Сапожок Принцессы

Еще через полчаса Маргарита ступила на французскую землю. Она вновь прибыла в страну, в которой вот уже многие месяцы одни люди убивали других, посылая на плаху невинных детей и женщин.

Каждая мелочь в этой стране и в ее народе, даже в таком отдаленном приморском городке, свидетельствовала о бурлящей революции, властвующей за три сотни миль отсюда, в прекрасном Париже, где ныне царил ужас, текла кровь благородных сынов Франции, лились слезы вдов и оставшихся без отцов детей.

На всех мужчинах были красные колпаки, грязные или чистые, но все с трехцветной кокардой с левой стороны. Маргарита, внутренне содрогнувшись, отметила, что вместо привычных веселых манер ее соотечественников теперь во взглядах людей преобладало чувство подозрительности.

Каждый в те дни шпионил за своим же товарищем. Самую невинную шутку могли расценить как проявление симпатии к аристократам и назвать преступлением против народа. Даже у встречных женщин в глазах читалось выражение страха и ненависти. Поглядывая на сошедшую с корабля в сопровождении сэра Эндрью Маргариту, они, проходя мимо, ворчали: «Sacres aristos!», [19] а то и: «Sacres Anglais». [20] Хорошо еще, что далее коротких комментариев дело не шло.

Кале даже в те дни поддерживал постоянные торговые связи с Англией, и на французском берегу часто можно было встретить английских купцов. Все прекрасно знали, что, несмотря на строжайшие запреты английских властей, регулярно и быстро, а чаще всего контрабандой доставлялись в Англию французские вина и зерно. Французских буржуа это вполне устраивало; хотя они ненавидели английского короля и английское правительство, но не имели ничего против получения с них контрабандной прибыли. Потому-то английские контрабандисты были всегда желанными гостями в дешевых тавернах Кале и Булони.

Может быть, именно поэтому большинство прохожих не обращали внимания на двух незнакомцев, одетых по английской моде, по привычке посылая им вслед проклятия, считая, что они прибыли сюда по торговой необходимости своей туманной страны.

При всем этом Маргарита еще более удивлялась тому, как могла оставаться незамеченной здесь высокая фигура ее мужа. Она восторгалась его способностью маскироваться для своей благородной работы, чтобы не возбуждать излишнего любопытства.

По пути обмениваясь с Маргаритой ничего не значащими словами, сэр Эндрью вел ее прямо через весь город по направлению к мысу Серый Нос. Улицы Кале были кривыми и узкими с мерзкими запахами тухлой рыбы и затхлых погребов.

Во время шторма в городе был сильный дождь, и Маргарита шла, порой проваливаясь глубоко в грязь, поскольку дорога освещалась лишь кое-где мерцающими в домах огоньками.

Но она не обращала внимания на эти мелкие неудобства.

– Мы можем встретить его в «Сером коте», – сказал сэр Эндрью, как только они пристали к берегу.

И она шла теперь как будто по ковру из роз, поскольку вот-вот могла встретить его.

Наконец они достигли цели. Сэр Эндрью явно знал дорогу, так как шел в темноте уверенно, никого ни о чем не спрашивая. Было слишком темно, и Маргарита не смогла посмотреть, как выглядел этот дом снаружи. «Серый кот», как назвал его сэр Эндрью, был явно маленькой придорожной харчевней на окраине Кале со стороны Серого Носа. Он находился не близко от берега, поскольку звуки моря доносились сюда лишь отдаленным шумом.

Сэр Эндрью постучал в дверь набалдашником трости, и изнутри раздалось нечто похожее на приветствие, сопровождавшееся изрядным количеством чертыханий. Сэр Эндрью постучал еще раз, более настойчиво. Послышались новые чертыхания, и шаркающие шаги, похоже, приблизились к двери. В следующее мгновение дверь широко распахнулась, и Маргарита увидела, что стоит на пороге полуразвалившейся и настолько загаженной комнаты, какой она, пожалуй, никогда и не видела.

Обои, если их можно было так назвать, клочьями свисали со стен. В комнате, казалось, не было ни одного целого предмета. Большинство стульев стояло без спинок, а многие – и без сидений, угол стола подпирала вместо сломанной ножки вязанка прутьев. В углу комнаты находилась огромная печь с висящим котлом, из которого плыл неприятный запах какого-то варева. Рваная, в синюю клеточку, тряпка занавешивала дыру, через которую просматривался чердак. На одной из стен мелом было крупно и размашисто, с большими интервалами, выведено «Liberté! Egalité! Fraternité!» [21]

Жуткое помещение едва освещалось вонючей масляной лампой, висевшей на хилой балке потолка. Все было настолько непривлекательным, загаженным, грязным, что Маргарита еле-еле решилась переступить порог.

– Путешественники из Англии, гражданин! – бодро сказал сэр Эндрью на французском языке.

Личность, подошедшая к двери на стук сэра Эндрью и, по-видимому, являвшаяся хозяином этого гадкого местечка, оказалась пожилым, грубовато скроенным крестьянином, одетым в грязную голубую рубаху, тяжелые сабо, от которых во все стороны летели клочья соломы, затертые синие штаны и неизменный красный колпак с трехцветной кокардой, свидетельствующей о его нынешних политических убеждениях. В зубах у него была короткая деревянная трубка, из которой тянуло запахом крепкого табака.

Подозрительно взглянув на двух путешественников, он пробормотал: «Sacres Anglais!» – после чего топнул ногой по земле во утверждение независимости своего духа, но все-таки отступил в сторону, пропуская гостей, потому что прекрасно знал, что у этих «Sacrés Anglais» всегда при себе тугие кошельки.

– О, Боже! – вздохнула Маргарита, входя в помещение с платочком у носа. – Какая кошмарная дыра! Вы уверены, что это здесь?

– О, я вполне уверен, это именно здесь, – подтвердил молодой человек, смахивая модным кружевным платочком пыль со стула, чтобы Маргарита могла сесть. – Но, клянусь, я сам никогда не видел более гнусной дыры!

– Господи, – продолжала она, оглядываясь отчасти с любопытством, отчасти с ужасом на эти полуразвалившиеся стены, поломанные стулья и хромоногий стол. – Местечко воистину малопривлекательное.

Хозяин «Серого кота», по имени Брогар, не обращал на своих гостей никакого внимания. Он знал, что теперь они станут просить ужин, а правила свободных граждан не позволяли делать каких-либо различий или оказывать кому бы то ни было предпочтения.

Около очага сидела, развалясь, некая странная фигура, судя по всему женщина, хотя это и трудно было определить точно. На голове ее был чепец, в прошлом белый, а теперь неопределенного цвета, вся же остальная одежда представляла собой сплошные лохмотья. Она сидела, что-то бормоча себе под нос и периодически помешивая варево.

– Эй, приятель, – сказал наконец сэр Эндрью, – мы хотим немного поужинать… Там гражданка, – указывая на кучу лохмотьев у очага, добавил он, – варит какой-то изысканный суп. А у меня и моей хозяйки вот уже много часов не было ни крошки во рту.

Брогар некоторое время размышлял. Свободному гражданину не пристало торопиться с ответом на всякие вопросы.

– Sacres aristos! – проворчал наконец он, снова топнув ногой.

После чего не спеша поплелся к стоящему в углу комнаты кухонному столу. Там он достал старую оловянную миску для супа и безмолвно вручил ее своей прекрасной половине, которая так же молча стала наполнять ее содержимым котла.

Маргарита в панике смотрела на это священнодействие. Если бы не серьезность задачи, она давно бы уже сбежала из этой обители грязи и зловония.

– Клянусь, хозяева наши – люди малоприветливые, – заметил сэр Эндрью, увидев на лице Маргариты выражение ужаса. – Я мог бы вам предложить пищу более добротную и аппетитную, однако я думаю, что вы признаете суп вполне съедобным, а вино – хорошим. Эти люди валяются в грязи, но живут, как правило, неплохо.

– Нет, прошу вас, сэр Эндрью, – сказала она ласково. – Не беспокойтесь обо мне. Мне сейчас совсем не до ужина.