В доме с высокими потолками

– Я ухожу от вас, но прежде должна вам сказать правду, - она говорила размеренно, ведь спокойствию ее духа более ничто не угрожало. – Я прошу у вас прощения вовсе не за то, что делала в прошлом, нет… Я не в силах молчать, и моя слабость пагубна. Я знаю, что обязана была скрыть это от вас, но не могу, ЭТО выше меня…

Она перевела дыхание, и вновь вернулась к беседе.

– Я солгала вам вчера, милорд. Однако лгала я не только вам, но и себе.

В самую пору и ей примерить унылую роль затворника. Лорд Элтби молчал, казалось, что он вот-вот и заполучит в собственные сети заветную птицу, редкую не своим опереньем или окрасом, а скорее напротив, своей невиданной доселе незамысловатостью.

- Причиной моего отказа вам послужила вовсе не леди Увелтон, и ваши доблестные похвалы в мой адрес весьма преувеличены. Вы видите во мне иного человека, и говорю я вам это с полным сознанием сказанного, ибо это и есть правда. А она заключается в том, что мне безразлична эта молодая женщина и ее страдания (а они велики, уж будьте уверены), я забочусь по обыкновению о себе. Принять ваше предложение означает для меня проститься с покоем и с тем немногим, что я так беззаветно храню. Сказать вам «да» - все равно, что умереть, но вместе с тем жить дальше. Вы, верно, считаете мои слова нелепыми, – она вглядывалась в бледный образ своего хозяина, но на каменном лице неопытной ей было трудно прочесть что-либо.

Она продолжила.

- Я и сама представляюсь себе нелепой, до того это смехотворно, и до того немыслимо – стоять перед вами и говорить о чувствах к вам, но прошу, - она опередила его еще не сорвавшиеся с уст слова, и остановила рукой приближающегося к ней лорда Элтби. – Прошу вас, милорд, дайте же мне сказать. Все, что держит меня на этой земле, связано с вами, но мне не под силу пройти до конца и отдаться на милость судьбе, что вновь посылает мне испытания. Я не могу отречься от себя, даже во благо. Однажды я потеряла все, и что мы видим – я не стала сильней, как вы, я не сумела побороть своих демонов, они по-прежнему мучают и терзают мою душу. И если я открою вам свое сердце, а иначе мое существование подле вас невозможно, я преднамеренно навлеку на себя погибель. Рано или поздно вы оставите меня, и эта боль утраты пеплом рассыплется по вашим следам.

Неведомые чувства, что отныне живут во мне, милорд, я распознала не сразу. Они так виртуозно примеряли другие формы и обличия, что душевные страдания были мне не по плечу. Я никого прежде так не любила, и то, что было со мной до вас, уже не имеет значения. И только по вечерам я вспоминаю своего отца. Впрочем, его больше нет рядом со мной… Вы же напротив – преследуете, словно тень; и эта тень сумрачна. Вокруг вас, милорд, я не вижу ни единой пастельной краски или полутона. Все в черном цвете, и сей ореол пугает меня. И вместе с тем, неустанно влечет…

В тот день, когда я простилась с доктором Литхером, он поведал мне свою тайну, и я отпустила его. О, какими роковыми были его слова, а я, по своему малодушию и неопытности, не могла его вразумить. Его пытки были мне чужды. Теперь мне известны его мысли, его слабое дыхание и страх в глазах мне близки. И я понимаю его, как никто другой – он избавился от меня, так как знал, что ничто и никогда не переменит моей симпатии к нему.

Она опустилась на стул. Глубокий вдох придал ей сил, но отчаяние мешало ими насладиться. Она посмела любить лорда Элтби, запретив себе даже признаться в этом. Она позволила лишь в редких виденьях быть откровенной. Наконец, она осмелилась обо всем поведать своему хозяину…

Мокрые одежды прилипли к ее спине, и она едва держалась на стуле, избегая взглядом темный силуэт.

- Я не мог не прийти в тот день к Генри. Я ликовал и должен был увидеть его лицо, его впавшие веки и изнеможенный вид. Победа была в моих руках. Мне чудилось, я держу ее так сильно, что уже ничто не изменит этого факта. Как же я был глуп, – лорд Элтби стоял в шаге от стула, на котором сидела она. – Я с отвращением вспоминаю тот серый дом, редких постояльцев и вульгарную хозяйку комнат. В воздухе царил запах сырости и старой утвари. Я с нетерпением ждал, когда закончится темный коридор, и я смогу увидеть Генри Оутсона на смертном одре. Но первым, что довелось увидеть после кромешной тьмы, была женщина. Невысокий силуэт, вылинявшее и сношенное платье, зачесанные на затылок волосы и безразличный пустой взгляд. Эта женщина так напугала меня, как никто до этого в жизни. Я не сразу вошел в комнату – я ждал, когда призрак исчезнет. На долю секунды неведомый образ принял обличье моей матери. Но я также поспешно прогнал безумные мысли. Я знал о существовании племянницы, и кто еще мог быть с мистером Оутсоном в его предсмертные минуты?

Я помню все, точно это было только вчера – ты опиралась о стул, держась за него так крепко, словно он мог ответить на твои прикосновения. Я много повидал людей на свете, но ты была на редкость необычайной. Твои большие глаза на бледном лице, твоя болезненная худоба и упорство, с которым ты встретила незваного гостя… Но больше всего меня удивило твое молчание. Ничего красноречивей за твое молчание я в жизни не слышал. Ведь ты знала, кем я приходился твоему дяде, и ты презирала меня за это. Смерть Генри не принесла мне облегчения, а лишь приумножила мое отвращение к миру. Я все еще жаждал твоей реакции, но ты не придумала ничего другого, как лишиться чувств. Я не мог опомниться после нашей первой встречи. Твердо решив увидеть тебя вновь, я не отступил. Мои люди узнали, где пройдут похороны Генри, и я отправился туда. Я намерен был во что бы то ни стало «разоблачить» твой замысел. По моему тогдашнему убеждению ты не была так удивительна, как хотела казаться, и в доказательство я призвал род Оутсонов и кровь, что текла в твоих венах. Я все еще вижу, как ты не спеша выходишь из лесу, словно ничто в твоей жизни не переменилось со смертью дяди, и направляешься в мою сторону. Осмотрительно глядя себе под ноги, ты и не видишь, как стремительно я сокращаю дистанцию между нами. Но то ли шум моих быстрых шагов, то ли собственное чутье подсказали тебе об опасности. Ты подняла голову и встретилась со мной взглядом. Я ожидал чего угодно, но только не бегства. Я должен был оставить тебя, но я не смог. Мои действия были необдуманными, признаю. Это был импульс, которому я всецело поддался, и я заполучил тебя. Твое слабое тело оказалось в моих руках, но твои глаза по-прежнему не принадлежат никому.

Лорд Элтби опустился перед ней на одно колено.

– Лидия, помнишь ли ты нашу поездку?

Мужские руки слегка коснулись ее плеч. Она чуть заметно закачала головой – ей было тягостно слышать воспоминания прошлого.

– Я так и думал. Сегодня день признаний, не так ли? – он медленно наклонился над ней и едва коснулся своими губами ее холодных рук.

– Я не был уверен в том, что делаю. Я усадил тебя в карету, и та устремилась в мой загородный дом. Я не изменил своему маршруту. После смерти Генри я возвращался к мирским делам, к приготовлениям собственной свадьбы и заключению выгодных сделок... Но подле меня сидела ты, взволнованная и беспокойная. Ты крепко прижималась ко мне, а твои оледеневшие пальцы что есть мочи цеплялись за мою одежду. Всю дорогу ты повторяла всего два слова: «Помоги мне…».

Лорд Элтби опустил свою голову на ее колени, и стальные оковы прочно сжали подол промокшего платья. Она неторопливо провела своей рукой по угольно-черным волосам лорда Элтби.

- Я пал, в тот самый миг я безнадежно пал. И дело было не только в твоем смятенном духе, дело было в тебе. И я желал тебя, я мечтал овладеть тобой, быть твоим голосом и поселиться среди твоих мыслей. Я хотел защитить тебя от всего, и хотел наказать. Наказать за то, что разрушила мою жизнь, сама не ведая того. Глубокой ночью ты уснула, но сон был нездоровым, то и дело ты всхлипывала и ныла как младенец, и все твое тело горело в моих руках. По приезду я собственноручно отнес тебя в дом и в твою будущую комнату. Ранним утром приехал доктор, чтобы осмотреть тебя, но ты все еще не приходила в сознание. Я и сейчас вижу твою белоснежную шею и хрупкие плечи. Освободив тебя от одежды, доктор Рилкот обследовал твое больное тело, и я имел полное право остаться и увидеть женщину, что погубила меня, но я устоял перед соблазном. Тогда я дал себе слово – все, что случится с нами, будет по доброй воле и по твоему согласию, и слово свое я сдержу.