Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

Чизхолм подбежал к ним. Вдвоем они подняли юношу на ноги и полупотащили, полупонесли в укрытие.

Воздух был наполнен острым ароматом сока, медленно сочащегося из обломанных деревьев, и он внезапно подумал об огороде Клэр, раскопанной и вывороченной земле под его ногами и Хобсоне, сидящем возле поваленного дерева с удивленным выражением, все еще сохраняющимся в его глазах. Фаулз пах рвотой и дерьмом. Он надеялся, что пахло от Фаулза.

Ему пришло в голову, что его самого может вырвать от нервного напряжения, и он прикусил язык, снова почувствовав вкус крови, и сжал мускулы живота, пытаясь удержать рвоту.

Кто-то поднялся из кустов слева от него. Он автоматически поднял мушкет, который держал в левой руке, и выстрелил. Когда он прошел сквозь дым от выстрела, то увидел, что тот, в кого он стрелял, развернулся и побежал, налетая на деревья.

Фаулз уже мог стоять на своих ногах, и Джейми отпустил его руку, оставив Джорди поддерживать парня. Он упал на колено, нащупывая порох и пулю, разорвал патрон зубами, ощущая вкус пороха, смешанный с кровью, насыпал его в ствол, утрамбовал, вставил запал, проверил кремень и с чувством удивления отметил, что все это время его руки нисколько не дрожали, но делали свое дело со спокойной ловкостью, словно сами знали, что нужно делать.

Он поднял ствол и оскалил зубы, не осознавая, что делает это. Из-за деревьев появились трое мужчин; он поднял ружье, потом с последним обрывком сознательной мысли перевел его выше и выстрелил над их головами. Они остановились, он бросил мушкет и, выхватив из-за пояса кинжал, с криком бросился на них.

Крик оцарапал его горло, саднящее от дыма.

— Бегите!

Словно со стороны он наблюдал за собой и думал, что именно так поступил Хью Фаулз, и это показалось ему тогда глупым.

— Бегите!

Мужчины разбежались в разные стороны, как вспугнутые перепелки. Действуя как волк, он бросился за самым слабым, перепрыгивая через неровности. Свирепая радость затопила его ноги, расцвела в животе. Он мог бежать вечность; холодный ветер обдувал его лицо и свистел в его ушах, весенняя земля под его ногами пружинила, и он словно летел над травой и камнями.

Человек, которого он преследовал, услышал его бег, оглянулся назад и с воплем ужаса со всей силы врезался в дерево. Джейми бросился на свою добычу и, приземлившись на спину мужчины, почувствовал треск ребер под своими коленами. Захватив горсть сальных от пота волос, он задрал голову человека назад и едва удержался от того, чтобы не перерезать обнаженное беззащитное горло. Он уже чувствовал, как лезвие взрезает плоть, и кровь бьет горячей струей. Он жаждал этого.

Он с трудом сделал глоток.

Очень медленно он отвел кинжал от бешено бьющейся вены. Это движение заставило его задрожать от неудовлетворенной потребности, словно его оттянули от тела женщины, когда его семя было готово извергнуться.

— Вы мой пленник, — сказал он.

Человек уставился на него непонимающим взглядом. Он плакал; слезы проложили дорожки на его грязном лице, и он пытался говорить, но не мог вдохнуть достаточно воздуха с оттянутой назад головой. Джейми вдруг понял, что говорил по-гэльски, и мужчина его не понял.

Медленно он ослабил хватку и заставил себя отпустить голову бедняги. Порывшись в памяти, он нащупал английские слова, похороненные где-то под жаждой крови, пульсирующей в его мозгу.

— Вы… мой… пленник, — справился он, наконец, ловя ртом воздух между словами.

— Да! Да! Не убивайте меня, пожалуйста, не убивайте меня!

Человек под ним сжался, втянув шею в плечи и обхватив ее руками, словно боялся, что Джейми вопьется в нее зубами и перегрызет ему хребет.

Где-то в глубине сознания тот чувствовал неясное желание сделать это, но барабанный бой в его крови уже стихал. По мере ослабления биения в его ушах, он начинал слышать. Ветер больше не пел для него, а отправился по своим делам, беспечный и одинокий, шевеля по пути листву. Слышались отдельные ружейные выстрелы, но гром пушек прекратился.

Пот капал с его подбородка и бровей, и его рубашка была мокрой от пота, издавая сильный резкий запах.

Он медленно слез со своего пленного и встал на колени возле лежащего тела; мускулы его бедер дрожали и горели от усилия. Он почувствовал внезапную невыразимую нежность к человеку и протянул руку, чтобы дотронуться до него, но вдруг его объяло чувство ужаса, которое также неожиданно ушло. Он закрыл глаза и глотнул, чувствуя тошноту; язык, который он укусил, пульсировал болью.

Энергия, которую ему дарила земля, теперь вытекала из его тела через ноги, возвращаясь в почву. Он протянул руку и неловко похлопал пленного по плечу, потом встал на ноги, борясь с омертвевшим от нервного истощения телом.

— Вставайте, — сказал он. Его руки дрожали, и ему понадобилось три попытки, чтобы вложить дирк в ножны.

— Ciamar a tha thu, Mac Dubh? [174] — Ронни Синклер рядом с ним спрашивал, все ли у него в порядке. Он кивнул и отступил, когда Синклер поднял мужчину с земли и заставил его надеть вывернутый наизнанку сюртук. Парами и поодиночке подходили другие: Джорди, Линдсеи, Галлегер, группируясь вокруг него, словно железные опилки возле магнита.

Другие уводили пленных: всего шестерых мужчин, которые выглядели угрюмыми, напуганными или просто смертельно уставшими: все с вывернутыми наизнанку сюртуками, как показателем их статуса. Бледный и несчастный Фаулз был среди них.

Его сознание теперь очистилось, хотя его тело было вялым и тяжелым. У Генри Галлегера была кровавая царапина через весь лоб, один мужчина из Браунсвилла — Лайонел, кажется — держал руку под неестественным углом — очевидно, сломана. Больше, казалось, ранений не было, и это хорошо.

— Спроси, видели ли они МакКензи, — сказал он Кенни Линдсею на гэльском, коротко махнув рукой в сторону пленных.

Стрельба практически прекратилась. Звучали только случайные выстрелы, и стая голубей, шумно треща крыльями, пролетела над их головами.

Никто не видел и не знал Роджера МакКензи. Джейми кивнул, услышав это, и рукавом вытер остатки пота с лица.

— Или он вернется, или нет. Но что случилось, то случилось. Вы действовали великолепно, парни. Идемте.

Глава 66

Необходимая жертва

Роджер сильно дернул веревку, обвязанную вокруг запястий, но добился лишь того, что она еще сильнее впилась в его плоть. Он мог чувствовать горение содранной кожи и влажность на ней, как он решил, от крови, но руки настолько оцепенели, что он не был уверен в своих ощущениях. Его пальцы распухли, как сосиски, и казалось, что кожа на них сейчас лопнет.

Он лежал в тени поваленного дерева, где его бросили Баккли и его товарищи, предварительно связав кисти рук и лодыжки. Он мог бы замерзнуть, так как был весь мокрый от падения в реку, если бы не пытался отчаянно освободиться. Пот бежал по его шее и щекам, горящим от прилива разъяренной крови.

Они заткнули ему рот белым флагом, затолкав его так глубоко, что он чуть не задохнулся, и завязали рот его же шейным платком. Предок или нет, но он собирался искалечить Уильяма Баккли МакКензи, даже если это будет последнее в жизни, что он сможет сделать.

Выстрелы все еще раздавались где-то поблизости, но не залпами, а треском жареной кукурузы. Воздух вонял пороховым дымом, и временами между деревьев что-то свистело, как Бармаглот, [175] взрываясь и осыпая его ветками и листьями. Пушечные ядра?