Это дикое сердце

— Что? Не трать зря время! — сказала Кортни, без тени сочувствия взглянув на Рида, неподвижно лежавшего на земле. — Уж кто-кто, а этот получил по заслугам!

— Ну, будем надеяться, что на этот раз он все понял. Кошачьи Глазки, — сказал Чандос, подходя к ней. — Я не хотел стрелять в подонка только за то, что он такой упрямый болван.

— Ох, Чандос, садись! — проговорила Кортни, подводя его к крыльцу. — Господи, на кого ты похож! — Она откинула волосы со лба Чандоса. — Папа, доставай-ка свою сумку!

— Папа? — Чандос обернулся, скривившись от боли. — Ты бы хоть предупредила меня!

Кортни улыбнулась:

, — Он с удовольствием смотрел, как вы дрались, и твой отец тоже.

Увидев Флетчера, Чандос выругался. Тот между тем велел своим людям взвалить Тэйлора на лошадь и отправить в обратный путь.

— Что это еще такое, черт возьми? Уж не счастливое ли примирение семейства?

Кортни понимала: Чандос недоволен, чувствуя себя загнанным в угол.

— Да, могло бы быть примирение, если бы ты захотел, — осторожно сказала она.

— Я приехал сюда за тобой, женщина, и только.

— Разве?

— Ты знаешь, что это так. Она сурово потребовала:

— Тогда скажи об этом громко. Я не слышала, чтобы ты сказал это, Чандос.

Он нахмурился. Теперь Флетчер стоял в нескольких шагах от них, опершись о перила веранды. Зуб Пилы сидел на перилах рядом с ним, еле сдерживая улыбку. Они с нескрываемым интересом прислушивались к репликам Чандоса и Кортни.

. Чандос чувствовал устремленные на себя взгляды, и прежде всего взгляд Кортни, решительный и горящий.

— Ты моя женщина. Кошачьи Глазки. Ты стала ею с тех пор, как я впервые увидел тебя. Этого ей было мало.

— Скажи все!

Усмехнувшись, он притянул ее к себе на колени. Кортни напряженно ждала. Наконец он проговорил:

— Я люблю тебя. Ты это хотела услышать? Люблю так сильно, что без тебя мне нет жизни.

— О Чандос! — Она прильнула к нему, обхватив его руками за шею. — Я люблю…

— Погоди, — остановил он ее. — Подумай как следует, прежде чем что-то сказать, Кошачьи Глазки. Меня одолевают сомнения: смогу ли я сделать тебя счастливой? Я буду стараться изо всех сил, но потом ты уже не сможешь пойти на попятный. Ты поняла, о чем я? Если ты станешь моей женщиной, даже силы ада не заставят меня отпустить тебя.

— Это двусторонний договор? — спросила Кортни.

— Разумеется!

— Тогда позволь мне выдвинуть свои требования. Ты уже сказал, что любишь меня. Я тоже буду стараться изо всех сил сделать тебя счастливым. Но если позже ты захочешь уйти, предупреждаю: тебе не удастся скрыться от меня, потому что первое, чему ты меня научишь, — это ходить по следу, а второе — стрелять. Ты понял, о чем я, Чандос?

— Да, мэм, — очень важно произнес он.

— Вот и отлично. — Теперь Кортни улыбнулась, чуть покраснев от смущения, и сказала, нагнувшись к его уху:

— Потому что я люблю тебя. Люблю так сильно, что хотела умереть, когда ты оставил меня. Я больше не хочу испытать такое, Чандос.

— Я тоже, — ответил он с чувством и прильнул к ее губам. — Ты еще не разучилась мурлыкать, котенок.

— Чандос!

Он засмеялся. Вдруг Кортни вспомнила о том, что они не одни.

— Ты уверена, Кошачьи Глазки? — ласково спросил он.

— Да!

— И ты сможешь жить так же, как я?

— Я буду жить так, как ты захочешь, даже если мне придется носить детей в заплечном мешке.

— Детей!

— Не сейчас, — прошептала она, метнув стыдливый взгляд на своего отца.

Чандос, смеясь, сжал ее плечи. Она еще никогда не видела его таким беспечно счастливым. О, как же она любит его!

— Но у нас с тобой будут, дети, правда? — задумчиво проговорил он. — Может быть, дом — это не так уж плохо?

Кортни застыла, пораженная его словами:

— Ты серьезно?

— Я мог бы попробовать работать на ранчо. Старик научил меня всему. К тому же он положил в банк Уэйко на мое имя целое состояние, к которому я никогда не притрагивался. На эти деньги мы могли бы купить где-нибудь неподалеку неплохой участок и вызвать старика на соревнование.

Только Кортни видела задорные огоньки в глазах Чандоса. Зато все слышали, как Флетчер сплюнул в сердцах. Зуб Пилы давился от смеха. Эдвард присел рядом с Кортни и Чандосом.

— Думаю, мне не понадобится моя медицинская сумка. Если человек шутит, значит, с ним все в порядке.

— Вы правы, док. Можно я буду называть вас «док»?

— Конечно! Вы также можете звать меня Эдвардом, поскольку скоро станете моим зятем.

— Все, что мне сейчас нужно, — это горячая ванна. Но разве я что-то говорил о женитьбе, Кошачьи Глазки?

— Нет, не говорил. — Она усмехнулась, увидев лицо отца. — Да он просто шутит, папа! Скажи ему, Чандос! Чандос?

— Ох-хо-хо, неужели тебе и впрямь хочется принудить меня к этой глупой церемонии белых людей, не имеющей ничего общего с чувствами? Я сказал о своих намерениях при свидетелях. Ты тоже. Ты уже моя жена. Кошачьи Глазки!

— Если бы ты согласился сделать все, как принято, Чандос, мой папа был бы счастлив, — заметила Кортни.

— А ты?

— И я.

— Ну тогда считай, что я пошутил, — ласково сказал он.

Кортни обняла его, ликуя от счастья. Пусть в чем-то он груб и жесток, и все же это ее Чандос — нежный и ласковый, когда надо. И он любит ее! Его желание осесть на месте ради нее лучше всяких слов говорит о его любви.

Кортни откинулась назад. Ей очень хотелось, чтобы все были так же счастливы, как и она, особенно Флетчер.

— Скажи своему отцу, что ты только что разыграл его.

— Это был не розыгрыш. — Чандос резко обернулся, встретившись с пристальным взглядом Флетчера. — Ну что, старик, выдержишь соревнование?

— Выдержу, черт возьми! — взревел Флетчер.

— Я так и думал, — усмехнулся Чандос. Глаза Флетчера засветились радостью, но улыбнуться он себе не позволил — следовало выдержать характер!

И все же его распирало от радости. Флетчер никогда еще не видел своего сына таким — нежным, открытым и… доступным. Это было начало. Чертовски хорошее начало!