Под южным солнцем

Как только они вошли в купе, он опустил шторку на окне.

— Поезд отправляется через десять минут, — сказал он, подумав, что ему придется пережить, если окажется, что замужество дочери и ее отъезд не были столь уж необходимы. — У нас осталось мало времени.

Не было нужды об этом напоминать. Никто не знал, что. сказать. Любые слова казались бессмысленными.

Наконец Алексий мрачно произнес:

— Я не стал бы настаивать на твоем браке с Джулианом Филдингом, если бы не был уверен, что он тебя любит, или не был убежден, что ты будешь с ним счастлива.

— Да, папа, — сказала Наталья, хотя знала, что никогда не сможет быть счастлива с человеком неславянского происхождения. Она понимала также, что отец не стал бы настаивать на браке, если бы это не помогло ему избежать разлуки с матерью.

Раздался последний гудок. Алексий поцеловал дочь в щеку, затем отвернулся и быстро вышел, слишком подавленный, чтобы что-то сказать.

— Будь счастлива, — сказала Зита, едва сдерживаясь. — До свидания. Храни тебя Бог.

Катерина последней покидала купе.

— Я люблю тебя и буду очень скучать, — горячо сказала она. — Береги себя! Напиши мне!

Когда дверь за ней закрылась, Наталья продолжала стоять посреди купе, не в силах до конца осознать чудовищность того, что произошло.

Поезд тронулся. Она бросилась к окну, подняла шторку, опустила стекло и высунулась наружу.

Катерина шла вслед за Алексием и Зитой по направлению к выходу из вокзала. Наталья подавила крик, зная, что ей нельзя их окликнуть. Если она это сделает, отец обернется, и последнее, что она увидит на прощание, будет его рассерженное лицо.

Она безнадежно помахала рукой, как вдруг Катерина обернулась и махнула ей в ответ.

Наталья со слезами на глазах продолжала махать и махать, в то время как поезд набирал скорость, и перо на ее шляпке трепетало на ветру. Даже когда Катерину уже почти не было видно, она все еще не переставала махать. Она махала, пока не заболела рука и вокзал не превратился в смутное пятно, пока огни Белграда не исчезли в непроглядной тьме.