Зеркало смерти, или Венецианская мозаика

— Послушай, кампания, конечно, пройдет успешнее, если ты будешь мастером, а не подмастерьем. Но я не стал бы давать тебе шанс, если бы считал, что ты его недостойна. Если за прошедшие несколько недель ты хоть немного узнала меня, то понимаешь, что своей репутацией я дорожу. Я ни за что не стану продавать некачественные изделия.

Аделино нагнулся и вынул из ведра последнее ее сердечко.

— Мне нравится то, что ты делаешь. Не ворчи. Это отличный шанс для тебя.

Леонора смягчилась.

— Я вам очень благодарна. Я не подведу.

Она повернулась и взяла жакет. Аделино положил в карман стеклянное сердце.

— А теперь, пожалуйста, убери за собой и выметайся. Я должен закрыть помещение.

Она улыбнулась его нарочитой ворчливости.

Его поддержка пришла вовремя. Леонора выбросила из ведра на гаснущие угли бракованные сердечки — утром они расплавятся — и закрыла дверцу печи. Она схватила сумку, попрощалась с Аделино, надела на шею сердечко Коррадино и побежала к причалу.

Аделино нащупал в кармане округлые очертания сердечка. Не зная зачем, он открыл дверцу печи и посмотрел на сердечки, умиравшие на красных углях. Он сказал ей правду. Аделино знал, что Леонора может стать первым мастером-женщиной на Мурано, и надеялся, что мужчины смирятся с этим. Он закрыл дверцу и вздрогнул. Как и Леонора, он ждал неприятностей.

Неприятности пришли, откуда и следовало ожидать.

— Что? — завопил Роберто дель Пьеро.

Стеклодув схватил свое последнее творение — прекрасную вазу с яркими цветными каплями внутри прозрачного стекла — и швырнул в печь, где она разбилась на миллион осколков. Утром Аделино собрал мастеров и коротко сообщил им о повышении Леоноры. Наступила зловещая тишина. Все молчали, кроме одного.

— Вы не можете! Не смейте делать мастером эту потаскуху! Сначала отвратительная реклама, а теперь это. Над нами все будут смеяться! — Роберто захлебывался возмущением.

Леонора немедленно отреагировала на оскорбление. После разбитой вазы и криков Роберто все замерли, даже белые брови Аделино сошлись на переносице. Леонора подскочила к Роберто и отвесила ему звонкую пощечину, вторую со дня их короткого знакомства.

— Не такая уж я потаскуха, раз не захотела спать с тобой. Ты злишься, потому что тебя отвергли!

Аделино наконец-то вмешался. Он схватил их, словно дерущихся котов.

— Что вы себе позволяете у меня на глазах?!

С силой, неожиданной для его возраста, он отвел их в кабинет. Когда он ослабил железную хватку, Леонора и Роберто уставились друг на друга: она — с гневом, он — со злостью, от которой у нее похолодело внутри. Она едва могла поверить, что эта ненависть вызвана ее отказом у бара Мурано.

Аделино уселся за стол и глубоко вздохнул. Неприятности, которые он предвидел, случились. Он знал об их стычке в баре — сплетни всегда доходили до него, — но подозревал, что ненависть Роберто вызвана более глубокими причинами, и надеялся, что тот будет о них молчать.

— Роберто, — сказал Аделино, — твоя ваза стоила бы триста евро. Эти деньги я вычту из твоей зарплаты.

— Как хотите, — проворчал Роберто. — Но я не стану работать с этой…

— Не вздумай повторить это слово, — мрачно предостерегла Леонора.

— Леонора, — вмешался Аделино. — Silenzio! [65]Правильно я понял, Роберто, что ты ставишь мне ультиматум? И если я сделаю Леонору мастером, ты уйдешь?

Роберто, остыв, кивнул. Аделино снова вздохнул, стараясь не встречаться взглядом с Леонорой. Та не могла поверить в то, что должно было произойти. Вчера по пути домой, в лодке, она решила, что, чем бы ни кончились ее отношения с Алессандро, она добилась успеха: она первая женщина-стеклодув на Мурано, она мастер. Она получила то, ради чего приехала в Венецию. Наконец-то у нее есть работа, о которой она мечтала. Она сможет творить.

И следующим же утром у меня все отберут. Снова сделают подмастерьем, причем из-за недоброжелательства человека, которого я едва знаю. Аделино никогда не отпустит Роберто. Он лучший стеклодув на острове.

— Это трудное для меня решение, — сказал после долгого молчания Аделино и посмотрел на молодого человека. — Роберто, ты прекрасный мастер, но твоя голова горячее печки. Можешь брать расчет и уходить. За разбитую вазу я заплачу.

Леонора задохнулась. Она повернулась к Роберто, почти ожидая, что тот ударит Аделино, но мастер накинулся на нее. Прежде чем Аделино успел остановить его, Роберто прижал Леонору к стене и грубо взял за горло. Он схватил стеклянное сердечко, натянув голубую ленту. Похожим образом он приставал к ней возле бара, только слова на этот раз звучали другие.

— Да, потаскуха, ты вползла сюда, как змея, но, бьюсь об заклад, тебе не сказали, что ты отродье предателя. Твой драгоценный предок продал моего, выболтал французам секреты стекла и умер в богатстве. Твоя великая рекламная кампания — шутка, основанная на лжи.

— Это ты лжешь! — Леонора плюнула в оскаленное лицо. — Коррадино жил, работал и умер здесь.

— Идиотка! Он умер во Франции.

— Роберто, отпусти ее и скройся с глаз моих, — прошипел очнувшийся от шока Аделино.

Роберто, кажется, выдохся после своих разоблачений, отпустил Леонору и выскочил из комнаты, хлопнув дверью.

Леонора бессильно опустилась в кресло. Аделино забегал вокруг нее. Он был потрясен сценой, которую не сумел предотвратить. Он принес воды, но Леонора отмахнулась. Тогда и он сел. Наконец Леонора немного пришла в себя.

— Что он говорил о Коррадино? Разве он предатель? И как он навредил семье Роберто?

Аделино покачал головой.

— Роберто — дель Пьеро. Несколько столетий назад его предок Джакомо был великим мастером, учителем Коррадино. Насколько мне известно, они были закадычными друзьями.

— Почему тогда Роберто сказал то, что сказал? Почему он ненавидит Коррадино и меня? И что это за предательство, при чем тут Франция? Я думала, Коррадино умер здесь.

Аделино кивнул.

— Конечно, он умер здесь, от отравления ртутью. Так написано в учебниках.

Леонора постаралась осмыслить все это. В мозгу начали прокручиваться обрывки сотен полузабытых рассказов о Коррадино. Она поймала себя на том, что кивает и повторяет: «Да, наверное, так все и было…»

Аделино подошел к ней и взял за плечо.

— Послушай, почему бы тебе не отдохнуть? Я все улажу. Приходи завтра, как обычно. Все будет нормально. Завтра большой день: появится первая реклама. Иди отдохни.

Леонора отметила его добрый тон, но при мысли, что ей предстоит, внутри ее все перевернулось. Она благодарно кивнула, спотыкаясь, вышла на солнечный свет и побрела к причалу по набережной Манин. Сегодня родное название улицы не придавало ей уверенности.

— Коррадино, что же ты сделал? — прошептала она, глядя на выцветшую табличку.

ГЛАВА 16

ОБСИДИАНОВЫЙ НОЖ

А теперь надо сделать нож.

Для убийц Десятки Коррадино мастерил стеклянные ножи, смертоносные лезвия, беззвучно входившие в тело, но для его цели они не годились. Поблескивая, они висели на стене цеха, словно сосульки. В большом количестве их делали не без причины: использовались они один-единственный раз. После смертоносного удара рукоять отскакивала, и рана затягивалась, не давая понять причину смерти. Но для друзей и родственников, желавших раскрыть тайну гибели любимого человека, стеклянное лезвие служило предупреждением от Десятки. Коррадино знал, что убийцы, работавшие на Десятку, предпочитают лезвия его работы. Трудясь над ними, он иногда думал о людях, в тела которых войдут его ножи, разрежут мышцы, сухожилия, артерии и вены. Он мучился, воображая плач их жен и детей. Они зарыдают так же, как он плакал по покойным родителям. Он гнал от себя такие мысли.

Он говорил себе: «Если откажусь делать ножи, мне самому придет конец».