Знак любви

– У вас в клане нет детей? – спросила Элис.

Она вдруг поняла, почему эти мужчины смотрели на ее детей так, словно дети и в самом деле были подарком небес.

– Теперь детей стало больше, потому что и наш вождь, и мой отец взяли в жены женщин из Чужаков. Таков был план нашего вождя. Он и сам родился от Макноктона и женщины из Чужаков. – Гиббон усмехнулся, сверкнув клыками. – Мало кто из Чужаков готов смириться с тем, что мы не такие, как они. Но вождь надеется, что со временем наш род утратит те черты, что внушают ужас всем Чужакам. Хотя сейчас мы начинаем думать, что нам скорее всего удастся лишь уменьшить различия между нами и Чужаками. Но и тогда нам, возможно, все же удастся раствориться среди них.

– Зачем вам это? – удивился мальчик.

– Чтобы выжить, Алин, – прошептала Элис.

Теперь она начинала понимать, чего добивался вождь Макноктонов.

– Да, чтобы выжить, – согласился Гиббон. – Возможно, мы сильнее и отважнее Чужаков, но их намного больше, чем нас, Макноктонов. И так будет всегда.

– Даже если вы соберете всех Заблудших? – спросила Элис.

Гиббон взглянул на нее и утвердительно кивнул. Было ясно, что Элис очень неплохо соображала, – сразу поняла главную причину, побудившую Макноктонов разыскать как можно больше Заблудших и привести их в свой клан.

– Ты могла бы по праву назвать меня лжецом, если бы я сказал, что мы не думали об этом, отправляясь на поиски тех, в чьих жилах течет кровь Макноктонов. Однако поиски начались не с этого. Имелись и иные причины.

– У нас есть время? – спросила Элис, привлекая к себе мальчика по имени Донн.

Гиббон тут же покачал головой:

– Нет, не думаю. Те люди наверняка не вернулись домой, и я полагаю, что ты и сама об этом догадываешься.

Элис вздохнула:

– Да, конечно. Для них Охота еще не закончилась, и они стараются что-нибудь придумать, как-нибудь добраться до нас… Они всегда так делают. Правда, сейчас с ними раненый, о котором они должны позаботиться.

«Хотя очень может быть, что им придется его похоронить», – подумала Элис, и ей стало не по себе при мысли о том, что она, возможно, убила человека. Но она тут же напомнила себе, что стыдиться ей нечего– она всего лишь боролась за свою жизнь.

Гиббон взглянул на Мартина и сказал:

– Сейчас мы должны как можно дальше уйти от этих мест. Ты не мог бы привести сюда лошадей?

– Да, конечно, – кивнул Мартин. Он дал знак Лоханну, чтобы тот следовал за ним. – Мы подведем лошадей поближе к пещере и спрячем их за деревьями. И еще принесем кое-что из припасов. Я думаю, лучше нам поесть здесь, перед тем как ехать в Камбрун.

Гиббон взглянул на детей и потом сказал:

– Только будь осторожен.

Мартин и Лоханн тотчас же ушли, и Гиббон вновь заговорил:

– Мы отправимся в Камбрун сразу после того, как поедим. Задерживаться здесь опасно. Вы способны есть обычную пищу?

– Да, конечно, – ответила Элис и тут же мысленно добавила: «Хотя тот голод, самый сильный и мучительный голод, обычной едой не утолить».

Гиббон внимательно посмотрел на нее, потом кивнул:

– Что ж, вот и хорошо. А вы переносите солнечный свет?

– Только утром и на закате. А днем – когда небо затянуто тучами. Но в полдень, когда солнце высоко, мы должны прятаться. Это самое опасное время для нас всех. И еще… У всех у нас есть эти проклятые клыки. И слышим мы гораздо лучше, чем другие. К тому же мы быстрее бегаем, а наши раны заживают быстрее, чем у обычных смертных. И если моя бабушка не врала насчет того, когда родилась моя мать, то получается, что мы стареем не так быстро, как все прочие. Моей маме было пятьдесят, когда ее убили, но выглядела она ничуть не старше, чем я сейчас. – Элис едва заметно улыбнулась, когда Гиббон взглянул на нее вопросительно. – Мне двадцать два, – добавила она.

– А это твой сын? – спросил Гиббон, кивнув на мальчика, сидевшего у нее на коленях.

– Да, Донн мой сын. Ему сейчас четыре года, и за свою короткую жизнь он научился лишь прятаться и убегать. Не о такой жизни я мечтала для своего ребенка, но по крайней мере все они – все четверо – до сих пор еще живы.

– А твой муж?

Элис посмотрела Гиббону прямо в глаза, надеясь, что он поймет то, чего она не хотела говорить при детях.

– У меня никогда не было мужа, – ответила она наконец. – И любовника тоже.

Гиббон видел ярость и горе в ее глазах, казавшихся сейчас, в свете костра, коричневато-золотистыми. И он понял, что она имела в виду. Донн был зачат от насилия и унижения. Гиббону вдруг ужасно захотелось разыскать негодяя, растоптавшего честь этой женщины, разыскать и заставить его страдать. Он тут же сказал себе, что разозлился так только потому, что всегда презирал мужчин, способных надругаться над женщиной, но внутренний голос говорил ему совсем иное. Эта грязная и истощенная женщина заставляла его чувствовать какое-то странное беспокойство, и Гиббон не знал, что это могло означать и к чему могло привести.

Эгоизм и безразличие предков, их жестокий произвол – все это стало проклятием для многих Макноктонов. Элис сказала, что мать ее убили. Гиббон не нашел в себе сил спросить, как именно была убита ее мать. Кровь Макноктонов перешла к Элис от матери, и из-за этой крови, сделавшей ее другой, не такой, среди которых ей пришлось жить, она и стала несчастной. В том мире, где жила Элис, царили опасные суеверия, заставлявшие людей видеть угрозу в тех, кто чем-то от них отличался. Гиббону не хотелось даже думать о том, скольких еще братьев и сестер по крови постигла та же незавидная участь, но не думать об этом он не мог – особенно сейчас, когда смотрел на несчастную женщину с четырьмя детьми. И конечно же, все эти дети пережили утрату своих близких.

«Следует как можно быстрее выполнить приказ вождя, – сказал себе Гиббон. – Надо собрать всех Заблудших и обязательно вернуть их в лоно клана».

Стараясь обуздать свои чувства, Гиббон проговорил:

– Не беспокойся, милая, в Камбруне твоего мальчика окружат заботой и любовью – как и всех этих детей. Да, не сомневайся, так и будет. Теперь, когда мы осознали, что наш клан на грани вымирания, каждый ребенок, в котором есть хоть капля крови Макноктонов, – настоящий дар для нас, знак того, что наш род будет продолжен, что судьбой нам не назначено растаять, словно утренний туман.

– А может, лучше все-таки растаять… – со вздохом пробормотала Элис.

– Нет-нет, не говори так. Ведь мы не демоны и не проклятые. Мы всего лишь… иная порода людей. Но Чужаки не хотят этого понимать, и поэтому мы с таким упорством ищем всех потомков Макноктонов.

Тут Гиббон рассказал немного о Калланах, о клане, откуда родом его мать, которая, как она заявляла, вела свой род от кельтских волшебников, способных принимать разные обличья.

– Кто знает, какие еще Другие могут жить среди обычных людей? Возможно, среди них есть и те, кто способен скрываться среди Чужаков гораздо лучше, чем мы. Мы и этих Других начали искать, потому что наш вождь верит, что мы станем сильнее, если все, кто отличается от Чужаков, станут нашими союзниками.

– А теперь у Калланов в роду нет таких, кто умел бы превращаться в котов и кошек? – Элис всерьез задумалась о том, что она, возможно, вовсе не адское создание. И тут же задала очередной вопрос: – Но неужели эти Другие не отличаются от обычных людей?

– Ну, не совсем так. Кое в чем они, конечно же, отличаются. Мы начинаем думать, что полностью избавиться от отличий нельзя, но эти люди очень умело их скрывают. И мы тоже научимся – так считает Кэтал, наш вождь. Итогда все мы сможем раствориться среди Чужаков и не погибнем. Мои предки навлекли на вас проклятие, оставив на произвол судьбы, и теперь мы обязаны помочь вам. Мы не сразу пришли к такому решению, были у нас ссоры и разногласия, но сейчас даже чистокровные Макноктоны нашего клана осознают: такой путь – самый правильный.

– Значит, раньше чистокровные не хотели меняться?

– Нет, не хотели. Они не хотели менять тот образ жизни, что все Макноктоны вели из поколения в поколение, но теперь и они поняли, что Кэтал прав. И знаешь, передумать их заставили именно Заблудшие – те, о которых мы узнали совсем недавно. – Гиббон едва заметно улыбнулся. – Сыграло роль и то обстоятельство, что моя мать и ее сестра, которая замужем за нашим вождем, рожают легко и часто, тоже немалый плюс.