Мечтательница

Вновь раздался звук, похожий на протяжный стон, – это скрипела обшивка корабля. Расстегнув сюртук, Корд принялся стягивать его с себя. Она закрыла глаза.

– Не засыпай, – предупредил он. Быстрым движением он расстегнул пару верхних пуговиц рубашки, сдернул ее через голову и отбросил в сторону.

– Как будто я могу это сделать, – проворчала Селин себе под нос, чувствуя, что, когда судно качнет в следующий раз, она просто скатится с кровати на пол.

– Ну, что происходит теперь? – прошептал Эдвард.

Он стоял, опираясь рукой на плечо своего приятеля, а Фостер тем временем прижался ухом к двери, ведущей в смежную каюту.

– Они все еще разговаривают, – так же тихо ответил Фостер. – Кажется, Кордеро ходит взад-вперед. Я слышу его шаги.

– Думаешь, они все-таки это сделают? Фостер приложил палец к губам и покачал головой. Корд приблизился к двери. Слуги затаили дыхание, пока не услышали, что шаги хозяина снова удаляются.

– Я заметил, хозяйка была в панике, когда пришла, чтобы переодеться к обеду.

– О нет! – воскликнул Эдвард. Каюта за его спиной была от пола до потолка забита их собственными сундуками и сундуками с вещами Корда. – Ты считаешь, она ему откажет?

– Не знаю. Пока она полностью подтверждает то, о чем ее отец предупреждал старого Генри.

– А что если она намерена сбежать, как только мы доберемся до Сан-Стефена? Что если она только ради этого согласилась покинуть Новый Орлеан? Ведь это способ избавиться от опеки папаши. Это окно что – пропускает воду?! – Этим выкриком Эдвард закончил свою патетическую речь.

Фостер бросил взгляд на окно:

– Нет. Успокойся, Эдди. Нам не нужны придуманные проблемы, когда в соседней комнате назревает настоящий кризис.

– Я думаю, им следовало занять разные каюты. Я бы вполне мог удовлетвориться койкой в четвертом классе, только мне не понравился взгляд, которым смотрел на меня боцман. Он смотрит так, словно больше всего ему хотелось бы…

– Будь добр, прекрати представлять себе самое худшее! Мы должны сохранять голову на плечах. Очень даже хорошо, что они оказались вместе в каюте, как сейчас.

За дверью раздался отчетливый стук, рука Эдварда крепче сжала плечо Фостера.

– Что такое?

– Это сапог ударился в дверь. Звук повторился.

– Второй сапог. Хорошо. Значит, дело двигается… – Фостер выразительно потер руки.

– Мы можем только надеяться. А что если она ему откажет?

– Они должны довести дело до конца. Иначе она может потребовать расторжения брачного контракта.

Эдвард вздохнул:

– Нужно, чтобы у Кордеро в жизни был хотя бы кто-то. Никогда не забуду, как его отец любил нашу мисс Элис.

– И все-таки Корду не нужен «кто-нибудь», – напомнил другу Фостер. – Ему нужна женщина, которая окружит его той любовью, которой он заслуживает.

– Все, кого бедняга когда-либо любил, умирали или покидали его.

– Все, кроме нас, Эдди. – Фостер напрягся и плотнее прижался ухом к двери. – Черт! Теперь ничего не слышу. Может, я открою бутылочку вина, приготовлю для них.

Эдвард улыбнулся:

– Ты неисправимый романтик, Фос.

Корд внимательно вглядывался в Селин, уверенный в том, что никто на свете не видел менее восторженной новобрачной. Она даже не смотрела на него, а лежала настолько тихо и неподвижно, что можно было подумать, она действительно заснула.

Ощущение было дурацкое: он стоял в чем мать родила посреди комнаты, сгорая от нестерпимого желания, и не знал, как поступить.

Он, конечно, мог разбудить ее трепетными поцелуями, раздеть и соединиться с ней нежно и бережно. Он мог бы нашептывать ей самые ласковые слова любви, которые ничего не значат, но которые – это он знал точно – так приятны для слуха большинства женщин.

Или же он мог разбудить ее резким рывком, сорвать ночную рубашку, овладеть ею, довести до полного изнеможения и покончить с этим, но тогда, скорее всего, осуждающий взгляд Алекса вечно будет преследовать его. К тому же это потребует слишком больших усилий, особенно если она начнет вдруг сопротивляться, а это, естественно, услышат все, кто есть на борту парохода.

Он стоял посреди комнаты, рассуждая сам с собой. Внезапно показалось, что корабль провалился в бездонный колодец. «Аделаида» содрогнулась.

Селин резко открыла глаза и села. Единственная лампа, подвешенная на крюк на стене каюты, раскачивалась из стороны в сторону. Совершенно нагой Корд в мечущемся круге света, казалось, нависал над ней.

– О Боже мой! – Селин крепко зажала ладонью рот. Из глаз девушки брызнули слезы.

– Послушай, нет необходимости впадать в истерику.

Корд почувствовал, как желание постепенно отступает, вероятно, под отрезвляющим влиянием откровенной паники в ее широко распахнутых прекрасных глазах, устремленных на него поверх протянутой вперед руки.

Она решительно замотала головой. Он направился к ней:

– Ну-ну, успокойся. Я не собираюсь насиловать тебя.

Она что-то простонала, не отводя руки.

– Возьми себя в руки. Ты ведь моя жена, Селин, и знаешь, что я имею на тебя полное право.

Селин отняла руку ото рта, сделала глубокий вдох и дважды тяжело сглотнула.

– Меня сейчас стошнит.

Не успел Корд даже пошевелиться, как она схватилась за край кровати и ее вырвало прямо на его босые ноги.

– Что там сейчас делается? – спросил Эдвард, подталкивая Фостера под ребра.

– Я не…

Он не закончил, потому что задвижка отлетела в сторону и дверь в соседнюю каюту распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. Потеряв опору, Фостер влетел прямо в каюту Корда, за ним последовал Эдвард. Фостер быстро восстановил равновесие и оказался лицом к лицу с хозяином, на котором не было ничего, кроме «носков», образованных тем, что вырвалось из желудка Селин.

Фостер поправил ворот ночной рубахи и вытянулся в струнку:

– Могу я быть вам чем-нибудь полезен, сэр?

Эдвард тоже выпрямился и пригладил несколько оставшихся еще на лысой голове волосинок:

– Ждем ваших приказаний, сэр.

– Боюсь, джентльмены, – проговорил Корд со всем достоинством, какое только мог изобразить в этой ситуации, – боюсь, мою жену вырвало.

7

Взглянув на нее, он подумал, что она вполне может прямо сейчас умереть и оставить его вдовцом. Корд не видел Селин около двенадцати часов и испытал нечто вроде шока, когда обнаружил, что она по-прежнему лежит в постели, не изменив позы, в которой он оставил ее. Цвет лица девушки напоминал водянистый гороховый суп.

– Видок у тебя – краше в гроб кладут. – Не сумев придумать ничего более ободряющего, он стоял, ожидая, когда она откроет глаза.

Она не пошевелилась, но с трудом разжала губы:

– Уйди.

Корд стоял на максимальном удалении, какое только позволяло ограниченное пространство каюты. Проведя ладонями по волосам, он упер руки в бока. Выглядела она чертовски плохо. Волосы спутались, под глазами легли огромные темные круги. Фостер опасался, как бы у нее не произошло обезвоживание организма, и посоветовал Корду проследить, чтобы Селин что-нибудь попила.

– Хочешь чего-нибудь поесть или попить? Она застонала и повернулась к нему спиной, лицом к стене. Пока он, совершенно растерявшись, стоял не двигаясь, она пробормотала:

– Что ты здесь делаешь? Пришел помучить меня за прошлую ночь? Надеюсь, ты не ждешь, что я… Ну, ты понимаешь.

– Эдвард тоже заболел, и Фостер слишком занят с ним, чтобы одновременно ухаживать за тобой.

Корд находил несколько подозрительным неожиданный приступ морской болезни у слуги: когда-то на пути в Новый Орлеан Эдвард ни разу не пожаловался на плохое самочувствие. Корд пошел, чтобы своими глазами увидеть «больного», и обнаружил Эдварда, который лежал на новом месте – на палубе четвертого класса, отказываясь есть и вообще делать что-либо, кроме как лежать, натянув одеяло до подбородка. Селин выглядела куда хуже Эдварда. Его слуга, по крайней мере, не был такого зеленого цвета.