Влюбленная Пион

За несколько лет я многому научилась и теперь могла видеть не только то, что происходит в Ханчжоу. Как и полагается на Новый год, папа отправился в деревню, чтобы осмотреть свои владения. Когда-то я читала сцену «Быстрые плуги» в «Пионовой беседке» и видела, как ее представляют на сцене в нашем саду. Происходящее на­поминало мне о ней. В каждой деревне крестьяне, рыба­ки и работники шелкопрядилен приносили отцу блюда, приготовленные лучшими поварами. Акробаты делали сальто. Музыканты играли. Большеногие крестьянские девушки пели и танцевали. Отец похвалил своих рабочих и велел им собрать в будущем году обильный урожай, поймать много рыбы и напрясть больше шелка.

Я была разочарована в отце, но все-таки надеялась обнаружить, что ошибалась и он был добродетельным человеком. В конце концов, я многие годы слушала, как он говорит о наших землях и крестьянах. Но я видела, что они были ужасно бедны. Мужчины были худыми и изможденными от тяжелой работы, а женщины выглядели истощенными, потому что всю жизнь таскали воду, рожали детей, ткали шелк, шили одежду и обувь, гото­вили еду. Дети для своего возраста казались низкорос­лыми. Они донашивали одежду своих старших братьев и сестер. Многие из них тяжело работали: мальчики тру­дились на поле, а девочки голыми пальчиками развора­чивали коконы шелкопряда в кипящей воде. Цель их жизни состояла в том, чтобы обеспечивать благополу­чие моего отца и тех, кто жил в усадьбе семьи Чэнь.

Отец остановился в доме старосты деревни Гудан. Фамилия этого человека была Цянь, как и у всех жите­лей деревни. Его жена была не похожа на других жен­щин. У нее были перебинтованы ноги, и она вела себя гак, словно родилась в благородной семье. В ее словах была видна утонченность, и она не пресмыкалась перед моим отцом. На руках она держала младенца.

Отец подергал ребенка за волосики и сказал:

— Какой хорошенький младенец!

Госпожа Цянь отошла от него подальше.

— Малышка И всего лишь девочка. Еще одна беспо­лезная ветвь в нашей семье, — буркнул ее муж.

— У вас четыре дочери, — сочувственно протянул мой отец, — а теперь еще и пятая родилась. Удача от вас от­вернулась!

Мне было противно, что он так прямо говорит об этом, но чем это было хуже того, что выпало на мою долю? Отец разговаривал со мной с улыбкой на лице, но он тоже считал, что я бесполезная ветвь на семейном дереве.

Мне было очень горько. Я взглянула на бабушку.

— Нет, — сказала я, — не думаю, что его интересует что-либо, кроме его владений.

Она грустно кивнула:

— Твой дедушка был таким же.

Бабушка навещала меня уже несколько лет, но я из­бегала задавать ей некоторые вопросы. Частично это объяснялось тем, что я боялась ее непредсказуемых пе­репадов настроения. Кроме того, мне не хотелось выг­лядеть непочтительной. И я боялась услышать ее отве­ты. Но я слишком долго была слепа. Я сделала глубокий вдох и засыпала ее градом вопросов, хотя мне было страшно, что я не смогу выдержать правды.

— Почему ты ни разу не привела сюда дедушку, что­бы он повидался со мной? Неужели потому, что я де­вочка? — спросила я, вспомнив о том, что, когда я была ребенком, он совсем мной не интересовался.

— Он находится в одном из кругов ада, — как обыч­но, резко ответила она.

Я решила, что ее слова продиктованы обидой, кото­рую она затаила во время замужества.

— А мои дяди? Почему они не приходят?

— Они умерли вдали от дома, — сказала она. В этот раз в ее голосе не было резкости, только горе. — Некому убрать на их могилах. Они странствуют по земле в обли­ке голодных духов.

Я поежилась.

— Голодные духи — ужасные, отвратительные суще­ства! — воскликнула я. — Неужели среди наших род­ственников есть такие?

— Наконец-то ты решилась задать мне этот вопрос!

Ее нетерпение было таким сильным, что я отпряну­ла назад. Интересно, на земле она бы вела себя так же, обращалась со мной, как с никому не нужной девчон­кой? Или же она угощала бы меня кунжутом и дарила маленькие драгоценности из своего приданого?

— Пион, — продолжила она, — я люблю тебя. Наде­юсь, ты это знаешь. Я слушала тебя, когда ты жила на земле. Я старалась тебе помочь. Но все эти семь лет я задавала себе вопрос: кто ты? Всего лишь мечтавшая о любви девушка? Или в тебе есть нечто большее?

Я закусила губу и отвернулась. Хорошо, что я держа­лась от нее на почтительном расстоянии. Возможно, мама и бабушка тепло относились друг к другу, но она, очевидно, тоже считала, что я всего лишь бесполезная ветвь на семейном дереве.

— Я рада, что ты находишься здесь, на Наблюдатель­ной террасе, — продолжила она. — Я много лет приходи­ла сюда, чтобы заглянуть за балюстраду и увидеть моих сыновей. Мне приятно, что эти семь лет ты была рядом. Они блуждают там, — она взмахнула длинными рукава­ми, указывая на землю под нами, — в облике голодных духов. Прошло двадцать семь лет, а я так и не нашла их.

— Что с ними случилось?

— Они погибли во время Переворота.

— Папа рассказывал мне.

— Он не рассказал тебе правду. — Бабушка сощурила глаза и скрестила на груди руки, скрытые широкими рукавами. Я ждала. Она сказала:

— Тебе эта история не понравится.

Я ничего не ответила. Мы долго молчали.

— В тот день, когда мы с тобой впервые встрети­лись, начала она, — ты сказала, что я совсем не похо­жа на изображение на портрете. Видишь ли, я была со­всем не такой, какой меня описывали. Я не была добра к наложницам моего мужа. Я их ненавидела. И я не кон­чала жизнь самоубийством.

Она искоса взглянула на меня, но мое лицо остава­лось спокойным и невозмутимым.

— Видишь ли, Пион, закат династии Мин был пре­красен и ужасен одновременно. Общество разваливалось, чиновники брали взятки, все думали только о деньгах, и никто не обращал внимания на женщин, а потому мы с твоей матерью могли путешествовать и делать то, что нам было угодно. Я рассказывала тебе, что мы встречались с другими женами и матерями: с женщинами, управляв­шими владениями и мастерскими своих семей, учитель­ницами, составительницами книг и даже некоторыми куртизанками. Мир рушился, но благодаря этому мы по­знакомились и привязались друг к другу. Мы забыли о вышивке и домашних делах. Наши души наполнились прекрасными словами и образами. Мы делились своими печалями и горестями, поражениями и победами с жен­щинами, живущими вдали от нас или даже в прошлом. Чтение и сочинительство помогло нам создать собствен­ный мир. Он отличался от того, о котором мечтали наши отцы, мужья и сыновья. Другие мужчины — как твой отец и дедушка — были рады таким переменам.

И потому, когда мой муж получил назначение в Янчжоу, я поехала вместе с ним. Мы жили в чудесном доме, не таком большом, как тот, что в Ханчжоу, но он был просторным, и в нем было множество двориков. Твоя мать часто навещала нас. Ах, как интересно мы прово­дили время!

Однажды твои родители приехали к нам в гости. Они прибыли в двадцатый день четвертого месяца. Прошло четыре дня. Все это время мы пировали, пили, смея­лись. Никто из нас, даже твой отец или дедушка, не за­думался о том, что происходит в мире. Затем, в двад­цать пятый день, войска маньчжуров вошли в город. За пять дней они убили восемьсот тысяч человек.

Когда бабушка рассказывала историю, мне казалось, будто все это происходило со мной. Я слышала лязг ме­чей и копий, звон столкнувшихся щитов и шлемов, то­пот лошадей, бегущих по крытым булыжником улицам, вопли испуганных горожан, тщетно ищущих спасения. Я почувствовала дым — то горели подожженные дома и другие здания. Кроме того, я уловила запах крови.

— Началась паника, — вспоминала бабушка. — Люди карабкались на крыши, но черепица ломалась, и они погибали, падая вниз. Некоторые прятались в колод­цах и тонули. Другие сдавались, но все было напрасно, потому что мужчинам отрубали головы, а женщин на­силовали до смерти. Твой дедушка был чиновником. Ему следовало попытаться помочь людям. Вместо этого он приказал слугам отдать нам свою грубую одежду. Мы переоделись, а затем наши сыновья, твои родители, де­душка и я решили спрятаться в небольшом амбаре. Мой муж велел женщинам зашить в одежду серебро и драго­ценные камни, а мужчины засовывали золото в куша­ки, туфли и пояса. В первую ночь мы прятались в тем­ноте. Мы слышали, как маньчжуры убивают людей. Ужаснее всего были крики тех, кому не посчастливи­лось умереть быстрой смертью: они мучились много часов, пока не истекали кровью.