Незримый гений (СИ)

Брилл отстраненно ощутила руки дочки, обвившиеся вокруг ее талии. Почему-то присутствие Арии лишь усилило совершенство этого момента. Брилл крепко зажмурила глаза и глубоко вздохнула. «Он приятно пахнет… как сандаловое дерево. Я могла бы стоять так веч…»

Резкий стук в дверь грубо выдернул Брилл из ее мечтаний. Она вскинула голову, ее глаза распахнулись в смущении. Не сразу, но ее мозг смог переключиться. Когда она начала осознавать, что прижимается к груди Эрика, к ее щекам резко прилила кровь. Задохнувшись, Брилл в крайнем замешательстве отпустила его.

Стук повторился, и Брилл поднялась на ноги, пытаясь привести в порядок одежду и волосы. Не в силах встретиться глазами с Эриком, она отвернулась от него.

— Должно быть, это Коннер. Он сказал, что постарается сегодня добраться до дома.

— Брилл… — выдохнул Эрик низким голосом, в котором чудилось отчаяние.

С вымученной улыбкой Брилл попятилась от него в сторону коридора.

— Я не должна заставлять его ждать на холоде. Я скоро вернусь. — С этими словами она покинула комнату, с трудом понимая, что думать или чувствовать. Болезненное счастье начало согревать ее сердце, и это пугало.

Она быстро прошагала по коридору, положив руку на живот, в котором словно порхали бабочки. Внезапно ей потребовалось ощутить на лице холодный зимний воздух. Грубо повернув замок, Брилл рывком распахнула входную дверь.

При виде высокого черноволосого мужчины, стоявшего перед дверью, с ее лица мгновенно исчезла приветственная улыбка. В тот же момент все танцевавшие в ее животе бабочки счастья и волнения погибли, превратившись в свинцовые грузила. Брилл снова попыталась улыбнуться, но, кажется, не преуспела.

— Здравствуй, Эндрю.

========== Глава 18: Нежданный гость ==========

Эрик не поверил своим глазам, когда Брилл принесла пирог, и на том было его имя. Эта женщина написала на пироге его имя. Эрика ни разу не поздравляли с днем рождения, не говоря уже о настоящем пироге. Он даже не помнил, когда именно у него день рождения. И только из-за того, что он мимоходом упомянул этот факт, Брилл взялась исправить ситуацию. Благодаря ее усилиям он праздновал свой первый день рождения.

Эрик не был сентиментальным, но что-то в действиях Брилл потрясло его. Этот поступок был столь приятным и ненавязчивым, что его сердце болезненно сжалось. Слезы застлали ему глаза еще до того, как Брилл закончила свое длинное объяснение. Все, что Эрик мог сделать, полностью не утратив контроля над собой, — это выдавать несколько слов благодарности.

И пока он сидел в остолбенении, пытаясь собрать то, что осталось от его самообладания, эта проклятая женщина вновь сокрушила его своим эксцентричным подарком. Медальон святого Иуды — Эрик бы посмеялся над его абсурдностью, если бы не искренность в глазах Брилл, если бы не мягкое тепло ее ладони поверх его собственной. Эрик оценил юмор ситуации, но, что более важно, увидел в этом подарке глубоко скрытый второй смысл. Брилл действительно верила, что, отдав ему образок святого, каким-то образом защищает его. Ее религиозность была неожиданной, учитывая любовь к науке, и все-таки она верила.

Брилл верила в высшую силу, на которую Эрик давно перестал надеяться. В конце концов, как добрый и любящий боженька мог преднамеренно наказать человека таким лицом, такой жизнью? Единственным правдоподобным объяснением было отсутствие всякой высшей силы, отсутствие Отца Небесного. Человеческий род был одинок, как и сам Эрик.

И теперь, пропуская между пальцев цепочку, Эрик знал, что всегда будет хранить этот медальон. Не потому что он может принести удачу, но потому что его подарила Брилл. Она могла бы подарить старую тряпку, и Эрик все равно почувствовал бы то же самое. Понимание заставило его остолбенеть. Он ощущал, как падает обратно в призрачный мир, в котором царствуют привязанность и поклонение. Все признаки были налицо: предвкушение встречи с Брилл каждое утро, необходимость просто быть с ней в одной комнате, говорить с ней о чем угодно и обо всем на свете.

Эрик распознал признаки, потому что уже проходил через это раньше, с Кристиной. Хотя он допускал, что его чувства к Брилл безмерно отличаются от того, что он чувствовал к юной певице. Какая-то часть его разума, подстрекаемая одиночеством, всегда возносила Кристину на пьедестал, думая о ней не как о женщине, но как о чем-то более абстрактном — сперва как о своей музе, потом — как о спасительнице. Теперь Эрик понимал, что никогда по-настоящему не знал Кристину: они никогда не смеялись за завтраком и не коротали вечера, сидя у камина и читая вслух. Брилл была единственной женщиной, с которой он это делал, единственной женщиной, про которую он мог бы честно сказать, что знает ее. О, и как он ненавидел и любил эту близость. Любил дружеское общение, волнение от того, что рядом есть разум и воля, достаточно сильные, чтобы противостоять ему, но в то же время ненавидел то чувство, которое в нем вызывала их дружба. Эрик начал доверять Брилл. А хуже всего было то, что он не знал, как заставить себя прекратить чувствовать все это.

И ситуация усугублялась с каждым днем. Эрик больше не мог заполнить пустоту дня, оставаясь наедине с собой. Одиночество, которое он так сильно когда-то любил, теперь казалось невыносимым по сравнению с приятной вовлеченностью в жизнь семейства Донован. Единственным решением, которое мог придумать Эрик, было покинуть их, но каждая частица его души восставала против этой идеи.

Эрик вздохнул и медленно сжал кулак вокруг медальона: металл в его ладони все еще хранил тепло кожи Брилл. И когда он представил себе, что эта серебряная вещица еще недавно лежала на ее жемчужно-белом горле, в животе медленно разгорелось пламя. Эрик крепче сжал украшение в кулаке, сражаясь с неожиданной волной вожделения. Теперь подобное случалось все чаще — жажда того, чего у него никогда не будет. Это унижало его: человек, который так гордился своим самообладанием, побежден страстью, подобно зеленому юнцу.

И это всегда происходило в самые странные моменты, как, например, сегодня днем на кухне, когда Брилл вспоминала день, в который родилась Ария. Появление на ее лице выражения сладко-горькой радости парализовало Эрика едва ли в двух футах от нее. Господи, как она приятно пахла. Свежестью, точно луг, умытый весенним дождем. Эрику сроило неимоверных усилий сдержаться и не коснуться Брилл.

Эти желания были унизительны, но, что куда важнее, они были постыдными. Эрик не должен был испытывать их по отношению к Брилл, особенно после того, как она была столь добра к нему. Ей не нужно такое чудовище, как он, которое шныряет вокруг и думает про подобные вещи. Брилл не заслуживает таких мыслей, а Эрик не заслуживает ее. В этом крылось основное различие между тогда и сейчас. Он больше не тешил себя иллюзиями, больше не мечтал о несбыточном. Теперь разочарование защищало его, останавливало от того, чтобы перешагнуть черту между привязанностью и безумной одержимостью, между дружбой и любовью.

Рука Арии на его колене вернула Эрика к реальности. Он посмотрел вниз, на девочку, и заметил, насколько неровно та начала дышать. Каждый вдох и выдох со свистом прорывался сквозь ее сжатые губы. Ее рука вцепилась в хлопковую ткань его брюк, словно тиски, собрав ее в комок. На кратчайший миг Эрик испугался, что Арию ужаснуло что-то в выражении его лица, хотя она смотрела не на него, а на дверь в коридор. До них донесся звук открываемой Брилл входной двери, который заставил Арию вздрогнуть.

— Чего ты боишься? Это всего лишь Коннер, наверное, он принес тебе подарок. — Поскольку девочка осталась сидеть неподвижно, уставившись на дверной проем, Эрик мягко положил ладонь на ее черноволосую головку. Лишь тогда Ария взглянула на него.

— Это не дядя Коннер, — четко произнесла она; ее зрачки были расширены, отчего глаза казались не серыми, а черными. — Не впускай ег-г-го. Эт-то м-м-мон…

«Монстр».

Эрик погладил Арию по голове и опустил руку ей на плечо. Ее заикание внезапно усилилось, как будто их уроков и не было. «Что в этом мире могло так подействовать на нее? Единственный, кого она когда-либо называла монстром, это…»