Одинокий волк

– Итак, – он снял очки и засунул их в нагрудный карман пиджака; в сгущающихся сумерках взгляд его близоруких карих глаз показался ей еще более пристальным и серьезным, чем обычно, – я вновь обращаюсь к тебе, дорогая, все с тем же вопросом.

Сидни даже не попыталась сделать вид, будто не знает, о чем речь.

– Ох, Чарльз, – вздохнула она, внезапно ощутив страшную усталость. Он взял ее за руку, и она не стала сопротивляться.

– Раз уж мне предстоит жить в твоем доме, ты не думаешь, что нам следует объявить, по крайней мере, о помолвке? Ну хотя бы ради соблюдения приличий? Сидни подняла голову и заглянула ему в лицо, пытаясь понять, не шутит ли он. Оказалось, что не шутит.

– Нет, – ответила она. – Я думаю, что дело обстоит как раз наоборот: если мы будем помолвлены и ты переедешь в мой дом, это всем развяжет языки. Пойдут сплетни.

На секунду Чарльз нахмурился, потом его лицо прояснилось.

– Ну тогда давай обручимся по секрету. Сидни. Пусть у нас будет тайная помолвка. Разве я мало ждал? Ты обещала дать мне ответ, когда вернешься из путешествия.

Это было опрометчивое обещание: она дала его только для того, чтобы он оставил ее в покое. Более настойчивого человека, чем Чарльз, она в жизни своей не встречала.

– Мне кажется, ты слишком торопишься. Я все еще не…

– Прошло полтора года!

– Нет, всего пятнадцать месяцев.

– Более чем достаточно. Ты была еще ребенком, когда вышла замуж за Спенсера. Сейчас ты взрослая женщина. Выходи за меня, Сидни.

Она поднялась и отошла от скамейки, но Чарльз – последовал за ней с завидным проворством, подхватил под локоть, а потом обнял сзади обеими руками за талию, чтобы удержать.

– Выходи за меня, – прошептал он, прижимаясь губами к ее волосам.

Его дыхание согрело ее, она слегка наклонилась назад, позволяя ему держать себя. Его рыжеватая бородка кольнула ее в висок.

– Я люблю тебя, Сид, верь мне. Я буду о тебе заботиться, обещаю.

Сидни закрыла глаза, зачарованная смутным видением: она представила себе, как Чарльз станет о ней заботиться. Он будет ей угождать, ее желания всегда будут для него на первом месте. Даже Спенсер не любил ее так сильно.

– Ох, Чарльз, – снова вздохнула она, – ну почему бы не оставить все, как есть? Я тебе очень признательна. Почему мы не можем быть просто друзьями?

– Ты же знаешь: я от тебя не отстану, пока не добьюсь своего. О да, это она знала.

– И что ты во мне находишь? – в отчаянии спросила Сидни. – Зачем я вообще тебе нужна?

– Как это «зачем»? – недоверчиво рассмеялся Чарльз. – Потому что ты прекрасна.

– Это не объяснение. К тому же это неправда.

– Ты делаешь меня счастливым.

«А главное, я дочь своего отца», – мысленно добавила Сидни. А может, она ошибается? Может, она просто несправедлива к Чарльзу? Но нет, она точно знала, что первой и определяющей чертой его характера всегда было честолюбие.

– Ведь ты ко мне тоже не совсем равнодушна, правда, Сидни?

– Ты прекрасно знаешь, что ты мне небезразличен. Но она не любила его. По любви она вышла замуж за Спенсера. Их соединяла глубокая привязанность и крепкая дружба. Что такое любовь, она знала не понаслышке.

– Ну так скажи «да». Все очень просто! Скажи «да», и тебе больше ни о чем не придется думать.

– Мы могли бы жить здесь?

Сидни сразу же пожалела о своем вопросе: он мог внушить Чарльзу ложную надежду.

– Здесь?

Спенсеру в свое время пришлось пообещать ей, что они будут жить здесь, в этом доме на озере, где она прожила всю свою жизнь.

– Это из-за Сэма, – торопливо объяснила Сидни, – Я не могу оставить брата, Чарльз, он слишком мал. Чарльз не колебался ни секунды.

– Да, разумеется. Мы будем жить там, где ты пожелаешь.

Как легко он уступил! Спенсера пришлось долго уламывать. «Разве твоя тетя не может взять на себя заботу о Сэме?» – спорил он. Тогда Сидни заявила, что скорее умрет старой девой, чем доверит счастье и благополучие своего младшего братишки тете Эстелле. Спенсер в конце концов сдался, хотя и с большой неохотой, что было вполне объяснимо: ему. Спенсеру Уинслоу Дарроу-третьему, пришлось покинуть особняк на Прэри-авеню. А Чарльз Вест жил на скромную зарплату ассистента и снимал две комнатки в убогом пансионе на Дирборн-стрит.

– Скажи «да». Сидни.

Он стоял, уткнувшись носом ей в шею; она чувствовала запах его лосьона для бритья.

– Мне так тебя не хватало… Господи, до чего же приятно тебя обнять!

Ей тоже было приятно, что он ее обнимает. Убитая горем вдова не должна вести себя так вольно, растерянно подумала Сидни, особенно с Чарльзом. Он упорно преследовал ее целыми месяцами, причем это началось в буквальном смысле на следующий день после истечения годичного срока с того трагического дня, когда Спенсер утонул. И она позволила ему себя поцеловать. С тех пор она позволила ему много чего еще, и ее единственным оправданием было чувство одиночества. Ну нет, не только. Разумеется, она была искренне расположена к Чарльзу, числила за ним множество достоинств и ни одного хоть сколько-нибудь серьезного недостатка. Правда, его нельзя было назвать красавцем, но он, безусловно, не был и уродом. К тому же он категорически не желал оставить ее в покое… Честное слово, она готова была дать согласие только потому, что он был так настойчив. Но вот достаточное ли это основание для брака?

Нет, конечно же, нет. Просто Сидни никак не могла заставить себя принимать подобные соображения близко к сердцу. Ей было все равно. Трехмесячное путешествие по Европе так и не излечило ее от хандры.

Он покусывал мочку ее уха – от внезапно нахлынувшей слабости она ощутила дрожь в коленях. Как легко и просто было бы сдаться… «Я буду заботиться о тебе…» Произнесенное шепотом обещание манило и обольщало ее не менее ловко и искусно, чем его рука, передвинувшаяся с талии вверх, ей на грудь. Сидни следила за этой медленно скользящей ладонью и думала о том, что у него красивые руки – белые даже на фоне ее светлого платья. Руки джентльмена. Он начал целовать ее шею, и ее голова сама собой откинулась назад, ему на плечо. На минуту она позволила себе забыться. Так приятно просто плыть по течению. На одну минуту…

Неужели это такое страшное заблуждение – выйти за него замуж? Он шептал ей на ухо, что ее любит, что сделает ее счастливой. В это она поверить не могла, но его слова все равно растрогали ее. Со слабой улыбкой и полузакрытыми глазами Сидни не мешала ему ласкать себя, даже просовывать пальцы между пуговицами платья, прикасаться к коже сквозь белье, хотя и знала в глубине души: это запретное удовольствие она получает (по крайней мере отчасти) при мысли о том, что тетя Эстелла, находясь совсем рядом, о нем не догадывается. Конечно, нехорошо испытывать такое детское злорадство, но Сидни ничего не могла с собой поделать.

– Скажи «да». Сидни. – Чарльз… – Скажи «да».

Вот, должно быть, на что похожа последняя стадия замерзания. Просто сдаешься… перестаешь бороться, покорно движешься навстречу долгому теплому сну. Это так легко, намного легче, чем продолжать изнурительное сопротивление…

Что-то мелькнуло в пересеченном доской окне – бледный овал лица, прильнувшего к стеклу. Сидни оцепенела, различив светлые глаза под темными бровями, шрам на щеке, открытый от изумления рот. На одну бесконечную секунду ее взгляд скрестился со взглядом человека в окне. «Потерянный человек»… Несмотря на расстояние, она точно угадала тот момент, когда человек за стеклом опустил свои серебристые глаза и посмотрел на ее грудь. И на руки Чарльза, обхватившие ее по-хозяйски.

Заглушив испуганный крик, Сидни шарахнулась в сторону и повернулась в кольце рук Чарльза к нему лицом.

– Он нас видел! О, боже мой, Чарльз, он на нас смотрит!

– Кто? – в ужасе отпрянул Чарльз.

– Человек с Онтарио! Он следит за нами из окна! Испуганное выражение на лице Чарльза сменилось раздражением, а потом снисходительной усмешкой.

– Сидни, ради всего святого, успокойся! Что тебе за дело до него? Думаешь, он понимает, что мы делаем? Ну ты же… ты бы не постеснялась переодеться на глазах у своей собаки? – Чарльз добродушно рассмеялся. – Возможно, ему любопытно на нас взглянуть, но он понятия не имеет – почему.