Отзывчивое сердце (Любовь во спасение)

Клеона улыбнулась.

– Благодарю вас, мистер Фаррингдон. Вы очень добры. Приятно знать, что в этом равнодушном мире у меня есть Друг.

– Не сомневайтесь в этом! – заверил ее Фредди и протянул руку. – Друзья, мисс Клеона?

– Друзья, – ответила она. – И большое вам спасибо.

– Не могу понять, зачем мне нужна ваша благодарность, – заметил он. – Черт возьми, не часто мне приходят на ум мысли о дружбе, когда я нахожусь рядом с такой очаровательной особой, как вы.

Клеона вытянула руку из его ладони и прижала ее к щеке.

– О, мистер Фаррингдон, прошу вас, перестаньте! – воскликнула она. – За последние несколько дней я выслушала множество комплиментов и чувствую себя так, словно объелась тортом с патокой. К тому же я не верю и половине услышанного.

– Вот это мне в вас и нравится, – признался Фредди с восхищением. – У вас голова крепко держится на плечах. Я так и сказал Сильвестру.

– И что ответил его светлость? – с любопытством спросила Клеона.

Фредди смутился.

– Не помню, – пробормотал он.

Клеона засмеялась.

– Ладно, мистер Фаррингдон, я не собираюсь допытываться. У вас свои секреты, у меня свои. Давайте вернемся к ее светлости.

Герцогиня уже позевывала от скуки и обрадовалась, когда Клеона предложила поехать домой.

– Можете проводить нас, мистер Фаррингдон, – произнесла она повелительным тоном. – Насколько я понимаю, моего внука нигде не видно?

– Боюсь, что так, миледи, – ответил Фредди.

– Верно, опять за карточным столом, – тяжело вздохнула герцогиня. – И когда это кончится?

Герцогиня внезапно превратилась в дряхлую старуху, до того убитую горем, что девушке захотелось ее обнять. Но вот герцогиня выпрямилась, встала с кресла и высоко вскинула голову.

– Превосходный вечер, – произнесла она. – Лучшего приема в Мелчестер-Хаусе не видывала никогда.

Они сошли по ступеням к ожидающей их карете. Герцогине помогли усесться. На какой-то миг Фредди задержал руку Клеоны в своей и, как ей показалось, искательно взглянул на нее.

– Не беспокойтесь, – проговорил он вполголоса.

– Я и не беспокоюсь, – ответила Клеона, раздосадованная тем, что либо он слишком догадлив, либо она не сумела скрыть своих чувств.

Фредди отступил назад и поклонился; в тот же миг карета тронулась.

– Ну как, тебе было весело, дитя мое? – поинтересовалась герцогиня.

– Чрезвычайно весело, – подтвердила Клеона. – Хотя, может быть, не так, как вчера.

– Да ты становишься blase, [46] – упрекнула ее герцогиня. – Жизнь ничуть не меняется, но человек может привыкнуть к чему угодно. Слишком много балов, как и слишком много pate de foie gras, [47] приводит к пресыщению!

Клеона засмеялась.

– До этого я пока еще не дошла, мадам. Просто… даже не знаю, мне не объяснить.

– Что тебе говорил Сильвестр? – спросила герцогиня.

– Его светлость был очень… внимателен, – ответила Клеона. – Я… я не могу в точности повторить его слова. С его стороны было очень любезно заехать на бал.

У герцогини вырвалось невнятное восклицание – полувсклик, полувздох. Когда же карета заворачивала на Беркли-сквер, она сказала:

– Перед смертью мне бы хотелось увидеть на тебе бриллианты Линков. Тебе очень пойдет диадема.

Слова эти вызвали у Клеоны яростный протест, тем более что она их совершенно не ожидала:

– Ни за что! Поймите, мадам, этого никогда не будет! Я не выйду замуж ни за кого из тех, с кем встретилась здесь, в Лондоне. Пожалуйста, выбросьте эту мысль из головы. Если вы приглашали меня, думая только о моем замужестве, тогда мне незачем было сюда приезжать.

– И что ты, собственно, имеешь против замужества? – холодно спросила герцогиня.

– Я не против замужества вообще, – пояснила Клеона, – а против некоторых кандидатов в мужья.

– Как я понимаю, мой внук относится к их числу. – Голос герцогини стал ледяным.

– Простите, мадам, но это правда. Я никогда не выйду замуж за герцога.

Расстроенная Клеона понимала, ничто не могло настроить герцогиню против нее сильнее этих слов.

Когда карета остановилась у Линк-Хауса, герцогиня молча быстро спустилась на землю, вошла в дом и, не пожелав ей доброй ночи, начала подниматься по лестнице.

Клеона стояла в холле и смотрела ей вслед.

«Я тупица, – говорила она себе. – Ну почему я не могла притвориться и доставить ей удовольствие?»

В порыве глубокого сочувствия к старой женщине, измученной заботами и беспокойством, она подхватила юбки и уже наверху догнала герцогиню.

– Простите меня, мадам, – проговорила она с раскаянием. – Я неверно выразилась. Просто… просто герцог невзлюбил меня. Он… он не скрывает этого с того момента, как я приехала.

– И у тебя нет иных причин относиться к нему с неприязнью? – спросила герцогиня. Клеоне хотелось сказать правду, но у нее не хватило духа погасить огонек надежды, внезапно засветившийся в проницательных старческих глазах.

– Да нет, мадам, – запинаясь, проговорила она. – Я… я считаю, что герцог очень красив.

Герцогиня улыбнулась и коснулась ее щеки веером.

– Ты славная девочка, Клеона, – сказала она. – Не тревожься за свое будущее, предоставь все мне. Все эти годы тебе недоставало матери. Я постараюсь заменить ее. Покойной ночи, дитя мое. Можешь поцеловать меня.

Теплыми губами Клеона прикоснулась к холодной морщинистой старческой щеке, и герцогиня, слегка улыбаясь, направилась в свою спальню. Поджидавшая хозяйку горничная мягко затворила за ней дверь.

Клеона прикрыла глаза рукой. Боже, какая путаница! И вместо того, чтобы упростить, она еще больше все осложнила. Но тут она припомнила, что, в конце концов, все это не имеет никакого значения. Герцогиня узнает правду, ее с позором отправят обратно в Йоркшир и в невесты герцогу найдут другую богатую наследницу, куда более сговорчивую.

Клеона уже ничего не узнает об этом. Она снова будет жить дома, кормить цыплят и выслушивать тихие, но от этого не менее суровые упреки отца и матери, а в Лондоне через несколько дней забудут о ее существовании. Мысль эта, как ни странно, подействовала на нее угнетающе. Клеона двинулась в сторону своей спальни и выронила сумочку. Подняв ее, девушка вспомнила о лежащей внутри записке.

Глупо опасаться графа или кого-то еще. Что они могут ей сделать? Да разве может она что-то значить в их жизни? Через несколько дней она, несомненно, получит от Леони весточку о том, что та благополучно добралась до Ирландии и вышла замуж, после чего сразу уедет.

– Я должна до конца использовать оставшееся время, – решила про себя Клеона. – Нельзя терять ни минуты, ведь воспоминаний об этих приключениях мне должно хватить до конца моих дней.

Она вдруг рассердилась на себя за то, что уехала с бала. Нужно было пользоваться каждой секундой и оставаться до самого рассвета, когда факельщики [48] погасят свои факелы. Что ждет ее завтра? А послезавтра? Она постаралась вспомнить, что испытывала, когда ее представляли королеве, перебирала в уме все, что видела и делала с того момента, как карета домчала ее сюда из Йоркшира, пока не поняла, что больше не чувствует усталости. Ей хотелось танцевать, кокетничать, вновь видеть в глазах партнера восхищение – ею ли, деньгами ли Леони или платьями, выбранными для нее герцогиней и еще не оплаченными, – какая разница? Важно лишь одно – время бежит, и скоро вся эта сумасшедшая эскапада закончится.

Тогда уже до конца жизни больше нечего будет ждать.

Она вошла в спальню и отослала уставшую служанку, которая ожидала ее, чтобы помочь раздеться. Широко распахнув окно, выходившее на Беркли-сквер, она стояла и смотрела на шелестевшие внизу деревья. Сколько она так простояла, Клеона не ведала. Она лишь знала, что легкий ночной ветерок принес ей успокоение; исчезли страхи и досада на самое себя.