Крепостной княжич

Ульяна кинулась со всех ног выполнять приказание. Никита опустил Дашу на топчан.

— Подожди меня, я недолго. — Она улыбнулась и вышла вслед за Ульяной из комнаты.

Никита сидел в каминной на диване. Уля увела Дарью в уборную, из которой доносился плеск воды и запах лаванды. Внезапно в каминной появился Ли, со своим саквояжем. Не глядя на Никиту, карлик направился прямиком в комнату. Никита преградил ему путь:

— Нельзя туда, там сейчас барышня. Погоди немного, вот выйдет…

— Пропусти! — пискнул карлик. Никита обратил внимание на его большие сильные руки, в которых он сжимал свой саквояж.

— Пропусти его, Никита!

Донесся голос Дарьи. Не веря своим ушам, он отступил назад, и карлик проскользнул за занавеску. Уля выскочила, как ошпаренная

— Терпеть его не могу, карла проклятый!

— Что он там делает?! — возмущение и негодование Никиты переходило в ярость, но зайти он не смел. Уля преградила ему путь. Он вспылил:

— Как она может позволять ему!

— Никита, успокойся! Я все слышу! Я тебе все объясню! — Дашин голос заметно повеселел, и, словно поддразнивал.

— Уля принеси полотенце!

Уля вышла, сердито фыркнув и откинув свою длинную русую косу.

Никита увидел клубы пара, выходящего из-за отодвинутой занавески. Дверь была неплотно прикрыта. Даша, завернутая в большое мягкое полотенце, лежала на мраморной скамье, покрытой полотняным покрывалом, лицом вниз. Глаза ее были закрыты. Ли стоял с длинными гибкими иглами и по одной расставлял их на Дашиной спине, ногах и плечах. Никита никогда не видел, чтобы человек так ловко управлялся, имея такой маленький рост и такие большие, неуклюжие руки. Он не мог отвести глаз от Даши, от ее матовой нежной кожи, красивых форм. Перехватывающая дыхание волна снова подкатила, внезапно заставив его отойти от занавески. Он закрыл глаза и прислонился к стене. Он страдал и был счастлив одновременно. Он понял, что влюбился, влюбился с первого взгляда, глупо, как мальчишка, он страдал, что уродец дотрагивается руками до прекрасного тела его любимой, и ему запрещено убить его на месте, раздавить как червяка. Но, все — таки, Никита был счастлив, счастлив от того, что она все-таки нуждается в нем. Он видел в её глазах нечто большее, чем просто интерес или дружеское участие.

Послышались торопливые шаги. Никита отошел от занавески и сел на диван. Уля принесла большую льняную простынь и стеганый голубой халат. Мучения Никиты длились еще полчаса. Затем Ли удалился, а следом за ним вышла, завернувшись в халат и Дарья.

— Послушай. Не ревнуй! Ли — китайский целитель, врач, понимаешь! А меня с детства учили врачей не стесняться. Я не знаю как у него отношения с женским полом, но меня он лечит с десяти лет, и воспринимает как своего ребенка. То, что он делает, называется акупунктура — он лечит иглами, которые нужно поставить в определенные точки на теле и тогда уходит боль, страх, усталость. Он очень помог матушке, когда она умирала и мучилась дикими болями. Я прошу тебя никогда не обижать его. Батюшка насилу уговорил его остаться, после матушкиной смерти. Он остался только ради меня. Он хороший, очень хороший, и он мне очень нужен. Не воспринимай его как мужчину. Воспринимай его как доктора, хорошо?

— Проблема в том, барышня, что я не смогу воспринимать никого, кто бы прикасался к вам, как доктора, — усмехнулся Никита, — но я обещаю, что пальцем не трону его, раз вы так желаете.

Ревность и обида захлестывали его все сильнее. Никита вышел из дома и прислонился спиной к стене, дышать было нечем от переполнявших его чувств, развернувшись, он ударил в стену кулаком с плеча. Что он мог сделать. Какой к черту доктор этот карлик. И она хороша! Позволяет делать с собой что угодно! Он никак не может помешать этому. Он её крепостной, мужик, которого можно продать как скотину. Одна чистокровная лошадь с её конюшни стоит в пять, даже в десять раз дороже, чем он, но душа его рвалась к ней, он понимал, что любит её, всегда любил, с самого детства, с тех пор как помнит себя, а теперь еще сильнее. Он не просто любил, он желал её так сильно, как только может мужчина желать женщину. Никогда он не думал, что женщина заставит его так страдать.

— Не сердись! — её голос отвлек его от мрачных мыслей, — Я не часто пользуюсь услугами Ли, только когда что-то действительно случается.

Даша стояла перед Никитой в простой белоснежной блузе, темной домашней юбке, подпоясанной широким коричневым поясом. Волосы были уложены в длинную сложную косу. Глаза задорно искрились, словно поддразнивая его. Она словно не замечала его состояния. Как ни в чём не бывало, сменила тему разговора.

— Покажи мне свое плечо, там все еще остался тот знак?

Подняв руку, Даша дотронулась до его сорочки и, медленно расстегнув ворот, провела рукой по груди и прикоснулась к его обнаженному плечу. Словно от удара тока Никита вздрогнул от её прикосновения, сердце бешено колотилось. На плече красовалась расплывшаяся, точно ожег родинка, напоминавшая не то змею, не то латинскую «S».

— А где тот кулон?

На его широкой груди, на тесьме было распятие и маленькая ладанка. Никита снял ладанку, из нее на его руку выпал розово-серый камень с гравировкой. На которой подобно родинке у Никиты была буква «S» со змеей, обвивавшей щит с перекрещенными рапирами.

— Вот он, Дарья Дмитриевна.

— Отдашь его мне на полдня? Мне надо съездить кое- куда.

— Зачем? — спросил Никита. Но потом до него дошёл смысл её слов — Барышня! Вам нельзя выезжать одной! Так не принято!

— Ты меня еще манерам поучи! Никита, ты в своем уме!

— Без меня вы больше никуда не поедете! Хватит сегодняшних приключений!

— Хорошо, — легко согласилась Даша — тогда собирайся!

Её глаза блеснули озорными искрами, и она растаяла в глубине комнат.

Никита прислонился к стене дома, закрыв глаза и сжимая в руках пустую ладанку. Что она задумала?

На пороге появился Федор — статный, высокий, красивый русоволосый парень. Он служил старшим конюхом и все полторы сотни княжеских племенных жеребцов и кобыл были на его попечении. Лениво спросил:

— Вроде барышня вызывала? Ты знаешь зачем? — Никита кивнул:

— Коляску готовь, едем сейчас.

— Вместе, что ли, едете? Далеко ли?

— Сам не знаю, но одну не отпущу. — Фёдор оглядел Никиту с головы до ног.

— Высоко метишь, Никитка, место то свое помни!

Никита сверкнул глазами в ответ.

— А ты меня не стращай, о себе пекись.

Из дома выскочила Уля. Увидев Федора, она покраснела и бегом помчалась во флигель.

— Барышня велела коляску готовить! — крикнула на ходу.

— Постой, красавица! — Федор вальяжно выдвинулся вслед за ней — Постой, милая, я спросить хотел…

— Знаем мы, чего ты хотел, — засмеялась Уля, — Ты знай, выполняй чего приказано

— Вот это девка! Огонь девка! Все равно моя будет! — и Федор, словно за добычей, припустил вслед за ней.

Дорожная пыль поземкой вилась за коляской, в которой Даша и Никита направлялись в город. Задольск был провинциальным городком, однако требованиям времени соответствовал и мог представить на любой вкус и развлечения и разного рода услуги. Никита правил коляской, а Даша, отвернувшись, скучала, разглядывая незатейливый пейзаж открывавшийся вокруг. Зеленые холмы, сменяющиеся золотыми от пшеницы равнинами, полёта для фантазии не открывали. Редкие мужики из соседних усадеб, встречавшиеся на пути, заламывая шапки, кланялись по старинке в пояс. Никита тайком бросал взгляды на Дарью, а та тихо улыбалась, замечая их боковым зрением.

— Так куда едем, Дарья Дмитриевна. Подъезжаем уже. — попытался узнать Никита цель их поездки.

— На второй улице налево сверни, там, мне сказали, ювелирная лавка есть.

— Есть, барышня, как не быть. Там рядом с центральной площадью большая лавка, хозяин на Урале, кто сейчас там будет — не знаю, а раньше и продавал, и всю кассу, и отчет держал Наум Соломонович, хитрый такой мужик, кому хочешь, пол прилавка продаст. Большой мастер народ уговаривать. А вы, стало быть, за украшением каким?