Обятия судьбы

– Пьер…

– Я еще не закончил, Дамон! Ты поставил под угрозу свой брак и нашу дружбу, подверг серьезной опасности жизнь своего еще не родившегося ребенка. И все это из-за подозрительности, ревности и непроходимой тупости! Не уподобляйся Роско Силоне, Дамон!

Уязвленный до глубины души, Дамон вздрогнул, как от удара.

Не дожидаясь, пока он придет в себя, Пьер вышел из кабинета и хлопнул тяжелой дверью так, что эхо прокатилось по всему дому.

Дамон устало опустился в кресло и отрешенно уставился на дверь. Его измученная душа была в смятении. Боль мучительно сжала сердце.

Глава 21

Держа в руке букет цветов, Роско сидел на сломанной мраморной скамье. С трудом подавляя подступившие слезы, он смотрел на могильный холм, под которым вечным сном спала его дочь.

С годами старик все чаще приходил сюда. Сначала его мучили тяжкие угрызения совести, и он избегал этого места, напоминавшего ему, что отчасти он сам повинен в смерти Ла Донны. Теперь же его приводило сюда одиночество.

Роско наклонился и положил цветы на могилу.

– Я никогда не желал тебе зла, Ла Донна, поверь. – Голос старика дрогнул. – Если бы можно было вернуть прошлое…

– И что бы ты сделал? – прозвучал резкий вопрос.

Роско обернулся и увидел сына, стоявшего в нескольких шагах от него.

– Что бы ты изменил, отец? Позволил бы ей свободно любить и выйти замуж за своего избранника – за того, от кого она ждала ребенка? Сомневаюсь.

– Знай я, как все обернется…

– Ты все равно сделал бы то же самое, отец. Ты неисправим! И как я ни боролся с собой, как ни пытался искоренить в себе это, должен сознаться, что во многом похож на тебя, – с горечью закончил Дамон.

– Ты унаследовал от меня не только дурные черты, Дамон. Твоя сила, решительность, гордость…

– К несчастью, мне передались твои несправедливость, жестокость и упрямство. Ты видишь и слышишь только себя. Прежде я ненавидел за это тебя, но теперь мне приходится ненавидеть и себя, ибо такова и моя сущность.

– Тебе еще не поздно исправить свои ошибки, – с чувством возразил Роско. – Он провел рукой по мраморному надгробию и печально покачал головой. – А вот моих уже не исправишь. – Роско посмотрел на сына. – Ты гораздо лучше меня, Дамон. Ты научился любить, как и просила твоя мать. Ты сильнее меня, потому что не боишься чувств, не боишься отдавать себя. А мне уже не начать заново – ни с твоей матерью, ни с Ла Донной… Я даже не смею надеяться, что наши с тобой отношения когда-нибудь сложатся иначе.

Дамон с удивлением заметил страдание в черных глазах отца. Сколько он помнил, и голос Роско никогда не звучал так ласково.

«Не так-то просто забыть о нашей враждебности и отчужденности, – подумал Дамон. – Впрочем, раз отец просит, почему бы не попытаться?»

– В моей душе накопились обиды, – признался Дамон. – Слишком многое надо забыть, прежде чем я смогу простить.

Роско с пониманием кивнул. Что ж, пусть у них получится не сразу, но хорошо уж и то, что сын не отверг его просьбу, – для начала хватит и этого.

– Между мною и Темпл разверзлась пропасть. – Дамон в волнении пригладил волосы. – Глубокая пропасть. И виноват в этом только я. Мне надо искупить вину, навести мосты. Но жена не хочет видеть меня. Как же мне с ней помириться?

Дамон сорвал розу с куста и положил ее на могилу сестры. Роско не нарушал молчания и терпеливо ждал. Сын впервые говорил с ним так откровенно, изливал душу, не боясь показаться слабым и уязвимым.

– Меня вызывают в гарнизон Челлини, – сообщил Дамон. – Это в нескольких часах езды отсюда. Бейтс и его люди ждут меня в лагере. Вернусь через неделю, может, позже. – Он протянул отцу три запечатанных конверта. Один был адресован Роско, другой Темпл, третий Пьеру. – Передай каждому в руки, отец, и, пока меня не будет, позаботься о моей жене. – Дамон поднял с земли холщовый армейский мешок и пошел прочь.

Роско, провожая сына глазами, видел, как тот привязал к седлу мешок, бросил прощальный взгляд на дом, вскочил в седло и ускакал.

Задумчиво посмотрев на конверты, старик побрел к вилле Силоне.

Бейтс налил в чашки дымящийся черный кофе и взглянул на Дамона, который сидел у камина и рассеянно ворошил угли длинной кочергой. Бейтс беспокоился за своего молодого друга, ибо никогда еще не видел его таким подавленным.

– Наверное, ты, как и я, устал от этой войны, Дамон? – Бейтс поставил перед ним чашку.

– Очень, – отозвался тот, отхлебнув горячий кофе. – Впрочем, все к лучшему.

Бейтс, наблюдая за Дамоном, заметил, что он мрачен и очень осунулся. «Его тревожит не только война», – подумал он.

– Может, расскажешь, что мучает тебя, сынок? – ласково спросил Бейтс. – В его добрых глазах не было праздного любопытства, только забота и участие.

– Если ты согласен выслушать, – тихо ответил Дамон.

И он поведал Бейтсу все – начиная с того момента, как юношей увидел во Франции маленькую девочку, а вернувшись домой, узнал, что его единственная сестра умерла. Рассказал о долгих годах дружбы с Натаном Гаррисом, о большой любви Ла Донны и Натана, о своем глубоком чувстве к Темпл.

Дамон давно признался Натану, что любит Темпл. Поскольку тот дал Роско опрометчивое обещание, признание друга успокоило его. Дамон поклялся Натану заботиться о Темпл, да и как могло быть иначе, если он любил ее больше жизни?

Принудив Темпл к браку с Дамоном, Роско желал отомстить Натану за смерть Ла Донны. Но Гаррис благословил этот союз.

– Пусть Роско считает, что победил, – шепнул Натан Дамону, лежа на смертном одре. – Оставим его в этом заблуждении.

Во время заключения брака Дамон стоял в самом темном углу спальни Натана и вышел на свет лишь для того, чтобы взять руку Темпл. Девушка не разглядела его – слезы затуманили ей глаза, а все мысли были сосредоточены на умирающем отце. Темпл так и не узнала, что это Дамон стоял рядом с ней в полутемной комнате. Она и сейчас Не догадывалась, что он женился на ней по любви и с благословения Натана, а не по приказу Роско Силоне.

Дамон вспомнил, как Натан прошептал «спасибо», отдавая любимую дочь своему юному другу.

Бейтса потряс рассказ Дамона. Все началось с любви, которая привела к трагедии и страданиям, а потом снова вспыхнула любовь.

Дамон, глубоко вздохнув, продолжил свое повествование. Бейтс услышал о том, как Темпл приехала на виллу, сблизилась с Дамоном и полюбила его. Молодой человек признался, что его собственное чувство становилось все глубже и сильнее. Поведал другу и о событиях последних недель.

Мужчины задумчиво посмотрели на красные языки пламени в камине.

– Судя по всему, Дамон, – заметил Бейтс, – Делла нарочно подстроила свидание Темпл и Пьера, создав двусмысленную ситуацию, а потом направила тебя к месту встречи, желая, чтобы ты своими глазами увидел их. Как и задумала эта коварная женщина, ты укрепился в своих ложных подозрениях, ею же и посеянных.

– Но почему я сразу не понял этого, Бейтс? – печально воскликнул Дамон.

– Потому, дружок, что ты принял все слишком близко к сердцу. Ведь были задеты твои чувства! Хитрая Делла, зная, как ты вспыльчив и ревнив, использовала это против тебя. Она понимала: стоит только заронить в твою душу сомнение, и твой пылкий нрав довершит дело. Делла разожгла огонь, а потом с удовольствием наблюдала, как он полыхает. Есть люди, которым доставляет наслаждение портить жизнь другим. Делла не только хитра, но и опасна. Остерегайся ее. Помни, что она очень коварна, и будь постоянно начеку. Боюсь, Делла не оставит тебя и Темпл в покое, дружок.

Дамон молчал, все так же задумчиво глядя в камин. Когда там остались лишь тлеющие угольки, он наконец очнулся.

– Возвращайся на виллу, Дамон. Тебе надо быть с женой.

Темпл снова и снова перечитывала письмо Дамона, и слезы застилали ей глаза.