Искушение Марии дАвалос

В тот вечер Карло, элегантный в темно-синем бархате, сидел в маленьком красном кресле в спальне Марии, наблюдая, как Лаура причесывает свою госпожу. Это заняло не так уж мало времени, поскольку Лаура привыкла работать с жемчугами. Прислушиваясь к указаниям Карло, она старалась изо всех сил. После того как были сделаны завершающие штрихи, Мария начала кружиться перед Карло. Она была в приподнятом настроении, поскольку на ней было в высшей степени оригинальное платье, фасон которого придумали они вместе.

— Оно мне идет? — спросила она.

Карло молча осмотрел ее с головы до ног, что на минуту вселило в нее сомнение.

— Оно не просто тебе идет, — сказал он, наконец. — Оно делает тебя совершенной. Ты — Флора, сошедшая с Олимпа.

Они стояли в дверях музыкальной комнаты, приветствуя гостей. Некоторые осыпали Марию комплиментами по поводу ее платья; другие смотрели с удивлением. Она заметила, что некоторые шепчутся у нее за спиной. Платье было из простого белого шелка, который блестел. Никто не носил белое. Это считалось безвкусным. Вокруг глубокого прямоугольного выреза и в прорезах рукавов были разбросаны крошечные цветочки бледно-голубого и розовато-лилового цвета. Их причудливую форму придумал Карло, и они были так искусно сделаны, что казались живыми. Прическа Марии тоже была украшена этими цветочками. От талии до подола платья на юбке были вышиты цветы с нежными бледно-зелеными листьями, расположенными асимметрично на пяти тонких стеблях, — еще одна идея Карло.

Гости так пристально рассматривали Марию, что она почувствовала себя не в своей тарелке. Ей всегда доставляли удовольствие восхищенные взгляды, но необычное платье привлекало слишком много внимания. О нем судачили, а она терпеть не могла быть объектом досужих сплетен. В дальнейшем она будет надевать только традиционные наряды.

В антракте гости сидели болтая и угощаясь. Мария в роли хозяйки переходила от одной группы к другой, заботясь о том, чтобы все гости хорошо провели время. Когда она, извинившись перед одним из кузенов Карло, направилась к гостю из Пармы, чтобы поприветствовать его, за спиной у нее раздался шепот:

— А вот и мой ангел.

Обернувшись, она увидела не менее обольстительное лицо, чем ее собственное, и ей вдруг захотелось улыбнуться.

— Не называйте меня так, Фабрицио, — очень спокойно произнесла она, озираясь.

— Как же я могу не называть вас так? Я никогда не видел более красивого лица, чем ваше, и такого божественного платья. Это сочетание меня ошеломило.

Хотя уверенность Марии в удачности ее наряда была мгновенно восстановлена, она прошептала:

— Мне не нравится подобная фамильярность. Вы едва меня знаете.

— Простите, но у меня такое чувство, будто я всегда вас знал, — сказал он мягко.

— Если вы полагаете, что я чувствую то же самое, то заблуждаетесь, — ответила она и отошла от него.

Она начинала понимать преимущества методов Карло в обращении с людьми. И, тем не менее, она ощутила чувство вины за то, что вела себя таким образом с Фабрицио Карафа.

Он был добрым и мягким и сделал ей комплимент. Почему же она почувствовала необходимость защищаться в его присутствии? Несомненно потому, что он был известным сердцеедом. Конечно, он очаровательно вел себя с ней. Но какой же сердцеед ведет себя иначе? Он вел себя с ней фамильярно, этого нельзя отрицать.

Наблюдая за ним в тот вечер с безопасного расстояния, она отметила грацию, непринужденность и приветливость, с которыми он расхаживал по залу. Он много смеялся. Мария вглядывалась в лица женщин, с которыми он беседовал, глядя им прямо в глаза и слушая их так внимательно, что им начинало казаться, будто он принадлежит исключительно им. Неудивительно, что они теряли из-за Фабрицио голову.

Размышления прервал человек, с которым ей меньше всего хотелось беседовать: дон Джулио Джезуальдо, который и так весь вечер вертелся возле нее. После свадьбы дядя Карло несколько раз наносил визиты во дворец, принося Марии подарки — старинные изделия из стекла и украшения. Он уверял Марию, что она всегда может считать его своим покровителем. Сначала ухаживания просто смущали ее, но сегодня вечером его присутствие было просто несносным. Джулио действовал исподтишка, и это вызывало у нее отвращение: он всегда удостоверялся, что его проявления нежности не слышит никто, кроме Марии, и воровато обводил комнату взглядом, прежде чем обратиться к ней.

— Вы заставляете меня задыхаться, — заявил он сейчас, уставившись на шелковый розовато-лиловый цветочек у нее на груди.

— Тогда, быть может, вам следует выйти на улицу и подышать свежим воздухом, — предположила она, обошла его, чтобы не соприкоснуться, и направилась в противоположный конец комнаты, выискивая, с кем бы завести разговор, если он увяжется за ней.

Герцогиня Андрия сидела одна, потягивая лимонад.

— Как вы поживаете, Мария? — спросила Мария и со смехом уселась рядом с герцогиней. — Мне очень странно произносить свое собственное имя, обращаясь к другой женщине.

Кошмарный дядя Джулио действительно потащился за ней, но теперь остановился на некотором расстоянии и нежно на нее поглядывал.

— Да, я это знаю. У меня все хорошо, благодарю вас, но я несколько устала.

— Я тоже. Мое имя тоже когда-то было Мария Карафа. Вы это знали? — спросила Мария, вынужденная теперь вести беседу с этой неприятной женщиной и говоря первое, что пришло ей в голову.

Герцогиня взглянула на нее, словно пытаясь вспомнить. Зачем разыгрывать эту пантомиму? Мария подозревала, что герцогиня прекрасно знает, кем она была когда-то. Это придало Марии решимости завоевать ее.

— Кажется, я припоминаю, что вы когда-то были замужем за родственником моего мужа, — наконец сказала герцогиня.

— Да, за Федериго Карафа, его дядей. Он очень любил вашего мужа и обучал его фехтованию, когда тот был мальчиком, — сказала Мария.

— Многие люди очень любят моего мужа, — холодно заметила герцогиня.

Что означает это замечание? Несомненно, герцогиня не имела в виду ее. Но тогда зачем же это говорить? Эти мысли проносились в голове Марии, когда она продолжила бессмысленную болтовню:

— Да, я знаю, что мой муж его любит. Они очень большие друзья. Полагаю, вам это известно. Вы знаете Карло?

— Разумеется, я его встречала, — бесцветным голосом ответила герцогиня.

Мария, которую угнетал этот разговор, искала тему, которая не вызывала бы неприятного отклика, как было до сих пор.

— С Карло часто невозможно обсуждать ничего, кроме музыки. Вы любите музыку? Получаете удовольствие от этого концерта? — «Сейчас ты скажешь, что такая музыка тебе не по вкусу», — подумала Мария.

— Очень большое. Высокий певец с длинными волосами — мой брат. У нашей матери замечательный голос, но, к сожалению, я не унаследовала ее талант.

— Имя вашего брата Массимо? — спросила удивленная Мария.

— Да.

— О, он любимый певец Карло. У него чудесный голос.

— Благодарю вас. Да, это так.

— Вы всегда приходите на концерты Карло?

— Нет. Только когда исполняется музыка одного из композиторов моего мужа. Он — покровитель четырех или пяти из них.

— Который же это сегодня?

— Помпонио Ненна.

Герцогиня сделала глоток лимонада. До чего же нелюбезна эта женщина! Могла бы она, по крайней мере, предложить тему разговора. Как Фабрицио выдерживает необходимость сидеть с ней за обеденным столом? Или она ведет себя подобным образом только с Марией? И, вероятно, с любой привлекательной женщиной. Несомненно, она считает, что все они охотятся за ее красивым мужем. Но, учитывая то, что рассказала Марии Джеронима, кто же может ее винить? Мария лихорадочно искала, чем бы заполнить затянувшуюся паузу.

— Вы предпочитаете жить в Андрии или Неаполе? — любезно осведомилась она. При этих словах она сразу же поняла, что вопрос неудачный: он может означать, что Мария расспрашивает о передвижениях герцогини, поскольку интересуется ее мужем.