Но я буду любить тебя (СИ)

Тихий шепот раздавался по всему помещению, но царица была молчалива. Она смотрела куда-то вдаль и о чем-то думала.

В какой-то момент дверь отворилась и в зал вошел Линкольн, держа в руках конверт. Мужчина не ожидал такой аудиенции, он медленно, осматриваясь по сторонам, подходил к трону, не понимая причины собравшихся здесь людей. Наконец он подошел к Кларк. Она встала с трона и пустым взглядом смотрела сквозь него. В глазах советника читался страх.

- Царица, я должен вам кое-что сказать… - советник неуверенно посмотрел на Лексу, в его глазах она увидела сожаление.

- Взять его! - раздался громкий женский голос. Кларк издала приказ на арест. Тут же два легионера подошли к недоумевающему мужчине и надели наручники, чему он даже не сопротивлялся. Он вопросительно, как и Лекса, смотрел на царицу.

В зале прошлась волна негодования. Никто и предположить не мог, что второе лицо государства могут взять под стражу. Все ждали продолжения.

Подавленная Кларк безразлично смотрела на советника, прокручивая в голове единственный вопрос: «За что?». В зале никто и слова больше не произносил. Лекса была так же, как все — в полном замешательстве.

- Тебе есть что сказать, Линкольн? - спустя молчаливую паузу, наконец произнесла Кларк.

- Царица… я… виноват перед вами, мне нет прощения, я знаю, - мужчина опустил голову и встал на колени. В зале снова прошелся тихий гул. Кто-то крикнул:

- За что арестовали советника?

На что царица кивнула головой охраннику, стоявшему возле двери и он удалился. Через несколько минут в к зал привели Октавию и представили перед Кларк.

Советник заметно занервничал и жалостно посмотрел на задумчиво-обреченную дикарку. Лекса и все остальные все еще не понимали происходящего.

- Как вы узнали, царица? - горечь и отчаяние сейчас наполняла мужчину.

- Я управляю империей, Линкольн. Мои возможности велики. Я хочу знать причину предательства.

Советник был мрачнее тучи, он печально смотрел на дикарку, которая так же смотрела на него. Он тихо ей прошептал на чужом языке:

- Они все знают, Октавия, это конец. - и мужчина обратился к царице.

- Кларк, я полюбил ее. Это единственная и главная причина моего преступления. Я говорил вам когда-то, что люди совершают странные вещи ради любви…

Кларк посмотрела на Лексу, вспомнив слова советника, и грусть еще больше охватила ее сердце. Она также смотрела на Линкольна и Октавию и чувство разочарования к мужчине постепенно сменялось жалостью. Она не знала причин, а теперь они ей известны, и от этого становилось тоскливо на душе. Может потому, что Кларк прекрасно понимала советника.

- Я полюбил ее с тех пор, как она появилась в Риме. Все это время мне не было покоя. Я знал, что эти чувства погубят меня, но не мог остановиться. Когда вы, царица, и Лекса отправились в Александрию, я нашел Октавию. Она была разбита, но я объяснился с ней и смог завоевать ее чувства. Я видел в ее глазах грусть и обреченность, поэтому позднее она рассказала мне, что появилась в Риме не случайно. Ее послали убить вас, царица…

В зале прошлась громкая волна негодования. Лекса невольно сжала кулаки, а Кларк не сводила внимательных глаз с рассказчика. Она не знала, что сейчас испытывает к этой искренности и предательству мужчины.

Линкольн продолжал:

- Она рисковала всем, рассказывая мне это, но у нее не было выхода. Если Октавия не сделает это, ее убьют заказчики, и мне пришлось, Кларк… я решился сам это сделать… - глаза советника блестели. Он нервно смотрел то на царицу, то на свою дикарку.

- Этим македонским кинжалом ты собирался предать меня? - Кларк продемонстрировала длинный нож с голубой рукояткой, - его нашли в твоих покоях, Линкольн, за тобой давно следили мои люди. В последнее время ты был слишком уязвлен и мне не нравилось это. Вас видели вместе с этой македонкой, вас видели в доме у Лексы, - Кларк снова взглянула на ошарашенную шатенку, - но ты не представляешь, как это больно, знать, что твой друг - это твой предатель.

В зале уже не угасали крики и волнения. Люди кричали: «предатель», «убийца», и все они сейчас ненавидели его, все, но не Кларк. Неожиданная жалость и сочувствие проснулись к старинному другу, с тех пор, как ей стала известна причина, которая так близко была знакома и ей. В то время, как все вокруг суетились, а Линкольн взглядом прощался с Октавией, царица тайно смотрела на задумчивую Лексу, понимая, как властна над людьми любовь. «Ради нее я бы тоже смогла убить» - мысль остро вонзилась в сознание девушки.

- Царица, вы должны вынести приговор, - к трону подошел седовласый старик, это был один из ненавистных ей сенаторов. Кларк перевела внимание на Линкольна и долго изучала его лицо, разбитое и отрешенное. Она не хотела платить ему тем же, она помнила, сколько раз была обязана ему жизнью. Словно почувствовав сомнения госпожи, советник посмотрел ей в глаза и прошептал:

- Вы должны… люди непременно потребует это от вас.

- Я не хочу этого делать, Линкольн, но ты знаешь закон империи. За предательство и покушение на царскую персону полагается смертная казнь, - на одном дыхании выговорила царица, опустившись в отчаянии на трон.

В зале послышались довольные возгласы. Римляне кричали «казнить предателя». Кларк закончила трагическое представление словами:

- Приговор будет приведен в исполнение завтра в полдень, на главной площади Рима. Линкольн и Октавия будут казнены.

После этих слов царица поднялась с трона и в последний раз посмотрела в миндальные, влажные глаза мужчины. В них она не видела осуждения или злобы, отчего еще тяжелее и тоскливее становилось на душе. Она стремительно направилась к выходу, оставляя весь Рим позади.

***

Спустя некоторое время Лекса направлялась домой будучи полностью раздавленной и поглощенной. Казалось, девушка переживала из-за Октавии, и это было так, но еще больнее было от того, что Кларк все это время была подвержена такой опасности. И сейчас Лекса словно чувствовала ее боль. Так мрачно и жестоко отвечает нам небо, когда мы спрашиваем его о судьбе. Это тайна, которая становится известной лишь в конце земного пути. Боги смеются над нашими страхами и предрассудками, но преклоняются перед тем, как мы умеем любить. Сегодня Лекса осознала главное: Кларк не заслуживает рядом таких людей, как Линкольн, как она сама.

Девушка вспоминала восход, в который недавно погружалась в своих фантазиях и понимала, что тем восходом для нее была Кларк.

***

Следующий день неизбежно настал. Все утро на главную площадь сходились жадные до крови и зрелищ римляне. Для них ееважно, кто выступит главным «актером» в этом смертельном представлении, важно лишь то, что они утолят свои пылкие, зверские желания. Сегодня свершится суд.

Все утро Кларк проводила в своих покоях. Она отправила сына в соседнюю резиденцию, так как мальчик был привязан к Линкольну и сильно за него переживал. Царица была в том же состоянии, что и вчера в тронном зале. Горькое чувство сожаления постоянно преследовало ее, но долг и законы империи диктовали другое. И все же рана нанесенная советником была глубокой, отчего предательство ощущалось в полную мощь.

В комнату постучала девушка служанка, она принесла письмо, которое выпало из рук Линкольна в момент задержания.

- Положи его на стол и оставь меня одну, - приказала царица.

Служанка тут же удалилась, а Кларк продолжала размышлять о советнике.

***

Лекса не знала, стоит ли встречаться к царицей в такие мгновения, но чувствовала необходимость в этой встрече. Она направилась во дворец, желая выразить поддержку и сочувствие.

В резиденции было пусто, лишь изредка у дверей стояли стражники. Даже дворцовые люди спешили на городскую площадь.

Шатенка словно почувствовала местонахождение царицы и отправилась в ее кабинет. Кларк задумчиво наблюдала из окна за подготовкой к «церемонии». Эшафот уже был установлен.

- Скажи, Лекса, чем мы отличаемся от преступников, когда приказываем лишить их жизни? Разве мы не становимся такими же, как они? Наши действия… мои действия тоже преступны, - шатенка не ожидала, что царица заметила ее, поэтому странные вопросы застали ее врасплох.