Невеста разбойника

Она залпом выпалила все это, но вдруг спохватилась, что зашла слишком далеко, и замолчала.

Князь какое-то время пронзительно смотрел на нее, а потом, запрокинув голову, громко рассмеялся.

— Я думал, нам не придется возвращаться к подобным разговорам, — молвил он успокоившись, — и ты уже убедилась, что я всегда поступаю так, как мне того хочется и как я считаю нужным! Поэтому учти, если ты не станешь подчиняться моим правилам, тебе придется сильно пожалеть об этом.

— Ты что, собираешься избить меня за неподчинение? — подначивала его Илена. — И как же это произойдет — наедине или перед публикой?

— Посмотрим, — отрезал Владилас. — Хотя, пожалуй, это было бы неплохим уроком для других нарушительниц, когда они увидят, что жена их князя публично наказана на рыночной площади!

Илена понимала, что он шутит, однако чувство досады от того, что ее действительно могут наказать, если она не подчинится его так называемым правилам, не оставляло ее.

— Ты всегда поступаешь так, как тебе того хочется, не так ли? Ну конечно, ведь ты мгновенно сумел приручить мой народ, а эти старые, тупые министры смотрят на тебя как на спасителя, благодаря которому я забуду о их собственных ошибках и не стану наказывать.

— Весьма похвально, что ты сознаешь, какими бесполезными оказались твои министры, — промолвил князь Владилас. — То, что они сделали со страной, — это преступление. Ведь они позволили ей утонуть в пучине неведения, иллюзии совершенства, в то время когда на карту поставлена если не жизнь, то по крайней мере независимость каждого зокальца.

Он говорил резко, но Илена молчала, и он добавил:

— Большая часть вины тем не менее лежит на тебе самой. Ты же необыкновенно умна, обладаешь богатым воображением, но все-таки не смогла заметить, что творится у тебя прямо перед носом, не поняла, что и Венгрия, и Румыния, и Сербия в любой момент могут захватить Зокалу, не потеряв при этом ни одного своего солдата.

Его правота еще больше разозлила княжну.

— Это все твои домыслы, и ты заставил всех поверить в них! — выпалила она. — Но лично я думаю, ты все это сочинил для того, чтобы произвести впечатление. Соседние страны всегда относились к нам дружелюбно и открыто, кроме того, я получила предложение руки и сердца практически от всех князей, так что твои страшные истории ровным счетом ничего не значат.

— Ну, теперь ты ведешь себя и вовсе как ребенок, — усмехнулся князь Владилас. — Но я не собираюсь и дальше полемизировать с тобой, потому что ты оспариваешь неоспоримое.

— А ты весьма самодовольный тип, как я погляжу, — в тон ему ответила Илена. — Но вынуждена согласиться с тем, что дальнейшие споры ни к чему не приведут. Если говорить честно, я не верю в то, о чем ты нам так красноречиво рассказывал, хотя признаю: ты выбрал прекрасный способ, чтобы занять облюбованное тобою место среди моего народа.

— Конечно, — снисходительно взглянул на нее князь. — Мне приятно, моя дорогая, что ты с таким уважением и тактом относишься к моим действиям.

Его спокойный тон раздражал Илену даже больше, чем слова.

— Я понимаю, чего ты добиваешься, — прищурилась она. — Ты хочешь превратить мою страну в военный арсенал, до отказа набитый оружием разрушения. Но нам этого не нужно, мы счастливы без твоего вмешательства, выращивая хлеб и развивая многочисленные ремесла; к тому же мы разводим лучших в Европе лошадей, как бы тебе ни хотелось поставить на первое место своих арабских скакунов.

— Лошади! Ну разумеется, это главный акцент в твоей речи! — воскликнул князь. — Лошади — твоя страсть, за которой ты не замечаешь ничего другого. Но подумай, как долго может продержаться даже самая выносливая лошадь в современной битве, где одним пушечным выстрелом можно убить нескольких, независимо от быстроты их галопа?

В голосе князя слышалась озабоченность и грусть.

— Если б ты когда-нибудь видела страдания лошадей на поле битвы, как видел это я, то поняла бы, что необходимо как можно скорее изобретать другой способ передвижения пушек. Надо заменить лошадь, чтобы она не билась в агонии, пораженная пулями, и не давила наездника в предсмертных конвульсиях.

Он говорил с таким чувством, что Илена в изумлении посмотрела на него.

— О чем ты говоришь? — вопросила она.

— Я верю, когда-нибудь в будущем, пусть даже через много-много лет, — задумчиво объяснил он, — если человеческие особи захотят убивать друг друга, они станут делать это, не вовлекая в кровавую бойню ни в чем не повинных животных.

Услышав гимн беззащитным существам, в котором звучало глубокое сострадание, Илена почувствовала, как ее злость куда-то исчезла.

Человек, умеющий так любить лошадей и с такой болью говорить о их страданиях, не может быть абсолютно безнравственным.

Илена, движимая внезапным инстинктом, придвинулась к нему поближе.

— Я уверена, ты прав, хотя возможность создания таких машин кажется мне довольно нереальной. Но если б я могла, то с радостью помогла бы тебе в этом деле.

Девушка заметила, как разгладилась у него морщинка меж бровей.

— Почему нереальной? — улыбнулся князь. — Может быть, вместе мы смогли бы изобрести нечто сенсационное.

— Это было бы замечательно!

— Да, кстати, мои лошади здесь именно для того, чтобы ты опробовала их и сравнила со своими скакунами.

— Я никогда не признаю, что твои лошади лучше, — усмехнулась Илена, — и могу поспорить, Сатана затмит любую.

Владилас вопросительно поднял брови, и она поспешила объяснить.

— Сатана — это мой скакун, и я думаю, самой резвой лошади будет весьма проблематично опередить его.

— Да, это действительно проблема, — пробормотал князь, — вдобавок ко всем остальным головоломкам, которые ты уже задала мне.

Теперь уже Илене стало интересно, что он подразумевает под этими словами, но она не решилась спросить.

Между тем князь внимательно смотрел на ее распущенные волосы.

И на этот раз, не сумев удержать язык за зубами, она произнесла:

— Ты сравниваешь меня со своими гречанками, не так ли? По тому, как ты говорил о своей матери, я поняла, что по красоте ее нельзя сравнить ни с какой другой женщиной.

— Так и есть, — тихо ответил князь. — За одним исключением.

Вновь услышав какие-то странные нотки в его голосе, Илена простодушно спросила:

— И что это за исключение?

Владилас поднял на нее глаза.

— Ты!

Девушка не в силах была скрыть изумления.

— Ты что, делаешь мне комплимент? — осведомилась она.

— Скорее констатирую факт, — ответил князь. — Илена, ты очень красивая женщина, о чем и сама прекрасно знаешь, хотя и отличаешься от греческих женщин. Они, так же как и моя мать, темноволосые, а главное — более мягкие, нежные и женственные.

Илена замерла.

Она почувствовала в его словах точное описание молодой гречанки, которая присматривала за ней прошлым вечером, и поняла, что та наверняка очень много значит для него.

— Извини, если разочаровала тебя, — пролепетала она. — Я понимаю, ты женился на мне только ради того, чтобы заполучить трон Зокалы, так что у тебя в любом случае не было выбора. Как говорится, тебе достался кот в мешке!

— Нет, это не совсем правда, — возразил князь, — и так как мы теперь женаты, Илена, то обязаны с должным уважением относиться к нашему браку.

— Интересно, что ты имеешь в виду.

— Мне надо объяснять?

Илена вдруг вспомнила, что произошло минувшей ночью, когда, пытаясь испугать его ножом, она в конце концов оказалось поваленной на кровать и прижатой его мощным телом.

Она почти физически ощутила его вес на себе, почувствовала боль в вывернутом запястье и то, как он легким движением руки заставил ее выронить нож на пол.

Это воспоминание взволновало ее, и, не желая больше смотреть на князя, она отвела взгляд.

— Несмотря на то что ты объяснил мне, кто ты есть на самом деле, — резко произнесла она, — мое отношение к тебе не переменилось. Как я уже сказала прошлой ночью, я ненавижу тебя! Я согласна играть роль твоей жены на публике — только из-за того, что это поднимет моральный дух граждан Зокалы, но если ты приблизишься ко мне, когда мы будем одни, то, клянусь, я найду способ убить тебя!