Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

Я скрипнула зубами, схватила с куста холодную влажную тряпку и, сжимая бедра, направилась вниз в отхожее место для женщин.

Первое, что я встретила, вернувшись оттуда, была вонь раскаленного металла. Я произнесла несколько выразительных слов на французском из лексикона, который я приобрела в больнице ангелов в Париже, где сильные выражения порой были лучшим из доступных инструментов.

Рот Марсали широко открылся. Герман посмотрел на меня с восхищением и повторил слова с чистым красивым выговором парижанина.

— Извини, — сказала я, обращаясь к Марсали. — Кто-то поставил пустой чайник на огонь.

— Ничего страшного, мама Клэр, — ответила она, легонько подбрасывая Джоани, которая снова начала хныкать. — Это не хуже того, чему учит его отец. Сухие тряпки есть?

Я сама искала тряпку или крючок, чтобы ухватить горячую ручку чайника, но мне попадались только мокрые подгузники и сырые носки. Однако чайник был дорогой вещью, и я не могла пожертвовать им. Я обернула руку подолом юбки, схватила ручку и сняла чайник с огня. Ожог пронзил руку сквозь влажную ткань, как удар молнии, и я бросила чайник.

— Merde! [52] — счастливым эхом отозвался Герман.

— Точно, — сказала я, сунув в рот вспузырившийся большой палец. Чайник шипел и дымился в мокрой траве, я в сердцах пнула его, отбросив в грязь.

— Merde, merde, merde, — пел Герман, очень хорошо держа мелодию гимна «Роза, роза», [53] тем самым показывая рано развившийся музыкальный слух, который, однако, в сложившейся ситуации не был оценен по достоинству.

— Перестань, — прикрикнула я.

Но он не перестал. Джемми захныкал в унисон с Джоан. Лиззи, у который был рецидив в связи с уходом рядового Огилви, принялась стонать под своим кустом, и в довершение всего маленькие шарики льда застучали по земле и по моей макушке. Я стянула с куста влажный чепец и нахлобучила его на голову, чувствуя себя жабой под большим грибом. «Не хватает только бородавок», подумала я с раздражением.

Град вскоре прекратился. Как только грохот льдинок уменьшился, со стороны тропинки послышался хруст башмаков. Появился Джейми, сопровождаемый Кеннетом Донахью, на плечах и волосах которых корочкой лежали градины.

— Я привел на чай святого отца, — сказал он, сияя улыбкой.

— Чая нет, — сказала я, довольно злобно. И если он думал, что я забыла о Стивене Боннете, он ошибался.

Повернувшись на звук моего голоса, он дернулся, демонстрируя преувеличенное потрясение при виде моего чепца.

— Это ты, сассенах? — спросил он с шутливым ужасом, делая вид, что заглядывает под свисающие воланы чепца. Учитывая присутствие священника, я воздержалась от того, чтобы пнуть Джейми по чувствительному месту, ограничившись попыткой превратить его взглядом в камень на манер Медузы Горгоны.

Он, казалось, не заметил моего взгляда, отвлекшись на Германа, который кружился, напевая вариации на тему моих французских высказываний, используя мелодию «Греби, греби, управляй своей лодкой». [54] Отец Донахью ярко покраснел, усиленно делая вид, что не понимает французский.

— Tais toi, crétin, [55] — сказал Джейми, роясь в спорране. Он говорил не сердито, но с видом человека, который ожидал абсолютного повиновения. Герман резко остановился, открыв рот, и Джейми ловко сунул туда конфетку. Герман закрыл рот и, забыв про песню, занялся сладостью.

Я потянулась к чайнику, снова используя подол юбки, как держалку. Джейми подобрал крепкий прут и, просунув его в ручку, поднял чайник.

— Вуаля! — сказал он, протягивая его мне.

— Мерси, — произнесла я без всякой благодарности. Тем не менее, я взяла палку с дымящимся чайником и отправилась к ручью, неся ее перед собой, словно копье.

Достигнув каменистого берега, я с лязгом бросила чайник, сорвала чепец и, бросив его на осоку, топнула по нему ногой, оставив большой грязный след на полотне.

— Я не имел в виду, что он настолько не идет тебе, сассенах, — произнес веселый голос сзади.

Я, приподняв бровь, с холодным видом взглянула на него.

— Ты не имел в виду, что он вообще идет мне, не так ли?

— Нет. Ты похожа в нем на ядовитую поганку. Без него лучше.

Он притянул меня к себе и наклонил голову, чтобы поцеловаться.

— Не то, что бы я не согласна с тобой, — сказала я, и тон моего голоса остановил его в доле дюйма от моего рта. — Но еще чуть ближе, и я думаю, что откушу тебе губу.

Двигаясь, как человек, который вдруг понял, что камень, который он подобрал с земли, в действительности оказался осиным гнездом, он медленно убрал руки с моей талии.

— О, — произнес он и наклонил голову набок, рассматривая меня с поджатыми губами.

— Ты действительно выглядишь немного измотанной, сассенах.

Без сомнения, это была правда, но услышав слова Джейми, я почувствовала желание разрыдаться. Очевидно, это желание отразилось на моем лице, потому что он мягко взял меня за руку и подвел к большому камню.

— Садись, — сказал он. — Закрой глаза, nighean donn. [56] Отдохни немного.

Я села, закрыв глаза и опустив руки. Плеск и приглушенный лязг говорили, что он чистил и наполнял водой чайник.

Он с глухим стуком поставил чайник на листья и, молча, сел рядом с ним. Я слышала его тихое дыхание, потом сопение и шорох, когда он вытер капающий нос рукавом.

— Извини, — наконец, сказала я, открывая глаза.

Он повернулся ко мне с легкой улыбкой.

— За что, сассенах? Надеюсь, ты не отказалась от моей постели, или, по крайней мере, я надеюсь, что дело не дошло до этого.

Мысль о занятии любовью сейчас была в самом низу моего списка желаний, но я улыбнулась ему в ответ.

— Нет, — сказала я грустно. — После двух недель сна на земле я не отказалась бы ни от чьей постели.

Он приподнял брови, и я рассмеялась.

— Нет, — повторила я, — я просто… устала.

Боль скрутила низ моего живота; я сморщилась и прижала к нему обе руки.

— О! — сказал он снова, внезапно все поняв. — Вот какая усталость.

— Такая усталость, — согласилась я и ткнула носком чайник. — Мне нужно вскипятить воду и заварить кору ивы. Это займет много времени.

На это уйдет час или больше, а боли тем временем станут сильнее.

— К черту кору, — сказал он, доставая серебряную фляжку из-за пазухи. — Попробуй это. По крайней мере, тебе не нужно сначала кипятить его.

Я отвинтила крышку и вдохнула запах. Виски, и очень хороший виски.

— Я люблю тебя, — сказала я с восторгом, и он рассмеялся.

— Я тоже люблю тебя, сассенах, — сказал он и мягко коснулся моей ноги.

Я сделала глоток и позволила виски медленно скатиться по горлу. Напиток приятно скользнул по слизистой оболочке, упал на дно желудка и поднялся вверх янтарным облачком аромата, который наполнил мои пазухи и потянулся умиротворяющими усиками к источнику моего дискомфорта.

— Оооо, — произнесла я, удовлетворенно вздыхая, и сделала еще глоток, прикрыв глаза, чтобы лучше оценить его вкус и аромат. Один мой знакомый ирландец когда-то уверял, что очень хороший виски может поднять мертвого. Сейчас я не стала бы спорить с ним.

— Это замечательно, — сказала я и снова открыла глаза. — Где ты его раздобыл?

Это был двадцатилетней выдержки скотч — если я хоть что-нибудь понимала в виски — и отличался, как небо от земли, от пойла, который Джейми гнал во Фрейзерс-Ридже на заднем дворе.

— У Джокасты, — ответил он. — Он предназначался для свадьбы Брианны, но я подумал, что ты нуждаешься в нем больше.

— Ты совершенно прав.

Мы сидели в уютной тишине, и я медленно потягивала виски. Желание убить всех находящихся в поле моего зрения угасало по мере понижения уровня напитка во фляжке.

Дождь снова сместился в сторону, и теперь только капли мирно падали с листвы. Неподалеку росли ели, и я могла чувствовать прохладный аромат смолы, острый и чистый, перекрывающий тяжелый запах влажных, мертвых листьев, тлеющего огня и мокрой одежды.