Нефертари. Царица египетская

Мы миновали рыночную площадь, и рядом с шумной процессией молчание народа стало еще заметнее. Рамсес поднял руку, в которой держал мою ладонь, и торжествующе объявил:

— Вот царевна Нефертари!

Придворные позади нас подхватили этот крик, но старухи на улицах безмолвно взирали на меня, скрестив руки на груди. Какая-то женщина выкрикнула:

— Еще одна царица-безбожница!

— Безбожница! Безбожница! — пронесся крик по площади.

— Прекратить это! — сердито потребовал Рамсес.

Стражники окружили нас плотным кольцом, но толпа уже вошла в исступление. Даже дети, которые не понимали, что кричат, украдкой смотрели мне в лицо и вопили:

— Царица-еретичка!

Жрицы запели громче, стараясь заглушить крики, но им не удавалось. Рамсес приказал бы разогнать вопящую толпу, однако тут были старухи и дети.

— Возвращаемся к лодкам, — велел он.

Мы отчалили. Рамсес обнял меня, а я не переставала дрожать, вспоминая жуткие лица женщин в толпе. Девушки из моей свиты плакали, закрыв лица руками.

— Подобного еще не бывало! — заявила Хенуттауи.

Царица Туйя промокала глаза платком, из груди у нее вырвалось рыдание.

Глядя Рамсесу в лицо, я первой сказала суровую правду:

— Ты не сможешь сделать меня главной женой.

— Они станут думать по-другому, — пообещал Рамсес. — Как только узнают тебя…

Тут он глянул на отца и замолчал.

— Нас ждет пиршество, — напомнила Уосерит. — Ведь у нас праздник!

Но ее попытка не удалась; следовавшие за нами придворные плыли в молчании.

В Большом зале веселый смех слуг и уютное потрескивание углей в жаровнях не вязались с настроением придворных. Зал наполнился запахами жареной дичи и вина, заиграли музыканты. Фараон Сети как ни в чем не бывало поднялся на помост, я села за стол рядом с Рамсесом. Придворные свое дело знали: скоро началось веселье и танцы. Девушки осушили слезы, подкрасили лица. Страхи остались позади.

Фараон Сети взял меня за руку.

— Ты все сделала правильно, — сказал он. — Откуда им знать, что ты мне родное дитя, как и Рамсес.

Я в смущении опустила голову. Сегодня — последний день царствования Сети, и, вместо того чтобы торжественно отплыть из Фив, он будет все время думать — а не начнется ли вот-вот мятеж? Тут я заметила, что, хотя придворные заняли места, наш стол на помосте все еще пустовал.

— А где же Уосерит и Хенуттауи? — спросила я.

Рамсес проследил за моим взглядом.

— И где советники? — Он поднялся с трона и обратился к отцу: — Они собрались в другом месте?

Фараон Сети покачал головой.

— Завтра этот город станет твоим. Что ты намерен делать?

Рамсес взял меня за руку, и мы стремительно пересекли Большой зал. Придворные поспешно уступали нам дорогу. Рамсес распахнул дверь в тронный зал. Происходивший там разговор немедля смолк. У возвышения собрались советники и полководцы, среди них — Аша со своим отцом. Там же стояли верховные жрицы — Уосерит и Хенуттауи. Уосерит послала мне ободряющий взгляд.

— Что это значит? — промолвил Рамсес.

— Государь, — начал Рахотеп, — ты знаешь, почему мы здесь собрались.

— За моей спиной? — Рамсес посмотрел на Ашу.

— Народ против Нефертари, — веско сказала Хенуттауи. — Как я и предупреждала.

— А кто правит страной? — гневно спросил Рамсес. — Народ или я?

— Когда ты женился на Исет, — быстро продолжала Хенуттауи, — народ не возмущался. Тогда никто не кричал «царица-еретичка».

— Исет по городу не водили, — парировала Уосерит. — А для Нефертари ты настояла на процессии.

Хенуттауи повернулась к сестре и стала похожа на львицу, нападающую на свою товарку.

— По-твоему, все подстроила я?

— Не знаю, — спокойно ответила Уосерит. — Сколько ценностей, пожертвованных храму, пришлось тебе продать, чтобы подкупить людей?

Вперед шагнул Пасер.

— Дайте народу время. Ведь люди не видели царевну в тронном зале. Она мудра и справедлива.

Хенуттауи ласково улыбнулась, и я поняла: сейчас скажет какую-нибудь колкость.

— Советник Пасер что угодно скажет, лишь бы угодить моей сестре! — едко произнесла жрица. — Прислушайтесь же к голосу разума!

Я положила ладонь на руку Рамсеса и кивнула.

— Это верно.

Все, потрясенные, повернулись ко мне. Даже Уосерит смотрела на меня с каким-то странным выражением. Но я подумала о той ненависти, с которой столкнулась на улицах города. Даже если Хенуттауи заплатила женщинам, они и так уже были достаточно злы, раз посмели поднять голос против фараона.

— Вспомните, что случилось при Эхнатоне, — сказала я.

— С выбором главной супруги следует подождать, — заявил Рахотеп. — В этом нет беды.

— Сколько подождать? — спросил Рамсес.

Полководец Анхури, отец Аши, выступил вперед.

— Если фараон не выберет главную жену, кто будет сидеть рядом с ним в тронном зале? Кто будет принимать просителей?

— Поставим два трона — с двух сторон от царского, — предложил Рахотеп.

Советники недовольно загомонили.

— Два трона рядом с царским? — воскликнула Уосерит. — И у обеих супруг простые диадемы сешед?

— Народ и так разгневается, увидев меня рядом с Рамсесом, — скрепя сердце сказала я.

Взгляда Уосерит я избегала.

Хенуттауи тут же воспользовалась преимуществом.

— Дай себе время подумать, Рамсес. Пусть в тронном зале будет три трона. Пусть каждая из твоих супруг принимает просителей.

— Тогда кого считать наследниками фараона? — спросила Уосерит. — Детей Исет или детей Нефертари?

— Детей Нефертари, — твердо ответил Рамсес.

— Если народ ее примет, — вставила Хенуттауи.

Рамсес посмотрел на меня. Я не возражала.

— Подождем, — решил он. — При дворе и так всем понятно, из кого выйдет настоящая царица.

— Ты все делала правильно, — спокойно сказала Мерит.

Служанки наполнили для меня ванну теплой водой и удалились. Я села в воду и обхватила руками колени.

— Видела бы ты сегодня людей, — прошептала я.

— Я видела, госпожа. Все не так уж страшно.

— Их лица были полны такой ненависти…

На глазах у меня выступили слезы.

В дверь коротко постучали — так обычно стучат слуги.

— Можно войти, — сказала я, не оглядываясь, и продолжила: — Даже Пасер хорошо ко мне относится только благодаря Уосерит; ты это знаешь не хуже меня.

— Ты себя недооцениваешь.

Мы с Мерит обернулись: в темном дверном проеме стояла Уосерит.

— Пасер вряд ли захотел бы видеть на троне такую глупую женщину, как Исет, даже не будь он в меня влюблен.

Глядя на изумленное лицо Мерит, жрица рассмеялась.

— Это давно не тайна.

Я вышла из воды и, завернувшись в простыню, подошла к жаровне.

— Нефертари спрашивала, почему я помогаю ей стать старшей женой. — Уосерит уселась в самое большое кресло. — Я делаю это не только для нее, но и для себя. Я не просто боюсь, что Хенуттауи станет самой богатой в Фивах, я еще опасаюсь, что из ревности она способна на все.

— Из-за чего ей ревновать? — удивилась Мерит.

— Из-за того, что меня первой захотели взять в жены.

— Пасер? — догадалась я.

Жрица кивнула.

— Он попросил моего отца отдать меня ему в жены. Нам было по семнадцать лет, и мы вместе учились в эддубе. Его тогда уже прочили в советники. Хенуттауи узнала, что он собирается на мне жениться, и пришла в ярость. Ее руки добивались сотни, но она не могла вынести, что кто-то есть и у меня. Хенуттауи пошла к отцу, упросила не позорить ее, выдавая замуж младшую сестру прежде старшей. Он спросил, есть ли у нее кто-нибудь на примете, и она назвала Па-сера!

— Она же могла выйти за кого угодно! — воскликнула я. — Даже за иноземного царевича.

— Египет не выдает своих царевен за чужестранцев, — напомнила Мерит.

— Ну так за сына сановника или богатого купца. Или за царевича, который согласился бы поселиться в Египте.

— Это верно. Моя сестра была очень красива — как и теперь. Когда Хенуттауи сказала, что хочет выйти за Пасера, мой отец позвал его и спросил, кого выбирает он.