Сэру Филиппу, с любовью

Оливер посмотрел на отца — словно, не найдя сочувствия у мачехи, обращался к нему. Филипп, может быть, и утешил бы сына, но нельзя ведь, чтобы родители при детях вели себя по-разному — это подрывает авторитет обоих.

Но тут Оливер удивил Филиппа. Он не стал упрашивать отца освободить его от когтей мистера Ларкинса и не стал, вопреки ожиданию Филиппа, ругать Элоизу страшными словами, что он наверняка сделал бы еще две недели назад.

Оливер всего лишь посмотрел на отца и произнес:

— Ты пойдешь со мной, папа?

Филипп не смог сразу ответить — к горлу подступил ком.

Дело было даже не в том, что Оливеру нужна была поддержка мужчины — такое бывало и раньше. Но на этот раз Филипп впервые уверенно говорил “да”, зная, что, если он пойдет с сыном, все будет, как надо — он скажет нужные слова и совершит нужные действия.

А если даже он и сделает что-то не так — не важно. Все равно Филипп совсем не такой, как его отец, — и никогда не станет таким, как он. И он не имеет права позволять себе быть трусом и перекладывать свои обязанности на кого-то другого из боязни совершить ошибку.

Конечно, он и теперь не застрахован от ошибок — это просто невозможно. Но это будут незначительные, поправимые ошибки. А теперь, когда рядом с ним Элоиза, Филипп чувствовал, что может все.

Он сможет справиться с собственными детьми.

Филипп положил руку на плечо сына:

— Рад буду сопровождать тебя, сынок. — Откашлявшись, он наклонился к Оливеру и прошептал ему на ухо: — Справимся и без женщин, верно?

Оливер с энтузиазмом кивнул.

Филипп выпрямился, готовый последовать за своим сыном на мужскую половину, но тут его окликнула Элоиза.

Обернувшись, Филипп увидел Аманду.

В новом светло-лиловом платье Аманда казалась совсем взрослой — при некотором воображении в ней можно было угадать женщину, которой она однажды станет.

Филипп снова почувствовал, как к горлу подступает ком.

Именно этого Филипп в глубине души боялся больше всего — что его дети вырастут и станут взрослыми без него. Не потому, что его, Филиппа, к тому времени уже не будет — он все-таки не такой уж старый! — а потому, что все это пройдет мимо него…

Потрепав Оливера по плечу и давая этим понять, что он присоединится к нему через минуту, Филипп шагнул навстречу Аманде. Взяв руку дочери, Филипп поднес ее к губам.

— Мисс Аманда Крейн, — торжественно произнес он, — вы выглядите потрясающе! Осмелюсь заявить: вы самая красивая леди, которую я когда-либо видел!

Глаза девочки осветились счастьем.

— А как же мисс Бридж… мама? — спросила она. Филипп посмотрел на Элоизу — как и он, его жена в этот момент не могла справиться с волнением.

— Хорошо, — улыбнулся он Аманде, — давай условимся так: я буду считать, что ты — самая красивая девочка, а мама — самая красивая мама.

Вечером, когда Филипп, уложив ее спать, поцеловал и уже направился к двери, Аманда вдруг окликнула его:

— Папа!

— Что, девочка? — обернулся он.

— Сегодня был самый счастливый день в моей жизни! — воскликнула Аманда.

Филипп понимающе кивнул.

— В моей тоже, — прошептал он. — И в моей тоже!

Все началось с записки.

Вечером, когда дети уже спали, Элоиза, закончив ужин, вдруг обнаружила, что под унесенной слугой тарелкой лежит листок бумаги, сложенный вдвое.

Филипп тут же встал и, извинившись и сославшись на то, что хочет найти книгу со стихотворением, которое они обсуждали за ужином, вышел. Улучив момент, когда лакей тоже удалился, Элоиза развернула записку.

“Я никогда не умел как следует выражать свои мысли словами…”

Почерк был явно Филиппа. В нижнем углу, более мелким почерком, было приписано:

“Пройди в свой кабинет”.

Заинтригованная, Элоиза поднялась и через минуту уже была в своем кабинете.

На столе она обнаружила еще одну записку.

“Но, в конце концов, наша дружба ведь началась с письма, не так ли?”

И ниже приписка: “Пройди в гостиную”.

Элоиза направилась в гостиную с такой скоростью, что рисковала упасть по дороге.

Еще один лист бумаги, точно так же сложенный вдвое, лежал на большой красной подушке в самом центре софы.

“И поскольку все началось со слов, я решил словами и продолжить. Пройди в прихожую”.

В прихожей Элоизу ожидало еще одно послание: “Я знаю, что никакие слова не смогут выразить того, что я чувствую. И я решил сказать тебе об этом, как умею. Пройди в спальню”.

Элоиза начала медленно подниматься по лестнице. Сердце ее учащенно билось. Элоиза почему-то была уверена, что спальня — конец маршрута. Филипп ждет ее там, он возьмет ее за руку, и они вместе отправятся в их общее будущее, которое — Элоиза была уверена в этом — может быть только прекрасным.

Филипп был прав: все началось с письма — обычного, в сущности, формального выражения соболезнований по поводу смерти Марины. Могла ли тогда Элоиза предположить, что это письмо незнакомому до тех пор человеку станет для нее началом любви, не знающей границ и берегов?

Поднявшись на второй этаж, Элоиза с замирающим сердцем подошла к двери спальни. Та оказалась немного приоткрытой. Дрожащими от волнения руками Элоиза открыла ее пошире — и была поражена.

Всю кровать сплошь устилали цветы. Сотни и сотни цветов, несмотря на то что для многих из них еще был не сезон — разумеется, Филипп вырастил их в своей теплице. По бело-розовому фону из маргариток была выложена большая надпись из ярко-алых цветов:

ЭЛОИЗА, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

Откуда-то из угла к ней шагнул Филипп.

— Элоиза, — смущаясь, проговорил он, — я понимаю, что слов недостаточно, но…

Элоиза повернулась к нему, не в силах сдержать слез счастья.

— Когда ты успел это сделать? — спросила она.

— Пусть это будет моим маленьким секретом! — улыбнулся он.

— Я… я… — начала Элоиза, но вдруг осеклась. Взяв жену за руку, Филипп притянул ее к себе.

— Потеряла дар речи? — усмехнулся он. — И это ты, которая рта не закрывает? Что ж, я рад — выходит, мой подарок не так уж плох…

— Я люблю тебя! — Элоизу душили слезы счастья. — Ты не представляешь, Филипп, как я тебя люблю!

Руки Филиппа обняли ее, и Элоиза прижалась щекой к его груди.

— Аманда сказала мне, — поделился с женой Филипп, — что сегодня самый счастливый день в ее жизни. Я сказал ей: “В моей тоже”…

Элоиза согласно кивнула.

— Но затем я понял, что это не так.

Элоиза удивленно посмотрела на него.

— Каждый день моей жизни с тобой — самый счастливый, — признался он. — Я не могу выделить какой-то один. И я верю, что каждый день с тобой для меня всегда будет самым счастливым.

Приподняв пальцем ее подбородок, Филипп нежно, бережно поцеловал жену.

— Каждая неделя, — продолжал он, — каждый месяц, каждый год…

Он снова поцеловал ее — на этот раз более страстно, словно хотел вложить в этот поцелуй всю свою любовь.

— Каждый час, каждый миг, — прошептал он, — если ты рядом со мной!

ЭПИЛОГ