Анжелика в России

— Довольно гнусное место. Вы не находите? — сказал граф, завязывая разговор.

Анжелика не отвечала.

— Хотите вы или нет, маркиза, но вам придется меня выслушать, — отводя взгляд, продолжал граф. — Я рискую быть невежливым, но вы должны знать, что вы для меня значите, будет гораздо лучше, если вы будете знать. Может быть тогда вы поймете меня…

— Как сказала одна моя знакомая — редкая дура — «Видно, я так и умру, непонятая никем», — усмехнулась Анжелика.

— Вы жестоки, вам это не идет, — горестно вздохнул граф. — Впрочем, в вас чувствуется что-то роковое… Итак, я хотел бы рассказать вам… Хотел бы объяснить тот поступок… То, что вы видели в замке…

— Я не хочу ничего слышать, — резко сказала Анжелика.

— А придется, — вздохнул граф. — Я был единственным и очень любимым ребенком в семье. Меня любили все. И даже старший в роде, мой покойный ныне дедушка, хотя он не любил никого. О, боже, что я говорю! Нет, дедушка как раз и любил! Он с какой-то странной, непонятной силой любил свою самую младшую дочь, мою тетку Эльжебету… Не сердитесь, маркиза! Если б вы только знали, что за несчастная судьба у бедной женщины, вы и сами бы ее пожалели… Говорили, что Эльжебета похожа на первую, несчастную любовь дедушки, одну простую девушку, которую он страстно любил и которая покончила с собой при обстоятельствах довольно таинственных и страшных. И когда она родилась (довольно поздно) и со временем стала похожа не на отца с матерью, то есть деда и бабушку, а на несчастную Ядзю, ту самую девушку, дед решил, что это какой-то знак свыше… Либо — переселение душ… Он в ней души не чаял, он с нее глаз не спускал. Доходило до смешного: бабушка начинала ревновать мужа к собственной дочери. Дед был человек суровый, даже жестокий, всю свою загоновую шляхту он держал в страхе и трепете, детей карал своей рукой, бабушка от одного его взгляда дрожала, а Эльжебета… Невзирая на всю его любовь, она тоже боялась деда, своего отца, и этот страх был постоянный и мучительный, потому что он хотел, чтобы она все время была рядом с ним. Меж тем она подросла, оформилась, стала прекрасна… Лучшие кавалеры Великой и Малой Польши, Литвы, Жмуди и Силезии обивали пороги нашего дворца в Варшаве. Но дед перестал появляться в городе, он заставил всех, кроме тех, кто был на службе, жить в нашем замке. Младший брат отца, мой дядя Збышек, был очень дружен с Эльжебетой. С ним одним она чувствовала себя спокойно. И вот как-то незадолго до конца войны… Шведов, я помню, уже прогнали… Да, незадолго до конца войны дядя Збышек был вызван в свой полк и стал прощаться, обошел всех: отца, мать, зашел даже ко мне в комнату и напоследок заглянул к Эльжебете. Он ее поцеловал, по-братски, знаете ли, хотя может быть и чересчур нежно… А дед, оказывается, следил. Дядя был очень хорош собой, манерами и внешностью напоминал самого деда в молодости. Один раз даже спутали их портреты… Чего уж там показалось бедному дедушке, бог его знает. Перед смертью он говорил, что принял дядю Збышека за себя молодого, а Эльжуню — за Ядзю, Ядвигу… Он приковылял в комнату Эльжебеты (он, знаете, ли, с детства прихрамывал), костылем очень сильно ударил дядю Збышека по голове, набросился на Эльжуню и хотел лишить ее невинности. Да, маркиза, такова жизнь. Но он был уже стар, дряхл… Страшно говорить, но бедную Эльжуню он лишил невинности при помощи того же костыля…

— Что вы такое говорите?! — воскликнула Анжелика и заткнула уши.

— Никуда не денешься, это так, — печально сказал граф. — В замке поднялась страшная паника. Дядя Збышек, когда пришел в себя, чуть не убил деда, и тот запирался в башне с заряженными мушкетами. Эльжебета свалилась в горячке… Дядя Збышек вскорости все равно уехал, через год он погиб где-то на Украине и отмучился. Эльжуня болела, дед бесновался в замке… Тогда приехал из армии мой отец, очень просил деда успокоиться, был очень ласков с Эльжуней, но твердо решил, что ее надо как можно быстрее выдать замуж. Его друг, молодой полковник Ольшанский, остановился у нас проездом, отец решил, что это самая подходящая кандидатура. Ольшанского напоили… Вы знаете, как это бывает… Эльжуня пошла с ним под венец. Дедушка удавился в башне на оконной занавеске… Но от молодых это скрыли… Деда успели снять, он пожил еще два дня, и его хватил удар, первый и последний. Впрочем, хоронили его, когда молодые уже уехали… Но бедствия бедной Эльжуни только начинались. Ольшанский, как оказалось, был ни на что не способен, поскольку побывал в плену у татар и они его, знаете ли, оскопили. И это было не единственным его пороком. В Крыму он научился курить какую-то отраву, приучил к этому всю свою челядь и бедную Эльжуню. Развлекался он тем, что, обкурившись, наблюдал, как такие же обкурившиеся гайдуки выполняли его супружеский долг. Да, мадам, в жизни бывает и такое. К счастью, Ольшанского вскоре убили. В первом же бою, куда он выехал, так сказать, «под парАми». Эльжуня вернулась к нам в замок. Но проклятый Ольшанский успел отравить ее. Она больше не могла без этого зелья и не могла без мужчин. Видели бы вы, как она мучилась!.. Отсутствие зелья компенсировалось вином. А вот отсутствие мужчин… Мой отец был очень обеспокоен, еще больше была обеспокоена моя мать. Хотели подыскать ей второго мужа. Все подозревали друг друга, подсматривали… Вывезли ее как-то в Варшаву, но там случился какой-то скандал, и ее пришлось немедленно вернуть. Тогда мать настояла, чтоб в Варшаву уехал мой отец. Увлекшись необоснованными подозрениями, она не заметила главного — подрос я. А вот Эльжуня это заметила.

— Господи, что за люди! — простонала Анжелика.

— Увы, это так! Как-то, выбрав момент, когда родителей не было в замке, Эльжебета заманила меня к себе в комнату, смеялась, веселилась, предложила вина, а когда я напился так, что не стоял на ногах, она вдруг набросилась на меня и стала срывать одежду. Я не мог стоять, не мог говорить, но все видел, чувствовал и понимал. Я испугался, сначала я решил, что она сошла с ума и хочет сделать со мной то, что сделали в плену с ее покойным мужем. «Но почему непременно зубами?» — недоумевал я. Заплетающимся языком я умолял Эльжебету пожалеть меня. А потом… О, вы помните первую сладкую боль, маркиза?…

— Болтун! Мальчишка! — вскрикнула Анжелика. — Я немедленно уезжаю отсюда…

Но ехать было некуда. Граф ухватил ее лошадь за повод и, глядя обезумевшими глазами, продолжал рассказывать:

— Со временем весь смысл жизни для меня свелся к ласкам, которые дарила мне Эльжуня. А она была искусна и неутомима… Год или больше я жил, как в бреду. Мы прятались, искали уединенные места, убегали из замка. Но все рано или поздно становится известно. Разразились скандалы. Я упорствовал. Боялся, что, потеряв Эльжебету, я потеряю все… Это был мой единственный опыт, мне не с чем было сравнить… Бедный мой отец умер. Мать готова была проклясть меня, но избрала другой путь. Я оставался единственным мужчиной в ветви рода, должен был представительствовать и так далее… И она передала меня в руки наших магнатов, хранителей традиций. Не в прямом смысле, конечно. Вся шляхта округи взялась за меня!.. Я держался, сколько мог, потом решил увезти Эльжебету в ее деревню, подальше от света. Мы выехали… И тут я встретил вас… Я понял, что жизнь моя доныне была пуста и бессмысленна, что она стоит большего, чем любовь несчастной нимфоманки Эльжебеты. Вы вдохнули свет в мою душу. Для меня нет ничего более желанного, чем служить вам, просто любоваться вами издали… Позвольте мне быть возле вас, сопровождать вас всюду…

— Но вы же знаете!.. — вырвалось у Анжелики. Она хотела еще раз объяснить бедному мальчику, который ей почти в дети годился, что она ищет своего мужа, что она тоже много страдала, что его страсть, его ухаживания просто неуместны… «Нет, это просто невозможно…»

— Я ничего не требую, маркиза, — шептал граф. — Только сопровождать вас, видеть вас каждый день… Вы настоящая, вы живая, вы — само солнце!

Анжелика рванула повод на себя, конь взвился на дыбы и отскочил в сторону.

— Довольно, граф, — так же шепотом сказала Анжелика. — Иначе я возненавижу вас…