В доме с высокими потолками

Прислуга занялась упаковкой книг, игрушек и теплых вещей в плотную бумагу. Присоединившись к общему делу, она продолжила незаметно для остальных изучать леди Увелтон, но та лишь однажды заговорила с миссис Глендовер. Она услышала приятный, мелодичный голос, который хозяйка сумела наделить особой интонацией. Ей все нравилось в этой девушке. Именно такими ей казались лучшие представители высшего света, обладающие ясным взглядом и безукоризненными манерами. И при всем этом лорд Элтби выказывал явное и неприкрытое пренебрежение к скорому браку с леди Увелтон. Она не могла найти ни одного изъяна в мягких чертах лица и тонком стане молодой женщины, окутанном в такие не присущие для зимы цвета и ткани. Подобной возвышенной красотой нельзя было не восхищаться, но привычная требовательность лорда Элтби оказалась выше всей этой юношеской прелести и очарования.

Дверь в гостиную вновь широко распахнулась. На этот раз к ним присоединились две почтенные дамы, в которых она без труда узнала леди Увелтон и леди Келтинг. И если вчера вечером ей не удалось угадать кто из них кто, сегодня утром мать леди Увелтон выдала себя сама.

- Элизабет, дитя мое, тебе не обязательно в этом участвовать, – женщина была так же хороша, как и ее дочь, с той лишь разницей, что ее волосы уже слегка посеребрила седина, а в уголках таких же больших серых глаз собралось множество мелких морщин. Но все это было ей даже к лицу - куда больше, чем неодобрение в адрес благотворительного занятия дочери.

Мать так и не дождалась ответа от дочери. Молодая леди Увелтон снисходительно покачала головой и вернулась к разодетым игрушкам. Похоже, девушка обладала нехарактерной для такого юного возраста выдержкой. Она еще раз уверила себя в том, что леди Увелтон заслуживает искреннего и неподдельного интереса к своей персоне.

- Миссис Глендовер, - леди Келтинг тем временем уже располагалась на диване, - мы слышали, что в доме превосходная семейная галерея?

- О, да… - миссис Глендовер оживилась и принялась охотно отвечать. – На втором этаже в мраморном зале, и я с радостью возьмусь ее вам показать …

- Благодарю вас, но нам бы хотелось получить в провожатые лорда Элтби, - леди Келтинг загадочно улыбнулась и вернулась к изучению оставшихся на столе книг.

И, как по заказу этой великосветской дамы, в гостиную, где каждый из присутствующих уже успел подыскать занятие по вкусу, вошел сам лорд Элтби. Он был как и прежде одет в черный костюм. Этот цвет неделимо преобладал во всей его одежде. Исключением в праздничный день стало то, что костюм был сшит из бархата, отчасти придававшего некоторую мягкость резким чертам его лица. А главное, лорду Элтби удалось сохранить за собой неподдающуюся никаким объяснениям способность выглядеть столь безупречно, чтоб ни у кого не возникло и доли сомнения относительно его исключительного вкуса.

- Дамы, - лорд Элтби обратился к леди Келтинг и леди Увелтон, после чего развернулся к столу, - леди Увелтон.

Молодая особа в это время передавала Эмме очередную порцию книг. Он едва заметно кивнул в сторону миссис Глендовер и направился к столу. Не могло быть и речи о том, чтобы он снизошел до обращения к ней или к Эмме, и это устраивало ее как нельзя лучше. Она, скорее, опасалась неуместного внимания хозяина, нежели смогла бы принять его за честь. Лорд Элтби стоял спиною к ней, равно, как и молодая леди Увелтон, едва достававшая до плеча мужчины в черном. Впрочем, высокий рост лорда Элтби выделялся даже среди остальных мужчин. Теперь она видела в них будущую супружескую пару, скорый союз которой сможет объединить два древних рода, их имущество, земли и, надо полагать, два таких несхожих между собой характера. И что-то ей подсказывало, что исключительный нрав леди Увелтон и ее темперамент способны усмирить неугомонных демонов лорда Элтби.

- Лорд Элтби, вы не могли выбрать более удачное место, - тишину комнаты нарушил глубокий голос пожилой леди Увелтон, - Элизабет, дорогая, ты только посмотри, вы стоите под омелой…

Глава 20

Воздух гостиной казался накаленным. Довольно безобидное высказывание леди Увелтон сиюминутно прервало ход непринужденной беседы. Она увидела, как руки молодой леди Увелтон безжизненно опустились - их больше не занимал большой сверток, из которого все еще виднелись бледно-розовые уши зайца. Она силилась угадать выражение лица лорда Элтби, но тот упорно не желал поворачиваться в сторону дивана, где по-прежнему сидела мать леди Увелтон. Мгновенно ей передалось и всеобщее напряжение. Леди Келтинг отложила книгу, а миссис Глендовер, боясь нарушить тишину в гостиной, продолжала стоять на месте. Из-за стола выглядывали непослушные завитки и синий чепец Эммы, которая, как и она, оставила свой сверток в покое. Все ожидали, что кто-то решится прервать затянувшееся молчание. И в глазах каждого читалась надежда на то, что первым заговорит лорд Элтби.

- Миссис Глендовер потрудилась на славу, не так ли? – лорд Элтби отошел в сторону окна. – В гостиной омелы достаточно, чтобы заключить еще не один сердечный союз. Прошу простить меня.

С этими словами он направился к двери, и уже спустя доли секунды растворился в безлюдном коридоре. Миссис Глендовер тоже покинула гостей, сославшись на скорые приготовления к рождественскому ужину. Вскоре последовала ее примеру и удалилась молодая леди Увелтон, успев перед тем закончить с подарками для местных детишек. И по тому, как скоро дом наполнился музыкой, и зазвучала пятая симфония Бетховена, было не трудно угадать перемену в настроении девушки. Слышать знакомую мелодию ей было непросто, она возвращала едва утихшие в ее сердце воспоминания, но вместе с тем, «тема судьбы» была ей так дорога и близка с детства, что она отдалась на милость случая и безучастно неслась в благозвучном порыве. Так же хорошо играла и ее мать, почитавшая музыку превыше всего, превознося ее на самый высокий пьедестал своего существования.

День выдался холодным. Гости так и не решились на послеобеденную прогулку на свежем воздухе. Затянутое небо то и дело рвалось освободиться от уз, сковывающих его столько дней и ночей, и излить на землю все тяжести нелегкой доли. Утренний эпизод был исчерпан, однако ее не оставляла мысль о причине такого несдержанного поведения лорда Элтби. Она предполагала, что общение с леди Увелтон скорее будет в тягость хозяину, нежели сможет его приятно порадовать, что само по себе было маловероятным. Ее удивляло то читающееся между строк всеобщее и всецелое презрение лорда Элтби. А между тем, леди Увелтон предстала перед ней истинной леди, наделенной благородством и добродетелью. И этого было достаточно для чувства глубокого уважения, которое она теперь испытывала к этой девушке. Она мало знала людей, но их мир, где остаться одной не кажется такой большой потерей, непременно нуждался в исцелении. Она еще могла принять незаслуженное обращение с собой и себе подобными, но леди Увелтон была достойна лучшей участи…

Ни внутренняя борьба, ни желание понять столь непростое отношение к жизни не помешали ей вдоволь насладиться рождественским днем, который несмотря ни на что был насыщен множеством радостных событий. Вилли пошел на поправку. И уже после обеда миссис Глендовер отпустила его вместе с Эммой к конюшне, где мальчик то и дело твердил об обещанном лордом Элтби скакуне. После прогулки Эмма вернулась на кухню. Жизнерадостный облик девушки больше походил на утренний бутон, которому еще предстоит раскрыть нежные лепестки, обнажив свое сердце майскому солнцу. На лице Эммы выступил здоровый румянец, с таким усердием та расхваливала лошадей лорда Элтби. Придя в себя, девушка подключилась к остальной прислуге. На кухне по обыкновению всем заправляла миссис Ларсон. Работы было много, но все трудились слаженно и дружно, отчего атмосфера среди пудингов и мясных рулетов была еще более праздничной.

Между тем Эмма напомнила ей о предстоящем походе в деревню. Девушка заверила ее, что они смогут отправиться вдвоем, как только гости разойдутся по своим комнатам. А это, как она полагала, должно произойти не раньше полуночи. Ночные увеселенья были недопустимой вольностью в ее давно ушедшей юности, поскольку в силу воспитания и семейных устоев претили всем моральным урокам. Однако сегодня все это представлялось ей далекими и безвозвратно ушедшими отголосками прошлого, и после проведенных в одиночестве лет она готова была пересмотреть свое отношение к былым наставлениям.