Скверный маркиз

— Но, повторяю, ты меня шантажируешь, — угрюмо напомнила ей Орелия. — Ладно, я поеду обедать в это твое итальянское посольство, будь оно неладно, но обещай мне, что ты не зайдешь слишком далеко, что не забудешь, чьей женой собираешься стать, и постарайся вести себя соответственно этому статусу.

— Да, на публике я буду вести себя именно так… Но что касается моих личных дел — это, Орелия, совсем другое!

— Не желаю и слышать об этом! — набросилась на нее Орелия. — Ненавижу я это притворство! Всю эту ложь, эту фальшь! Мне отвратительна сама мысль, что ты затеяла эту интрижку, такую некрасивую, жалкую, пошлую!..

— Ну что ж, по крайней мере, ты изъяснилась со мной откровенно, — и Кэролайн встала с постели. Тон ее был холоден, но взгляд свидетельствовал о том, что она уязвлена, и Орелия порывисто обняла ее.

— Кэролайн, дорогая, я совсем не хотела тебя обидеть, но я так беспокоюсь за тебя, так боюсь, что ты испортишь всю свою жизнь, поступая подобным образом, то есть… непорядочно!

— Но иногда приходится быть непорядочной, — жестко ответила ей Кэролайн. — Неужели ты не понимаешь, что я по натуре своей люблю риск и волнение, что мне необходимы острые чувства?

— Это, наверное, оттого, что ты, Кэролайн, недостаточно любишь…

— Я старалась! Дариус очень мне нравится, но я тебе уже говорила: когда я с ним, у меня ощущение, будто я на экзамене. Вот если бы он со мной так разговаривал, как Аделино… — Она вздохнула. — Если бы хоть раз сердце у него забилось страстно, если бы от моей близости у него участилось дыхание, если бы от возбуждения он потерял власть над собой, тогда, может быть, я его полюбила бы!

— Но, может быть, когда вы поженитесь… — начала Орелия, но Кэролайн только засмеялась, резко и насмешливо.

— Неужели твоя голова набита одними грезами романтизма? Уверяю тебя, что только в повестях любовь приходит после свадьбы! Нет, вот когда мужчина тебя добивается, когда ты дразнишь его, а он стремится к недостижимому — вот тогда любовь вспыхивает ярким пламенем, и можешь называть это безумной любовью!

— Но это же не любовь! Это страсть или страстное желание. Кэролайн, а ты помнишь, как в юности мы мечтали о настоящей любви!

— Да, — снова засмеялась Кэролайн, — мы тогда мечтали, каждая — о своем прекрасном принце, который отнесет в объятиях свою Золушку в волшебный замок, и там она станет принцессой и будет жить со своим принцем долго и счастливо, как и полагается в сказках… — В голосе Кэролайн вдруг послышалась горечь. — Однако такие сказки не имеют ничего общего с жизнью, Орелия, и ты это знаешь не хуже меня. Никто на свете не может обладать всем, чем хочется. Даже принц, красивый, очень богатый и влюбленный до безумия. Да и не бывает так в жизни, чтобы в одном мужчине соединялись все мыслимые совершенства. Ты можешь выйти замуж или за принца, или за нищего! У принца будут деньги. У нищего — любовь. Если, конечно, ты не так умна, как я! А я сумела заполучить и пирожное, и сумею его со вкусом съесть!

— Все это лишь обманчивая фантазия!

— Обманчивая или нет, но я воплощу ее в жизнь, — беззаботно отвечала ей Кэролайн, — а теперь мне пора спать, потому что завтра, во время обеда, я хочу блистать красотой! Я хочу нравиться Аделино!

И она обняла Орелию:.

— Спасибо тебе, дорогая. Я знала, что ты меня не предашь. Пожалуйста, и совсем ненадолго, убери подальше свою надоедливую Совесть, и в самый темный ящик комода. Достанешь оттуда в день моей свадьбы!

— О, Кэролайн, Кэролайн! — и Орелия засмеялась, хотя на глазах у нее блеснули слезы. — Ну, что мне с тобой делать!

— Делай то, что я хочу, — ответила неукротимая, неуправляемая Кэролайн и отправилась, как обещала, спать.

Орелия медленно разделась и тоже легла в постель.

Ей казалось, что в эту ночь ей не уснуть — мысли о Кэролайн и ее будущем будут терзать ее и не давать ни минуты покоя… И она действительно не заснула — но думала вовсе не о сестре. О маркизе.

Теперь она уже не сомневалась в своей любви к нему и боялась своих мыслей о нем, еще не вполне понимая, что они — давно уже неотъемлемая часть ее сознания и самой ее жизни. Да, это любовь! Его поцелуй в ноябре ее разбудил! И с первого же момента появления в Райд Хаузе она остро ощущала его присутствие в этом доме. Ему достаточно было войти в комнату, где она была, или ей увидеть его случайно, спускаясь с лестницы, чтобы ощутить волнение, от которого у нее перехватывало горло и сердце начинало учащенно биться. Она изо всех сил сопротивлялась непреодолимому желанию видеть его снова и снова, в гостиной ли, в столовой или из окна, когда он мчался на лошади в парк… «Да, я люблю его», — бесконечно твердила Орелия в своих беспокойных мыслях. И она стала молиться, страстно, истово прося Небеса о возможности счастья для маркиза и Кэролайн. И еще о том, чтобы Господь ей помог укрепить их счастье. Да, пусть они станут счастливы, она сделает все, чтобы их будущая супружеская жизнь содержала в себе хоть подобие счастья, даже если они не познают блаженства страстной взаимной любви!

А затем Орелия вдруг устыдилась, что, сдавшись под просьбами Кэролайн в ее поисках мимолетного развлечения, она наносит ущерб счастью маркиза, пытаясь покрыть амурные приключения его невесты с итальянским послом. «Это дурно и несправедливо», — понуро терзалась Орелия. Да, все так, но каким же образом она могла бы помешать свиданию Кэролайн с его превосходительством? Ведь даже если бы она не согласилась исполнить просьбу сестры, та, избалованная и своенравная, все равно не отказалась бы от свидания. Кэролайн верит, как обычно в таких случаях верят женщины, что никто ничего не узнает, что завистливый, недоброжелательный взгляд не заметит, как она себя ведет, и что такое поведение не станет поводом для злобных сплетен. Кэролайн — и такова уж ее натура — всегда будет рисковать репутацией ради страсти. Она похожа на ребенка, жадно глотающего ледяное мороженое и не понимающего, какой вред он себе наносит! Теперь она решила отдаться послу, и, увы, с этим ничего не поделаешь, остается лишь попробовать защитить Кэролайн от возможных последствий ее же собственной глупости! Орелия глубоко вздохнула и потерла кончиками пальцев виски. Голова болела, мысли распирали ей лоб…

И тут она вспомнила о своем обещании, которое ночью дала маркизу: никогда и ничего от него не скрывать… А как раз сейчас она скрывает от него правду! И это может самым серьезным образом затронуть всю его жизнь!

В приступе глухого отчаяния она уткнулась лицом в подушку. Что хуже — не попытаться уберечь его от боли, какая ему уготована, когда все станет известно, или солгать, несмотря на данное ему обещание, в надежде, что он никогда не узнает об этом ее обмане?

Увы, у нее нет выбора… Ей надо продолжать играть роль, навязанную ей кузиной и ее ухажером! Рассудок убеждал Орелию, что это станет наименьшим из зол, но сердце твердило: надо остановиться, нельзя предавать маркиза, ведь она его любит, по-настоящему любит!

На следующее утро герцогиня и Кэролайн поздно явились к завтраку. Орелия, так и не сомкнувшая глаз всю ночь, встала ни свет ни заря и занялась многочисленными мелкими делами, давно ожидавшими ее внимания.

Первой в гостиной появилась Кэролайн — ослепительно красивая, победительная, в предвкушении ожидающего ее удовольствия.

— Доброе утро, — приветствовала ее Орелия, — хорошо ли спала?

— Как младенец! Я чувствовала себя уставшей и счастливой, а это самое лучшее снотворное. А кроме того, я представила, что сплю в объятиях Аделино! — И она звонко расхохоталась, увидев выражение лица Орелии: — Дорогая, ведь я тебя дразню, но у тебя в таких случаях чувство юмора куда-то исчезает.

— Особенно когда ты вот так отвечаешь, — грустно заметила Орелия. — О, Кэролайн, ну, пожалуйста, будь осторожнее, в этом доме у стен, наверное, есть уши!

— Ну, значит, в этом доме людям есть о чем поговорить и тем для пересудов хватает, — невозмутимо отвечала ей Кэролайн. — Ладно, Орелия, давай спустимся вниз, может быть, кто-нибудь захочет покатать нас в парке.