Сама невинность

Софи поспешно заговорила.

– Он не увлекся мной, мама. Как и я не увлеклась им, – девушка бросила предостерегающий взгляд на тётку и продолжила, – он просто один из тётушкиных постояльцев, и между нами нет совершенно никаких отношений.

– Я надеюсь, что нет, – Агата пренебрежительно фыркнула, – полицейские не принадлежат к тому типу мужчин, с которыми следует общаться молодым девушкам, – она взглянула на сестру. – Вайолет, пока я здесь, я прослежу, чтобы Софи была представлена неженатым джентльменам из круга Шарлотты и Гарольда. Ей просто следует больше общаться с молодыми людьми, принадлежащими к одному с ней классу, если она хочет найти подходящего мужа.

Софи подняла к потолку исполненный муки взгляд и, испытывая острый приступ тоски, подумала, на что это похоже – расти сиротой. Как Мик Данбар.

***

Некоторые люди испытывают неловкость, когда копаются в чужих вещах, не сообщив об этом хозяевам этих самых вещей и не получив на это их разрешения. Мик Данбар не испытывал неловкости. Он был совершенно спокоен.

Прошлой ночью он планировал обыскать письменный стол Софи, расположенный в библиотеке, саму библиотеку и все остальные помещения на первом этаже. Однако то обстоятельство, что Софи еще не спала, когда он спустился вниз, заставило его отложить обыск.

Сейчас же, в воскресение после обеда, в доме был только Мик. Софи и Вайолет пошли на службу в церковь, после которой они должны были поехать на вокзал Виктория встречать матушку Софи. Затем они планировали посетить торжественный ужин в честь Агаты. Прислуга тоже была на утренней службе, а после обеда, в свое время отдыха, отправилась в город, чтобы принять участие в увеселительных мероприятиях, организованных повсюду в честь юбилея. Остальные постояльцы отсутствовали; без сомнения, они тоже наслаждались торжествами в честь юбилея.

Мик в полной мере воспользовался представившейся ему возможностью обыскать дом. Он начал с письменного стола Софи в библиотеке.

Копаясь в ее столе, он обнаружил, что Софи также небрежно относилась к своим бумагам, как и к одежде. В ящиках ее стола хранились в основном счета; часть из них была отмечена как оплаченные, часть – нет. Среди бумаг Мик нашел тетрадь, в которой фиксировались доходы и расходы на ведение домашнего хозяйства. Баланс был положительный, но очень скромный – двенадцать фунтов, девять шиллингов и шесть пенсов, и он включал плату Мика за первую неделю проживания. Вперемешку со счетами и тетрадью учета лежали квитанции, требования об оплате, приглашения на приемы, неиспользованные банковские бланки, письма, воск для печати и множество других вещей, необходимых для письма и счёта – и всё это было в беспорядке разбросано по столу и ящикам.

Хотя Софи переписывалась с некоторыми своими подругами, проживающими в Лондоне и Йоркшире, большую часть её корреспонденции составляли письма от матери, которая, казалось, беспокоилась только о том, что её дочь до сих пор не замужем и, что хуже всего, не прикладывает никаких усилий для того, чтобы найти этого самого мужа. Мик просмотрел письма, но не обнаружил в них ничего, что могло бы помочь ему в поисках покушавшегося на его жизнь человека.

И он нашел потайное отделение, однако оно было пусто.

Из-за того, что все комнаты на первом этаже были заставлены мебелью и переполнены антикварными вещичками и причудливыми, очень женскими безделушками, Мик смог осмотреть их очень бегло. И он решил, что закончит поиски как-нибудь в другой раз, глубокой ночью, когда все будут спать. Сейчас же он отправился наверх.

Мисс Этвуд, в отличие от мисс Пибоди, была очень аккуратна. Полковник, как и рассказывала ему Софи, любил Киплинга, курил сигары и увлекался кроссвордами. В комнате мистера Дауэса Мик обнаружил книги по медицине, хирургические инструменты, гашиш и несколько образчиков весьма красочных порнографических картинок.

Спальня миссис Саммерстрит благоухала пачули, окна комнаты выходили в сад, и здесь был маленький балкончик, на котором стояли крошечные железные литые стол и стул. Несколько безделушек, сделанных в египетском стиле, примостились на каминной полке. А среди зимней шерстяной одежды Вайолет Мик нашел несколько украшений с сердоликом и лазуритом, тоже в египетском стиле. Более дорогих украшений у пожилой женщины не было. Данбар, улыбаясь, положил найденные драгоценности обратно на место. Вайолет и правда верила, что она была перевоплощением Клеопатры.

Комната Софи оказалась заперта, что сразу же усилило подозрения Мика. Однако замок оказался самым примитивным, и инспектор легко открыл его с помощью шпильки для волос, которую он взял в комнате Вайолет.

В спальне Софи, как и в комнате её тетушки, был балкон с видом на сад, но на этом сходство между их комнатами заканчивалось. Данбара совсем не удивил тот факт, что в комнате, как и в её саду, цветы были повсюду – срезанные розы в вазах, покрывало с цветочным узором, цветочный узор на ткани, которая скрывала ножки её туалетного столика [58]. Здесь были украшенные кружевом шторы, хрустальные лампы с абажуром, подушки, обтянутые розовым сатином в белую полоску. Это был тот тип комнаты, побывав в которой, любой мужчина начинал мечтать о кожаном кресле и сигаре.

Отделка комнаты Софи говорила о том, что хозяйка этой спальни принадлежит к высшему классу, но её гардероб свидетельствовал об обратном. В платяном шкафу Мик нашёл несколько блузок и юбок, два платья из полосатого хлопка, одно вечернее платье из винно-красного шёлка, три шляпки и две пары туфелек. Инспектор вспомнил, что Текер упоминал о том, что эта семья была совсем небогата, и содержимое шкафа девушки подтверждало слова сержанта. Если судить по состоянию их банковского счёта, вещам в их спальнях и тому, что Мик видел своими собственными глазами, Софи и её тётушка жили в благородной бедности. Должно быть, после того, как они заплатили прислуге и купили всё необходимое для ведения домашнего хозяйства, им самим оставалась совсем небольшая сумма, на которую они и жили.

В отличие от Вайолет, у Софи была шкатулка для драгоценностей, но единственное, что в ней было, это нитка жемчуга и гранатовые бусы. Ни одно из этих ожерелий не представляло собой ценности.

Рядом с кроватью стоял письменный стол, в ящике которого Мик нашел перо, бутылочку чернил и пачку бумаги. Верхний лист был исписан неаккуратным почерком Софи. Данбар узнал его, так как в библиотеке уже видел записи, сделанные её рукой. Под каждой записью стояла дата.

Инспектор сел на краешек кровати и принялся внимательно изучать каракули Софи, но они оказались совершеннейшей чепухой. Все записи состояли из кусков предложений, таких как «пекинес и терьер», или «черный валет и красная дама». Был ли это своего рода код, и если да, то что он означал и для чего его использовали?

Мик перевернул страницу. Его внимание привлекли первые же слова – «Скотленд-ярд». Он насторожился. Наконец хоть что-то! «Ужасная смерть», прочитал он. «Тёмно-синий костюм, мужчина, повсюду кровь. Тёмные волосы. Мёртв. Убит. Нож»?

И хотя из этих записей он не узнал ничего нового (всё это Софи рассказывала ему в тот день, когда она пришла в Скотленд-ярд), он свернул исписанные листки, положил их в нагрудный карман пиджака и продолжил поиски.

Софи могла писать о крови и ужасных смертях, но, когда Мик начал перебирал её нижнее белье, он обнаружил, что она обожала прелестные и весьма соблазнительные вещички.

Для Мика, чьё детство прошло среди проституток Ист-Энда, никогда не было секретом, что женщины носят под своими платьями. Но среди многочисленных корсетов, украшенных кружевом, нижних юбок, шемизеток, сорочек и подвязок, лежащих в ящиках платяного шкафа Софи, он нашел кое-что, что смогло удивить даже его. Он вытащил клочок розового муслина, и заметная выпуклая форма этого предмета туалета заставила его ухмыльнуться. Без сомнения, это был улучшитель для груди [59].