Чаша любви

— Тогда скажи Джеффри Чарльзу, чтобы поступал, как ему вздумается. Все мы смягчились с возрастом, и если я увижу, что Джордж направляется ко мне, то сразу спрячусь.

— Может, он откажется, — сказала Демельза.

— Будем надеяться.

— Честно признаюсь, мне хочется познакомиться с его новой женой. Но дом для него полон горьких воспоминаний.

— Любопытно, сколько человек... — Росс запнулся.

— Что ты хотел сказать?

— Любопытно, сколько человек хранит об этом доме горькие воспоминания.

Демельза ненадолго задумалась, ей хотелось поспорить с этим.

— Ну, теперь-то всё переменится.

На следующее утро Джордж получил приглашение и отнёс его Харриет, возившейся с псами.

— То есть, нам придется заночевать? — спросила она.

— Пятнадцать с лишним миль по ухабистой дороге.

— Думаю, можно остановиться у Кэролайн.

— Ты не спросила, хочу ли я пойти.

— Он твой пасынок. Ты жил в том доме. С чего бы тебе не хотеть туда съездить?

— По-моему, это лицемерно с твоей стороны, Харриет.

Харриет надела просторную блузку, на взгляд Джорджа, слишком обнажающую шею и грудь, на радость Коллинса и Смолвуда, молча работавших неподалёку. У неё были блестящие чёрные волосы цвета воронова крыла; перчатки запачкались, как и подол; на высокой скуле красовалось грязное пятнышко.

— Джордж, когда ты женился на мне, — сказала она, — то начал новую жизнь. Как и я. Нельзя же постоянно перебирать в голове старые воспоминания.

Собаки вокруг поскуливали и тявкали, и Джордж понадеялся, что слуги не расслышали её слова. Разумеется, они не слышали его ответа, ведь он не прозвучал, но стоит ли тратить всё свободное время на проклятое зверьё и выполнять тяжёлую работу, когда есть куча хорошо оплачиваемых слуг, которые только и ждут, чтобы ей заняться.

Кроме того, ему хотелось добавить, никому не нужны такие приёмы, какой вчера устроил Валентин; но, разумеется, она первой с восторгом к нему присоединилась, просидев до рассвета за игрой в фараон по-крупному. Пришёл новый дружок Валентина, парень, который когда-то был обручен с Клоуэнс Полдарк; одет неплохо, но с дурным говорком; львиная грива; (мощный, как кузнец, заметил кто-то, и Джорджа аж передёрнуло). Харриет, похоже, от него в восторге, чего о Джордже уж точно не скажешь, уж слишком его облик бросается в глаза. Он проигрался; да так ему и надо. Проигрался и паренёк Блейми, сын Верити; он казался весьма неопытным; вероятно, игра оказалась ему не по карману. Чёртовы дурни, играть на деньги — покажите мне человека, которому удалось заработать состояние на игре. Разбогатеть на игре — всё равно что видеть призраков: не встретишь человека, видевшего призрака, но обязательно есть человек, знакомый с тем, кто его видел. Встречаешь только тех, кто знает выигравших состояние в клубе «Уайтс». Или на скачках. Как дурак Джон Тревэнион. Вот отчего Джордж отсрочил исполнение договора и вплоть до прошлого месяца откладывал разговор с Валентином о намеченных планах. В прошлом году Тревэнион получил заём, чтобы продержаться до брачной церемонии, но, вопреки всем своим заверениям, делал ставки на скачках в Эксетере и Эпсоме и в итоге прогорел. А сейчас снова жалобно умоляет и страшно сожалеет о своем поступке. Даже бес на мели превращается в ангела. Следует скрепить брачный союз; договор должен быть настолько чётко изложен, чтобы ни один пенни Валентина, принесённый в брак с Кьюби, никоим образом не присвоил себе её транжира-братец.

Харриет осматривала щенка. Затем спросила:

— Я так поняла, Валентин с Урсулой тоже приглашены. Валентин уж точно пойдет. А Урсула — как ты поступишь с ней?

— Забудь о ней.

— Разве она не там родилась?

— Ей нет и четырнадцати. У неё всё впереди.

— Она уже очень упрямая.

— Не упрямее собственной мачехи.

Два псаря удалились. Глаза Харриет сверкнули, а затем она сухо рассмеялась.

— Ты прекрасно знал, когда женился на мне. Ты всё это знал. Тоби тоже пытался меня объездить. Нельзя научить старую лошадь новым трюкам. Я знаю, что ты вынашивал такие планы!

Джордж начал выходить из себя.

— Не думаю, что лошадиные метафоры здесь уместны. К тому же это тебе не к лицу. Мне бы хотелось, чтобы ты хоть немного прислушивалась ко мне, когда выбираешь друзей.

— Ну же, парень, давай! — сказала Харриет, выпуская щенка из рук. Затем сняла перчатку и без стеснения почесала под мышкой. — Умоляю, скажи, что теперь не так?

Псы всей сворой опять залаяли и завыли, как шумная компания на празднике.

В гневе Джордж повысил голос:

— Ты не можешь упрекнуть меня, что я не удовлетворяю любые твои потребности. Деньги всегда в твоем распоряжении, чтобы удовлетворить самые дорогие и нелепые из них. Похоже, ты умеешь их только тратить.

— А для чего ещё они нужны? — заявила она презрительно.

— Поверить не могу, что ты строишь из себя дуру! Деньги приносят власть и положение, их разумная трата...

— Ох, знаю, знаю, знаю. Значит, я расточительная. Это не новость. Ты знал ещё до женитьбы. Для нас обоих это второй брак, и не предполагается, что в наших силах изменить свой образ жизни и нрав в угоду друг другу.

Джордж глубоко вздохнул.

— Во всяком случае, я считаю, что твой долг передо мной — не торчать всё лето в конюшне, равно как и не проводить всю зиму на охоте. Также я имею право требовать, чтобы ты не поддерживала стремления моего сына и его дружков проводить ночи за выпивкой и игрой!

Повышенный тон разговора привёл к тому, что невольно перепалка стала более серьёзной. Вместе с тем, закончив речь, Джордж ощутил вспышку досады, которая только подтверждала его отношение к сказанному. Озлобленный, он постоял в окружении псов, затем развернулся и пошёл прочь.

У двери Харриет его окликнула:

— Джордж!

Он замер.

— А тебе не приходило в голову, — сказала Харриет, — что лучше видеть Валентина за игрой и выпивкой в собственном доме, чем в других местах, куда он незамедлительно направится, если его выгонят? А ещё не приходило ли в голову, что я провожу не больше времени с лошадьми и собаками, чем ты со своими бухгалтерскими книгами и счетами; и если бы ты больше ездил со мной, то и виделся бы со мной чаще — и мне лучше, и тебе для здоровья полезней.

От такого циничного высказывания он нахмурился и на время потерял дар речи.

— Всё это очень хорошо, но...

— Но что?

— Одно дело разрешать играть, а другое — наслаждаться этим самой и всячески поощрять!

— Скажу тебе честно, Джордж, мне это нравится. Я тебе не методистка. И уговоры тут не помогут.

Повисла тишина, не считая шума вокруг.

— Когда приглашают? — спросила Харриет.

— Что?

— Когда приглашают в Тренвит?

— Девятого числа.

— Думаю, подходящее платье у меня есть. Будет ошибкой надеть слишком пышное на «семейный» приём.

— Согласен.

— И, наверное, понадобятся новое украшения.

— У тебя уйма драгоценностей.

— Только несколько старых фамильных. Может, жемчужные сережки? У нас есть десять дней. Я успею подыскать.

— В банке сейчас острая нехватка наличных средств, — сдержанно произнес Джордж.

— Жемчуга — всё равно что трёхпроцентные облигации. Мы их продадим, когда мне надоест их носить. — Она ласково похлопала Джорджа по руке, затем сняла перчатку и помахала ей, чтобы стряхнуть оставленный на его рукаве след.

По пути к дому, он решил, что ни её жест, ни улыбка не означали попытку примирения. Она обращалась с ним как с мальчишкой. Как с юнцом, которого можно легко уговорить. Однажды она поймет свою оплошность. Разумеется, он до сих пор желал её как женщину — ещё одна его беда; когда она пускала его в свою постель, он получал невиданное доселе наслаждение; при свете дня это мешало его свободе действий и приходилось сдерживать недовольные замечания.

Порой он вспоминал о первом её браке. Однажды, в начале их совместной жизни, выпив лишнего, Харриет рассказала об ужасных ссорах с Тоби Картером. Тоби, хоть и сам заядлый охотник, выступал против того, чтобы жена охотилась чаще четырёх раз в неделю. В итоге, когда та ослушалась, он сгрёб её в охапку и оттащил в спальню, где запер до окончания охоты. Харриет лениво посмеивалась, рассказывая Джорджу подробности, как она перебила в спальне всё стекло, порвала шторы, сломала мебель, а в довершение — и дверь. Дважды она выбиралась из окна, соскальзывала с крыши, спускалась вниз по плющу и сразу к конюшне. Позднее Тоби установил на окна решётки, но вскоре после этого, упокой Боже его католическую душу, покойся с миром, Благодатная Мария и так далее и так далее, сломал свою мерзкую шею. Харриет освободилась от него и оказалась полноправной наследницей банкрота.