В доме с высокими потолками

Но подобно перемене в настроении, изменчива и эта погода. Небо сбросило радужные одеяния, и на смену им показались серые тучи. И вот уже раскаты грома разносятся по всем тем окрестностям, куда может устремиться взгляд.

Хлынул дождь. Крупные капли падали на голову и плечи, руки взмыли к небу, и хотелось кружиться в этой непогоде, беззаботно отплясывая кадриль. Но блеснувшая молния заставляет пуститься в бег, прыгая через уже образовавшиеся лужи, нестись сломя голову. Вдалеке показался белый невысокий дом, и мужчина, направляющийся по дороге к ней с зонтом в руках.

- Лидия, вы заболеете! Слышите меня? Вы хотите слечь и провести свой день рождения в постели с грелкой у ног?

Дождь все не унимался, и десятки ручьев спешили обогнать друг друга, слиться в единое целое, образовав прочную силу. Уже почти достигнув желанной двери, глаза обращаются к провожатому – его лицо знакомо и даже дорого. Мужчина не молод, но его добрые глаза полны мужества. Прядь волос с проседью непослушно легла на загоревший лоб, а струи воды, сочившиеся по его одежде, грозили испортить обувь. Но это не волновало мужчину, он продолжал смотреть на промокшее платье и цветы в озябших руках.

- Вы совсем промокли, моя… - что-то заставило его прерваться, но голос был так спокоен и так мелодичен, что захотелось услышать его вновь. – Ступайте же в дом, прошу вас.

Дверь отворилась, и в нос ударил резкий запах мужской одежды, бренди и сигарного дыма. Старый дом, освещаемый всего несколькими свечами, тонул в предрассветном полумраке. Дождь усиливался, стучал во все окна и крышу дома, и что-то в этом звуке было ей знакомо. В проеме одной двери свет сочился сильней, и эта полоска оставляла живую тень на соседней стене, образуя при этом незатейливые узоры.

Дверь легко открылась – это была библиотека, и лучшего места, чтобы согреться и отдохнуть, трудно было представить. Камин был самым ярким пятном в комнате, освещая собой десятки книжных полок и стеллажей. И хотя все было так по-домашнему, внутренний голос вещал об опасности. Еще мгновение, и тот перешел на крик. А значит, нужно бежать, немедленно бежать. Уж лучше в непогоду, но только не оставаться в том месте, где было так тихо, что тишина грозила оглушить, сбить с ног. Но что это, дверь заперта, руки нервно теребят ручку, стучат по мертвому дереву, однако наглухо закрытая, она не отвечает на призыв о помощи. За спиной стали слышны чьи-то нетвердые шаги. Не оборачиваясь к шуму всем телом, а лишь слегка повернув голову, она смогла увидеть идущего старца. Перебирая маленькими ногами в теплых тапочках и домашнем колпаке, шаг за шагом приближаясь к ней, он грозился ссохшимся указательным пальцем. Ах, нет, он жив, но как это возможно, как….

- Помогите, прошу… - крик раздался с немыслимой силой, и, ударившись о пол, стих.

Она очнулась – это был сон. Но ей он показался реальней прошлого и куда более подлинней настоящего. Теперь оно предстало уютной комнатой с просторной кроватью, на которой, похоже, и покоилось ее тело. Глазам было больно смотреть – слишком много света и это тепло, такой ее комната не была никогда. Все в ней было новым, чудным, и розовые балдахины над кроватью, и крупная лепка на потолке. Стену у окна украшали две массивные картины в темной оправе из красного дерева, их рамы пытались удержать всю силу бушующего на полотнах шторма, в который попали рыболовецкие судна. Обе они дополняли друг друга. Но рассмотреть их лучше не было возможности, ее глаза отказывалась замечать точные линии неба и морской пены у мачт корабля. Взгляд вернулся к свету камина. В нем живо потрескивали дрова. На малую долю минуты ей почудилось недавнее видение из сна, но это была вовсе не та комната, не тот камин... Выполненный в темном камне, он не пугал, а напротив, согревал, ведь ей так хотелось тепла. На массивной полке камина, уставленной множеством безделушек, красовались большие песочные часы. Стены плясали в свете огня, от чего вертикальные полосы красных и коричневых цветов пестрого гобелена выглядели еще более празднично. Кто-то очень потрудился, чтобы создать мир покоя, столь возвышенный и неповторимый. В викторианском стиле комнаты чувствовалась умелая рука хозяина.

Ее сил едва хватило, чтобы опереться на локти.

- Не стоит вам двигаться, жар еще не прошел, - чья-то заботливая рука коснулась ее лба. - Доктор велел вам не вставать с кровати.

Возле ее головы стояла пожилая женщина в сером плетеном чепце, аккуратно обрамлявшем морщинистое лицо. Она слегка улыбнулась.

- Вы очень слабы, и поэтому будете меня прилежно слушаться. Верно? – женщина вновь устремила свой взгляд на ее бледное лицо. – Хотите пить? Доктор говорит, что вам нужно больше пить, тогда вы сможете скорее поправиться. А была бы моя воля, я бы еще накормила вас пирогом с гусятиной и луком. Его так славно печет наша новая кухарка. Истинное удовольствие в такой тихий вечер насладиться сочным куском мясного пирога и чашкой чая. А вам так подавно, одни кости и кожа.

Женщина попыталась быть строгой в своем последнем изречении в ее адрес, но голос не слушал хозяйку, прозвучав все также миролюбиво и благоговейно. Пожилая особа бережно поднесла кружку к ее губам, и та отпила. Похоже, это было теплое молоко, смешанное с медом; приятная жидкость разлилась по горлу, обещая согреть ее тело изнутри. После нескольких неспешных глотков все те же руки убрали кружку и поставили напиток на прикроватный столик.

- Не будем спешить. Посмотрим, как это подействует на ваше самочувствие, а уж после продолжим. Вам бы не помешало еще поспать. Но я так устала сидеть в одиночестве. И, несмотря на то, что ваших сил едва ли хватит, чтобы говорить, вы можете слушать. А мне так хочется поговорить.

Женщина мечтательно окинула комнату взглядом.

– Я забыла представиться. Миссис Глендовер. Я домоправительница в этом доме, - она развела руками, – хотя теперь я все больше вяжу – силы, знаете, уже не те.

После представления ее новая знакомая повернула голову в сторону двери, затем глубоко вздохнула и расположилась на стуле возле окна. Стул не уступал величию комнаты. С бархатной темно-вишневой обивкой, ромбовидным рисунком и резными ножками, он гордо дополнял интерьер помещения, упираясь «лапами» столь крепко, что, казалось, мог выдержать непосильную даже дивану ношу. «Вот с таким бы дружить…» - пронеслось в ее голове. Но в этом ли сила – в величии и выносливости? Она вспомнила «свой» стул. Воспоминания возвращались, и действительность принимала уже не такие светлые очертания. Ах, если бы все забыть, и остаться в этой комнате навсегда, слушать добродушную женщину и вдыхать запах и тепло камина.

- Мне следовало позвать лорда Элтби или доктора, они строго-настрого приказали им сообщить о вашем пробуждении, но мне в моем возрасте простительна такая рассеянность, – она улыбнулась и взялась за вязанье. – И потом, доктор осматривал вас незадолго до того, как вы очнулись, – вдруг она резко повернула лицо в сторону кровати. – Я совсем забыла, как вы себя чувствуете?

Возраст старушки давал о себе знать, милая миссис Глендовер успев рассказать о пироге и заслугах новой кухарки, позабыла о самочувствии своей гостьи. Но все это было уже чудесно. Ощутить на себе чью-то заботу казалось ей невидалью, – она отвыкла от этого чувства, а внимание со стороны казалось чем-то неестественным и давно забытым.

- Спасибо, мне, кажется, значительно лучше, – слова еще давались ей с трудом. Женщина это заметила.

- Ну, вот и славно, - махнув маленькой рукой со своего «трона», женщина продолжила, – не говорите: теперь я знаю, что вы способны ответить. Отдыхайте. Здесь все так заняты другими заботами и приготовлениями, что нас не скоро потревожат. Ужинают в доме поздно, к восьми все соберутся в гостиной, и тогда я вас покормлю. Это же немыслимо, быть такой… – она на долю секунды оставила свое вязанье и взглянула на нее, – худой. После того, как мы вас раздели, я не поверила своим глазам. Что ж, в этом деле лучшим средством будут зажаренные свиные ножки и вареный картофель, а еще, пожалуй, фруктовый пудинг или яблочный пирог. В этом доме всегда много еды. Так что…