Русалка (СИ)

— Петр, я бы хотела перед тобой извиниться…за своё поведение в день свадьбы…. Поверь, я…, - как бы она не старалась, на ум не приходили нужные слова, но Ирина смело продолжила: — То, как я поступила в церкви, заслуживает самого сильного порицания, но моё поведение ночью…. Прости, я….

Она облизнула пересохшие губы и оборвала себя. Её взгляд потерянно блуждал по лицу мужчины, но не находил там поддержки. А его следующие слова заставили её вздрогнуть.

— Я тебе не верю, Ирина. Твоё раскаяние не произвело на меня впечатления. Я считаю, что ты преследуешь какую-то цель, и хочу знать какую. Мне не нужны не искренние извинения, а то, что ты сейчас говоришь, идет не от чистого сердца. Скажи, я хотя бы раз тебя чем-то обидел? Был с тобой неучтив? Причинил тебе боль?

Сердце Ирины сжалось в предчувствии беды, и она почувствовала, как тягучий холод начал распространятся из области живота, поднимаясь всё выше и выше. Ей стало трудно дышать, но разговор необходимо было завершить.

— Нет, — тихо ответила она. — Тут ты прав. Я могу всё объяснить….

— Так объясняй! — сказал, как отрезал, Петр.

Ирина опустила голову и некоторое время молчала. Петр терпеливо ждал, хотя его разбирали противоречивые чувства. С одной стороны, ему хотелось подойти и хорошенько встряхнуть взбалмошную девчонку, а с другой стороны, она выглядела такой потерянной, что невольно хотелось прижать её к груди и нежно приласкать. Но оба варианта при данной ситуации были опрометчивы, и Петр остался стоять на месте.

Наконец, Ирина заговорила:

— Я не хотела выходить замуж, и сопротивлялась, как могла, — сделала она признание и подняла глаза на супруга. — Я не просто не хотела выходить замуж за тебя, я мечтала остаться старой девой. Неправда ли, неразумно для молодой девушки? По возвращению в Россию, и у нас с папенькой состоялся серьезный разговор. Конечно, батюшка сулил мне другое будущее, но так как постоянно был занят исследовательской работой, то не особо заострял на этом внимание. И я…. Я чувствовала себя вольготно. Занималась поместьем, девочками, и, надеялась, что так будет продолжаться вечно. А потом при роковых обстоятельствах мы повстречались с тобой, Петр. И…. Одним словом, я винила во всем тебя. Внушила себе, что ты разрушил мою жизнь, и пыталась всеми мыслимыми способами отвадить тебя от себя. Теперь я понимаю, что эта идея изначальна была безнадежна, но на тот момент я ничего с собой поделать не могла.

— Могу сказать в ответ, что я тоже не горел желанием жениться на тебе, — здесь Петр слукавил. Девушка поразила его в самое сердце своей красотой, а её тело не давало ему покоя. Но как только он столкнулся с её характером, самые благие намерения пресеклись на корню. О, да, он страстно хотел владеть Ириной, но не ждал, что на супружеском лоне его встретят с ножом! Была оскорблена его гордость, задето мужское самолюбие, а подобное забывается с трудом!

Ирина грустно улыбнулась.

— Тут мы с солидарны. И поэтому я прошу понять меня и простить, — девушка осмелела, поняв, что Петр не настроен ругаться и скандалить.

— Мы с тобой оба оказались в ловушке, и каждый из нас поступил так, как считал нужным, — как бы не желала того Ирина, что-то ему мешало смягчиться. — Ты сделала свой выбор, и мне остается о нем только сожалеть, но что-либо изменить не в моих силах. Поэтому я предлагаю следующее.

У девушки отчаянно заколотилось сердце, она замерла в ожидании его решения, но он, казалось, не спешил его озвучивать.

— Ты пришла поговорить о нашем отъезде в Петербург? Я правильно тебя понял?

— Да.

— Но ты бы желала остаться в деревне?

Ей и раньше доводилось сталкиваться с проницательностью супруга, но все равно Ирине с трудом удалось скрыть удивление.

— Если ты позволишь….

Петр едва не застонал вслух. Да что за дьявольщина с ним происходит! Он чувствовал себя глупым юнцом, которым манипулируют, с чьими чувствами жестко играют! Вот сейчас он смотрел на свою супругу, которая казалась ему обиженным ребенком, заглядывал в её глаза-озерца и понимал, что ради одного её ласкового взгляда он готов пойти на многое. Если бы она требовала оставить её в покое, кричала о своих правах и желаниях, Петр воспротивился бы и настоял на их совместном отъезде. А теперь он колебался.

— Почему ты хочешь остаться? Не любишь Петербург? Или боишься, что, проживая под одной крышей, я потребую от тебя исполнения супружеского долга?

По тому, как она побледнела, Петр понял, что попал в самую точку. Ему сразу же вспомнился их единственный поцелуй, и как она билась в его руках, пытаясь вырваться из его объятий.

Что-то было не так…. Неудовлетворенность от невозможности понять ситуацию снова вернулась к мужчине. Он мрачно улыбнулся и начал приближаться к Ирине.

Та, разгадав его намерения, медленно покачала головой, и, напротив, стала отступать, пока спиной не наткнулась на стену. Теперь они стояли рядом, Ирина чувствовала его легкое дыхание, видела, как ритмично опускается и поднимается широкая грудь, могла заглянуть ему в глаза.

Так они и стояли некоторое время, ни один из них больше не предпринимал ни каких попыток, пока Петр не поднял руку и пыльной стороной ладони не провел по нежной коже лица Ирины.

— Не надо….

Простая просьба едва слышно сорвалась с её губ.

— Ты меня боишься, — Петр не спрашивал, он утверждал. Он смотрел на девушку, которая теперь перед людьми и Богом была его нареченной супругой, и отчетливо читал в её глазах страх. В первое мгновение он не поверил увиденному, засомневался, но по тому, как задрожали губы Ирины, понял, что не ошибся. — В чем дело, Ирина? Я не причиню тебя вреда, а тем более, физической боли!

Сама мысль о насилии над столь нежным и прекрасным существом, как его жена, была глубоко противна Петру. Для него ласкать женщин было наивысшим наслаждением, он любил дарить им ласки, чувствовать, как они тают под его прикосновениями, выгибаются под ним в порыве страсти! И никогда он не причинял ни одной партнерши боли, не пытался надругаться над их телами!

А тут….

Ирина понимала, что если она сейчас не объяснит Ракотину свое поведение, то навсегда испортит их и без того хрупкие отношения. Нельзя больше делать ошибок! Нельзя больше ломать свою жизнь! О, Господи, она тоже хотела быть счастливой!!

— Я тебя не знаю… я боюсь тебе доверится…, - зашептала она быстро-быстро, опасаясь, что снова вернется страх, и она оттолкнет Петра. — Мне трудно это объяснить…. Я не могу всего объяснить!! Но то, что происходит между супругами, страшит меня! Повергает в панику… Я не могу…не могу!! Вы можете…ты можешь принудить меня, взять силой, это в твоей власти, но я…. Нет!…

Её глаза наполнились слезами, и Петр сделал единственно верное движение — прижал её к себе.

Время остановилось.

Ирина дрожала в его объятиях, а он одновременно крепко, но нежно обнимал её.

Она была такой маленькой, едва доставала ему до плеча, от того казалась ещё более хрупкой. Вот сожмешь её посильнее, она и надломится, как тростинка в поле. А Петр не хотел, чтобы она надломилась. Сейчас, когда она доверчиво прильнула к его груди, когда её ручки сжали лацканы сюртука, ему хотелось отгородить её от всего мира, защитить от ветряных мельниц и повергнуть всех драконов. Он осторожно прикоснулся губами к её волосам, вздохнул нежный аромат….

За дубовой дверью послышались голоса, и хрупкое единение было нарушено. Ирина отпрянула, уперлась руками в грудь Петра, и тому пришлось сделать шаг назад. Слуги прошли мимо, но нить откровения была прервана.

— Я не буду ни на чем настаивать, Ирина, — Петр говорил мягко, точно перед ним стояла не взрослая девушка, а маленькая девчушка с испуганными глазенками. — Не хочу сделать то, о чем потом буду жалеть. У тебя есть тайна, и я оставляю за тобой право её сохранить. Я так же хочу сказать, что не буду настаивать на твоем отъезде со мной! Если тебе по душе жизнь в деревне, оставайся, свыкайся с поместьем, привыкай к роли моей супруги.