Фаворитка короля

— Воровка!

— Не воровка я!

— Откуда это у тебя?

— Она была раньше в монастыре, — раздался чей-то одинокий голос в мою защиту.

— Готов поспорить, даже в монастыре у нее не могло быть ничего похожего на это.

— Позовите сэра Джослина! — распорядился мастер Хэмфри. — Мне с этим делом возиться некогда.

А потом события развивались очень быстро.

— Эта вещь принадлежит ее величеству, — заключил сэр Джослин. На меня обратились все взоры, в которых ясно читалось отвращение. — Королева хворает, и ты обокрала ее!

— Она мне их подарила! — Я понимала, что уже осуждена, но природа повелевала мне бороться до конца.

— Ты похитила четки у нее!

— Я их не похищала!

Я старалась защищаться ровным голосом, спокойно, но в душе спокойствия не было, а разум был скован страхом. Простить могут многое, но не такое преступление. Я впервые почувствовала всю глубину почтения к королеве, которое испытывали даже слуги на поварне и в буфетных. Я окинула взглядом лица и прочитала на них осуждение и отвращение. А Сим с дружками просто блаженствовал.

— Где маршал^[22]?

— Он в часовне, — пропищал один из подручных.

Зажав в одной руке четки, вцепившись другой в меня, сэр Джослин повлек меня по коридорам в королевскую часовню, к самому алтарю, где двое рабочих сгружали с ручной тележки какое-то устройство из дерева и металла, со множеством колес и зубцов. За ними внимательно надзирал лорд Герберт — маршал двора, чье слово было законом. А рядом стоял сам король. Хуже и не придумаешь. Отчаяние болью отдалось в моей груди.

— Ваше величество! Лорд Герберт…

— Погодите, сэр Джослин. — Король с маршалом были всецело поглощены делом, не сводя глаз с рабочих, которые бережно поднимали хитрое устройство. Мы тоже стояли и смотрели, как его по частям укладывают на полу. — Славно. Ну а теперь…

Эдуард повернулся к нам, посмевшим отвлекать его от важных дел. Значит, меня будут обвинять перед лицом самого короля, и его проницательные глаза решат дело. Я дрожала, пока маршалу предъявляли вещественное доказательство, подтверждали его происхождение, пока маршал рассматривал улику. Еще сильнее я задрожала, когда лорд Герберт обдумал дело, осудил меня и вынес приговор — без проволочек запереть в подвале, — даже не снизойдя до того, чтобы выслушать меня. А что же король? Он не в силах был оторвать взгляд от чудовищного сооружения, лежавшего у его ног, пока я страдала за преступление, которого не совершала. Я была для него не больше чем блоха, которую можно раздавить ногтем, чтобы не мешала тешиться какой-то игрушкой. Еще миг — и он отдаст меня на растерзание маршалу. Этого не должно случиться! Надо завладеть его вниманием. По телу снова пробежало то пламя честолюбивых желаний и горячей обиды, которое я впервые ощутила под градом безжалостных насмешек графини Джоанны.

«Я достойна гораздо большего. Я заслуживаю большего».

Я стремилась к большему, чем незавидное существование на поварне Хейверинга. Я заставлю короля обратить на меня внимание.

— Государь! — вскричала я с неожиданной смелостью. — Я та женщина, которую вызвала сюда королева. А этот негодяй, дьявольское отродье, — я вперила палец в Сима, — годное лишь на то, чтобы взашей вытолкать его из дворца на помойку, смеет называть меня воровкой!

— Вот как! — сказал король, лишь слегка отвлекаясь от своего занятия.

— Его слова вылетают из уст грязных, как отхожее место, — не ослабляла я напора. — Взываю, ваше величество, к вашему правосудию! Меня никто не желает даже выслушать. Только потому, что я женщина? Я прошу вашего суда, государь.

Теперь глаза короля широко открылись.

— При дворе короля никому не отказывают в правосудии. — Только не на кухнях вашего величества. Там правосудие и справедливость приходится искать на ощупь впотьмах. Они не больше чем пустой звук для этого дерьма! — Недолгое пребывание в поварне значительно обогатило мой словарный запас. Теперь все внимание короля было обращено на меня.

— Значит, я должен поднять кухни в твоих глазах. — Ирония его ответа оставляла мне мало надежды. — Ты украла эту вещь?

— Нет! — Страх темноты, страх быть запертой в подвале придал мне смелости. — Я владею ей законно. Уикхем знает, что я не украла ее. И он подтвердит…

Довод пропал даром.

— Возможно, — согласился король. — Только он, увы, отправился в Виндзор, здесь его нет…

— Ее величеству известно, что я не крала! — На это я возлагала последнюю свою надежду, и совершенно напрасно, как выяснилось.

— Мы не станем тревожить ее величество. — Лицо короля резко омрачилось. — Ты не станешь докучать этим королеве. Лорд Герберт… — Передо мной замаячило заключение в подвале.

— Не нужно! — выкрикнула я из последних сил.

— Из-за чего это вы не станете меня тревожить, Эдуард?

При звуках голоса, задавшего этот вопрос, — такого нежного голоса, ласкавшего слух, — во мне снова затеплилась крошечная искорка надежды.

Во мгновение ока все, кто был в часовне, словно забыли обо мне, не представлявшей теперь для них никакого интереса. Сэр Джослин и лорд Герберт почтительно поклонились. Король шагнул вперед, задев меня полой своего камзола, взял королеву под руку и провел к первому ряду скамей, где она могла присесть. Лицо его просветлело, сердитые морщины разгладились, жесткие складки у рта исчезли. Он обращался с супругой с такой любовью и нежностью, словно они были наедине в тиши своих личных покоев. Королева улыбнулась ему в ответ, взяла его лицо в свои ладони. В их безыскусных жестах таилось столько любви, столько душевной близости! В этом не было сомнений. Как ни была я поглощена своими горестями, я не могла не видеть этого и не восхищаться. Король все равно что поцеловал ее на людях. Что он и сделал в действительности, запечатлев нежный поцелуй на ее щеке.

— Филиппа, любовь моя! Достаточно ли вы здоровы, чтобы приходить сюда? Вам надо хорошенько отдыхать.

— Я отдыхала всю минувшую неделю. Мне хочется увидеть новые часы.

— Не похоже, что вы уже выздоровели.

— Не хлопочите так, Эдуард. Я чувствую себя лучше.

По ее виду этого не скажешь: лицо осунулось, посерело.

— Садитесь же, дорогая моя. — Король ласково усадил ее на устланную мягкими подушками скамью. — Плечо вас беспокоит?

— Увы. Но это не смертельно. — Королева выпрямилась, бережно придерживая правой рукой левый локоть, и стала рассматривать то, что (как я теперь поняла) представляло собой детали механизма и корпуса часов. — Очень красивые. Когда их пустят? — Тут она заметила, что в часовне собралось слишком много народу. — А что здесь происходит?

Маршал двора откашлялся.

— Девушка, ваше величество… — И метнул на меня сердитый взгляд.

Королева посмотрела на меня, и по глазам было видно: она меня вспомнила и узнала. С трудом она всем телом повернулась на сиденье, чтобы рассмотреть меня как следует.

— Алиса?

— Это я, ваше величество. — Я попыталась сделать реверанс, хотя лорд Герберт еще крепко держал меня за руку, словно я могла отсюда убежать.

— Я посылала за тобой Уикхема. — Филиппа наморщила лоб, вспоминая, как будто бы все происходило давным-давно. — Ты, наверное, приехала, когда я была больна.

— Да, ваше величество.

— Чем же ты занимаешься?

— Работаю на поварне.

— Вот как? — Она заметно удивилась. Потом негромко рассмеялась. — Кто тебя отправил туда?

— Принцесса Изабелла, — проворно вмешался сэр Джослин, спеша переложить вину на чужие плечи. — Она полагала, что таково было ваше намерение.

— Она так полагала? Сомневаюсь, что моя дочь вообще думала о чем-нибудь, кроме собственных развлечений. А вот вам надо было крепко поразмыслить, сэр Джослин.

В часовне повисло неловкое молчание, пока лорд Герберт не сказал:

— Эта девушка — воровка, ваше величество.

— Это так? — обратилась королева ко мне.

— Нет, ваше величество!

— Боюсь, что все-таки да. — Эдуард протянул ей четки. — Это ваша вещь, любовь моя?