Ночной соблазн

– О ее характере?

– Да. Давно пора ее проучить и указать на некоторые не совсем… порядочные стороны ее характера.

И тут граф удивил Гермиону, весело рассмеявшись.

– Теперь я знаю, кто ты.

– Знаете?

– Да. Неисправимая плутовка. Плутовка?

– Ну, вряд ли меня можно…

– Именно плутовка.

Теплые пальцы сжали ее подбородок.

– Итак, кто ты, плутовка?

– Не называйте меня так!

Она безуспешно попыталась вывернуться из его объятий.

– Я никто.

– Сомневаюсь, чтобы мисс Берк пробудила столько ненависти, будь ты никем. Итак, назови свое имя, иначе мне снова придется гадать.

Пфф! Пусть гадает хоть всю ночь! У него все равно ничего не выйдет! Да, их знакомили сто раз, и все равно оказывалось, что он ее не помнит!

– Значит, решила молчать, плутовка. Или, еще лучше. Тень? – упрекнул он. – Может, ты решила сделаться невидимой из-за докучливых прыщей?

– Нет у меня прыщей! – возмутилась она.

– Предпоследняя невидимка была буквально усыпана прыщами!

– А что, были и другие? – растерялась Гермиона.

– Ну-у… – многозначительно протянул он.

– О, вы просто издеваетесь! Я по глазам вижу. – Жаль, что я не вижу твоих, – прошептал Рокхерст в ответ, гладя ее по щеке. – Нет. У тебя нет ни единого недостатка. И, судя по всему, у тебя кожа нежнее розовых лепестков. – Он немного помолчал. Большой палец вел чувственную дорожку вокруг ее губ. – И думаю, на вкус твои губы окажутся точно такими.

Прежде чем Гермиона, завороженная его прикосновением, успела подумать о том, что он собирается делать сейчас, он сотворил немыслимое. Наклонил голову и завладел ее губами.

Даже изумленного мяуканья не вырвалось у нее.

Впервые в жизни Гермиону целовал мужчина, и она именно так представляла этот поцелуй. Она в саду, наедине с настоящим поклонником.

Но все это были лишь невинные мечты, не подготовившие ее к действительности. Оказалось, она не представляла, каково это: оказаться в его объятиях, отвечать на ласку властных, требовательных губ… да… требующих полного подчинения ЕГО воле.

Теперь неясно, то ли злиться, то ли наслаждаться поцелуем, вознесшим ее на седьмое небо.

И хотя первые бурные моменты его штурма застали ее врасплох, она почти немедленно почувствовала перемены в его тактике. Вместо того чтобы настаивать на капитуляции, он провел языком по ее губам, безмолвно прося, чтобы она приоткрыла их, обольщая обещанием невиданных страстей. Страстей, которые пробуждали его руки, бесстыдно шарившие по ее телу.

Очевидно, он не знал, что такое скромность, потому что ласкал ее бедра, живот, сжимал грудь.

Гермиона тихо охнула, потому что ее тело медленно наливалась наслаждением. Она чувствовала себя распутной и безрассудной. Ее репутация, несомненно, погибла! Хорошо, что он не видит, как краска ползет от пальцев ног до самого кончика носа.

Он компрометирует ее прямо здесь, в саду Терлоу. Что, если кто-то выйдет, увидит их… и она… Она… она…

И ничего! Ее все равно не увидят!

Следовательно, никто не проведет завтрашний день в рассказах о том, как Гермиону Марлоу погубил не кто иной, как сам лорд Рокхерст!

Ноги Гермионы подкосились, но, к счастью, граф снова прижал ее к себе.

Она невидимка. И может совершенно свободно… делать все, что пожелает. Потому что это блаженство… эта страсть принадлежат ей. Никогда больше она не испытает подобной свободы!

Поэтому, когда поцелуй стал еще крепче, Гермиона нерешительно приоткрыла губы, позволила его языку играть со своим и застенчиво попробовала ласкать его в ответ. Как ни неопытны были эти ласки, все же, очевидно, подействовали на Рокхерста, потому что он застонал и сильнее стиснул руки.

В этот момент Гермиона словно ожила. Потеряла часть своей невинности. Забыла все предостережения, которые матери вбивают в дочерей с той минуты, как они произносят свои первые слова.

Когда он поднял голову, она могла только жадно хватать губами воздух. Но граф снова принялся терзать ее, целуя шею, ямочку между ключицами и грудь сквозь ткань платья.

– Соблазнительница, – хрипло прошептал он, – кто ты?

– Не знаю, – ответила она вполне честно. Потому что потеряла разум и память.

Он снова завладел ее губами. На этот раз поцелуй длился еще дольше и был таким же властным, как в первый раз.

Тогда Гермиона не противилась, потому что была бессильна против него, но на этот раз ее рука легла на лацкан фрака. Другая робко погладила чуть шершавую щеку. Еще секунда – и пальцы запутались в его рыжеватой гриве.

Граф снова застонал. Нет, зарычал, как неприрученный хищник, и у Гермионы перехватило дыхание. Однако тут граф снова отстранился.

Гермиона пошатнулась, с удивлением обнаружив, что почти повисла на нем.

– Теперь мы увидим, кто ты такая, – объявил он. Кровь бурлила в жилах Гермионы, тело содрогалось от страсти, голова кружилась. Она чувствовала себя слишком храброй, слишком уверенной в себе. И только поэтому не побоялась дерзко спросить:

– И как вы предлагаете это сделать?

– Вот так, – прошептал он, подхватывая ее и взваливая себе на плечо, как мешок картошки.

– Немедленно отпустите! – запротестовала она, колотя по его спине кулаками. – Если воображаете, будто понесете меня в таком виде через весь бальный зал, а я не стану сопротивляться, значит, вы просто спятили.

– О нет, моя маленькая Тень, – рассмеялся он. – Я предусмотрителен.

С этими словами он устремился в глубину сада, пинком распахнул калитку и потащил брыкающуюся Гермиону по переулку.

Глава 8

– Я никому не скажу, – обещала девушка, висевшая у него на плече, пока Рокхерст, почти не напрягаясь, нес ее по лестнице в свою спальню. Втащил внутрь и бесцеремонно швырнул на кровать.

– О чем ты? – буркнул он, потому что всю дорогу старался не слушать ее нытье. Жаль только, что не мог так же легко погасить огонь желания, все сильнее разгоравшийся в нем.

– Я никому не скажу, – повторила Гермиона. – То есть не скажу, кто вы на самом деле, если отпустите меня.

– Валяй! – пожал он плечами. Матрац прогнулся под весом ее тела.

– Хотите сказать, что я могу идти?

– Нет.

Он встал, вернулся к двери и повернул ключ в замке.

– Можешь рассказывать что угодно и кому угодно. Хотя он вознамерился похитить ее и удерживать, пока она не станет видимой, что, по словам Крикса, должно произойти на рассвете, все же не подумал, как пройдут долгие часы, остающиеся до восхода солнца… вернее, не думал, пока эта нахальная юбка не поразила его в самое сердце своим поцелуем в саду.

Может, она не так уж и невинна?

Он украдкой взглянул на кровать и представил роскошную, совершенную фигуру красотки, распростершейся на постели. Исполненной бешенства и страсти.

Кровь зашумела в ушах… и прилила к другим местам. Рокхерст оглянулся на дверь. Наверное, не стоило приносить ее сюда. То есть в спальню.

Нужно было закрыть ее в винном погребе и подождать до первых лучей солнца.

Нет, он хорошо знал, что делает. И станет придерживаться первоначального плана. Ничего страшного, если он немного поухаживает за ней, чтобы выведать ее желание, или подождет, пока она станет видимой и попробует завладеть кольцом.

Однако он делал все возможное, чтобы забыть тот момент, когда она целовала его в саду, полуоткрыв губы, прижимаясь к нему всем телом. Потребовалась вся его сила воли, чтобы не бросить ее на островок травы. Не взять ее бурно и нетерпеливо.

О, вот было бы зрелище! Если кому-то вздумается выйти в сад, любопытные увидят, как он со спущенными панталонами и голым задом корячится на траве неизвестно зачем.

Нет, куда лучше привести ее в спальню.

Рокхерст нетерпеливо провел рукой по волосам: разум продолжал воевать с неукрощенной страстью.

Но как узнать, то ли самое кольцо у нее на руке?

«Потому что у нее на руке кольцо, а сама она невидима», – спорил он с собой.