая боль пронизывала ее: она любила дикаря… дикаря-индейца!

Сейчас понятие «индеец» включало для нее все самое мерзкое и жуткое. Индеец — это дикарь, жестокий убийца. Но нет, только не он! Не ее Чандос! Сердце отказывалось верить этому.