Сэру Филиппу, с любовью

— Я это понял, — подмигнул он. — Иначе почему, вы думаете, мой выбор пал на вас?

— Вам нужна жена, которая будет командовать вами? — Элоиза, казалось, была искренне удивлена. Она подошла к Филиппу поближе. — Впервые вижу такого мужчину!

То ли от дразнящего тона Элоизы, то ли от ее близости и от романтической лунной ночи, но Филипп вдруг почувствовал, что у него начинает кружиться голова. Да, он действительно искал жену, которая смогла бы “прибрать к рукам” его детей и уже достаточно запущенное за год холостяцкой жизни хозяйство, но сейчас Филиппу меньше всего хотелось думать об этом. Как вообще можно думать о чем-либо постороннем, когда эта женщина смотрит на тебя так, словно хочет, чтобы ты ее поцеловал?..

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Филипп подошел совсем близко к Элоизе.

— Что это? — спросила она, указывая на какой-то росток.

— Растение, — рассеянно пробормотал он.

— Сама вижу, что растение! — усмехнулась она. — Вопрос, како… — Посмотрев на Филиппа, Элоиза вдруг осеклась: в его глазах горел огонь, какого она в них еще не видела.

— Можно мне поцеловать вас? — напрямую спросил он. Филипп остановился бы, если бы Элоиза произнесла “нет”, но он старался дать ей как можно меньше возможности это сказать, подойдя почти вплотную.

— Можно? — повторил он. Губы его были так близки к ее губам, что для осуществления своего желания Филиппу достаточно было малейшего движения.

Элоиза молча кивнула. Филипп нежно, почти неощутимо коснулся губами ее губ. Так целуют женщину, на которой собираются жениться.

Руки Филиппа нежно коснулись ее шеи… Бог свидетель, он хотел большего — гораздо большего…

Язык Филиппа, несмотря на слабый протест Элоизы, скользнул между ее губ. Ощущение было восхитительным, от него кружилась голова, но все равно это было еще не то, чего хотел Филипп. Ему хотелось прикоснуться к ней всем телом, почувствовать ее тепло, раствориться в ней…

Одна рука Филиппа обхватила талию Элоизы, другая потянулась ниже… Он прижал ее к себе, с наслаждением ощущая ее нежное, по-женски мягкое тело. Давно, очень давно его руки не касались женского тела…

Филипп хотел ее. Он чувствовал, что воздерживаться более не в силах, но все-таки был вынужден смирить себя. Сделать это сейчас, сегодня же было бы слишком рано. Какое-то время в любом случае должно пройти. А пока ему ничего не остается, кроме как наслаждаться той долей близости, которую он сейчас может себе позволить.

“Которую мы можем сейчас себе позволить”, — мысленно поправил себя Филипп. Ибо он чувствовал, что Элоиза отвечала на его ласки — сначала неуверенно, потом все более и более распаляясь. Филиппу нравилось ощущать в своих руках молодое, упругое девичье тело, вдыхать пьянивший его аромат… Никогда еще Филипп не испытывал такого блаженства. Если одно прикосновение к ней уже способно вызывать у него такую бурю эмоций, то что же будет, когда…

Длинные волосы девушки растрепались, и одна непокорная прядь обвилась вокруг левой груди, соблазнительно обрисовывая ее. Губы Филиппа скользнули ниже, к ее шее, и Элоиза выгнула спину, чтобы ему было удобнее — или, скорее, непроизвольно отвечая на его ласки, подчиняясь древнему и вечному женскому инстинкту. Филипп начал опускаться на колени, скользнув губами по ложбинке на груди Элоизы.

И тут она вдруг резко отпрянула от него.

— Простите, — прошептала она. Руки ее машинально потянулись к вороту платья, хотя с ним все было в порядке.

— Ты… вы, — опомнился Филипп, — сожалеете о том, что произошло? А я так ничуть!

Глаза Элоизы округлились от столь недвусмысленного заявления, но Филиппу было все равно. Пора бы ей уже понять, что он не мастер изящных выражений и привык изъясняться напрямую.

Но то, что он услышал, изумило его.

— Я тоже, — сказала Элоиза.

— Что, простите? — не понял он.

— Я тоже не сожалею о том, что произошло, Филипп.

Впрочем, для женщины, которая только что целовалась и не сожалеет об этом, голос ее прозвучал слишком сухо. Таким голосом обычно разговаривают чопорные школьные учительницы, а не молодые мечтательные особы.

— Я, собственно, — продолжала она, — сказала “простите”, потому что не знала что сказать. А молчать я не люблю.

Филипп еще утром успел заметить, что Элоиза не из тех женщин, что любят молчать.

Он поцеловал ее снова.

— Сэр Филипп!

— Иногда, — улыбнулся он, — молчать тоже неплохо!

— Вы хотите сказать, — насторожилась Элоиза, — что я слишком болтлива?

Филипп пожал плечами. Ему нравилось ее поддразнивать.

— Уверяю вас, — с горячностью проговорила Элоиза, — что дома я обычно еще болтливее!

— Еще болтливее? Даже трудно себе представить…

— Сэр Филипп!

— Тише! — Он дотронулся до ее руки. Элоиза отдернула было ее, но Филипп уверенно взял ее за руку.

Проснувшись на следующее утро, Элоиза чувствовала себя так, словно все еще пребывала во сне. Отправляясь в свое путешествие, она готова была ожидать чего угодно, но только не того, что они с Филиппом в первый же вечер станут целоваться.

Не ожидала она и того, что поцелуй ей очень понравится.

Наконец, Элоиза пробудилась, должно быть, окончательно, ибо вдруг ощутила сильное и весьма прозаичное желание что-нибудь съесть.

Элоиза направилась в столовую, не зная, обнаружит ли она там Филиппа. Принято ли у него рано вставать или он спит до самого обеда? Странно было не знать привычки человека, за которого собираешься замуж…

А если он там и ждет ее, чтобы приняться за свою яичницу (или что он там ест на завтрак)? Что тогда она должна сказать ему при встрече? Не обмениваться же пустыми светскими фразами с человеком, с которым так страстно целовалась не далее как вчера?

А вдруг, увидев его, она только и сможет, что едва пробормотать “Доброе утро!”? Чего тогда будут стоить все ее вчерашние уверения в собственной болтливости?

Эта мысль заставила Элоизу рассмеяться. Она, Элоиза Бриджертон, никогда не лезущая за словом в карман, способная часами разговаривать ни о чем, оказывается, может потерять дар речи при одном только взгляде на Филиппа Крейна?

Один поцелуй, похоже, изменил все.

Подойдя к двери, Элоиза посмотрела наверх — не стоит ли там снова ведро? Вряд ли Оливер и Аманда захотят испробовать свой трюк во второй раз, но Бог их знает… Во всяком случае, получить еще один мучной душ в планы Элоизы не входило. Но как бы то ни было, после инцидента с рыбой можно было ожидать, что близнецы в долгу не останутся. Какую месть они готовят? Наверняка подложат ей что-нибудь скользкое и мерзкое…

Элоиза осторожно приоткрыла дверь — на нее ничего не посыпалось. Немного осмелев, она вышла в коридор. День обещал быть солнечным; незадолго до этого Элоиза смотрела в окно — кое-где на небе виднелись тучи, но было похоже, что они должны развеяться.

— Черт побери!

Этот возглас вырвался у Элоизы в тот самый момент, когда нога ее задела за веревку, пересекавшую коридор. Споткнувшись на полном ходу, Элоиза с размаху полетела на пол, не успев даже вытянуть перед собой руки, чтобы защитить от удара лицо.

Элоиза упала все-таки не совсем лицом вниз — в последний момент она успела немного повернуть голову. Элоизу тут же пронзила жгучая боль, ей казалось, что лицо ее охвачено огнем.

С минуту Элоиза лежала не шевелясь, надеясь, что боль утихнет, как бывает обычно с ушибленным пальцем ноги — острая боль длится лишь первые несколько мгновений, а затем сменяется вполне терпимой.

Но боль не стихала. Ушиблено было не только лицо — еще и колено, и бедро. Элоиза чувствовала себя так, словно ее жестоко избили.

Медленно, с большим усилием она заставила себя подняться на четвереньки. Держась одной рукой за разбитую щеку, другой Элоиза нащупала стену.

— Элоиза!

Голос принадлежал Филиппу. Но Элоиза была не в силах не то что разогнуться — даже посмотреть вверх.

— Господи, Элоиза! — Филипп мчался к ней по лестнице, перемахивая через три ступеньки. — Что случилось?