Граф и красотка

Я люблю вас, маменька! — со слезами на глазах говорила она. — Когда был жив папенька, вы всегда были рядом со мной, а теперь мне будет так вас не хватать!

Знаю, дорогая, — ответила Мэри Грейсон, — но ведь тебе известно, как твой отчим ревнует меня ко всем окружающим.

Но вы ведь все равно остаетесь моей матушкой! — возразила Донелла. — Я же была у вас раньше него!

Мэри Грейсон негромко рассмеялась, однако в ее взгляде читалась нежность.

Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь, драгоценная моя, — ответила она, — но я должна поступать так, как велит твой отчим. Твое образование стоило ему немалых денег, так что ты должна выказать свою благодарность.

Я благодарна, — заметила Донелла, — но в Лондоне я хоть бывала дома по выходным. А теперь мой приемный папаша хочет, чтобы я полтора года сидела во Флоренции и совсем тебя не видела.

Ее голос дрогнул, и леди Грейсон крепко обняла дочь.

Когда ты вырастешь, все изменится, — пообещала она. — У тебя будут собственные друзья — такие, каких я всегда для тебя желала, — а твой отчим пообещал дать в твою честь по балу в Лондоне и в провинции.

Но… это ведь совсем не то, что быть рядом с вами, — всхлипнула Донелла.

Леди Грейсон не открыла ей всех своих мыслей. Она была уверена, что к тому времени, как Донелла вернется в Англию, сэр Маркус уже не будет так ревниво относиться к собственной жене.

Полтора года во Флоренции ползли медленно.

И все же Донелла была достаточно сообразительна, чтобы понять, что второй такой возможности ей уже не представится. Сэр Маркус очень щедро оплачивал ее дополнительные занятия, и потому она смогла изучить множество языков, которые внесла в свое расписание помимо танцев и верховой езды.

Кроме того, Донелле нравилось общаться с девушками разных национальностей. От них она узнавала о других странах не меньше, чем могла бы вычитать из книг.

Когда же наконец на Пасху Донелла вернулась в Англию, ей как раз исполнилось восемнадцать.

Сама того не осознавая, она получила гораздо лучшее образование, чем большинство английских девушек. От отца она унаследовала ум и любовь к приключениям. За время, проведенное за границей, она выросла и стала еще красивее, чем была до отъезда.

Теперь с ее точеного маленького личика смотрели огромные зеленые с золотом глаза, а светлые кудрявые волосы ярко блестели. Все это весьма ценилось во Флоренции, однако совсем не походило на английский тип красоты.

Дорогая моя, да ты стала настоящей красавицей! — воскликнула леди Грейсон. — О, как бы я хотела, чтобы тебя видел твой отец!

Он решил бы, что я очень похожа на вас, маменька, — ответила Донелла.

Нет, у тебя волосы красивее моих, да и глаза зеленее, — возразила леди Грейсон, — и все же с тех пор, как твой отец увидел меня, он не посмотрел больше ни на одну женщину.

Она произнесла это со слезами в голосе, потому что даже после стольких лет не могла говорить о своем первом муже, не борясь с желанием расплакаться. Иногда она целыми ночами лежала без сна, думая о нем и мечтая, чтобы время летело как можно быстрее, чтобы она смогла снова соединиться с капитаном Колвином.

Впрочем, одергивала себя леди Грейсон, она неблагодарна. Сэр Маркус души не чаял в жене и очень гордился ею. Ее шкатулка ломилась от драгоценностей, которыми он осыпал леди Грейсон. Если сэру Маркусу приходилось ехать в Лондон без жены, то он обязательно привозил ей оттуда новую бриллиантовую брошь, кольцо или ожерелье.

Ты слишком балуешь меня! — упрекала леди мужа. — Как я смогу отблагодарить тебя?

Все, что мне нужно, — это твоя любовь, — сердито отзывался сэр Маркус. — Но только вся целиком. Я ревную к каждой твоей мысли, к каждому вздоху!

Леди знала о подозрениях сэра Маркуса насчет того, что она все еще горюет по своему первому мужу, и старалась никогда не упоминать о нем.

Даже с Донеллой она не говорила об Энгусе Колвине в присутствии сэра Маркуса.

И все же и она, и дочь прекрасно понимали, что он и тут находил повод для ревности. Он сожалел о каждом миге, который его жена проводила со своей дочерью.

Сэр Маркус все еще был щедр с Донеллой, однако Мэри Грейсон знала, что про себя он прикидывает, как скоро ему удастся выдать дочь замуж, чтобы освободиться от нее.

И вот теперь, поднимаясь в кабинет, Донелла пыталась понять, что она сделала такого, что рассердило ее отчима.

Накануне вечером они ужинали всей семьей. Не желая мешать разговору сэра Маркуса с женой, Донелла села за пианино. Играла она замечательно.

В школе девочки несколько раз в год устраивали конкурс песен, популярных у них дома. Француженки всегда выигрывали соревнование, потому что привезенные ими из Парижа песенки были очень веселыми и беззаботными. Песни немецких девочек звучали слишком серьезно, и только итальянки иногда догоняли француженок. Донелла же оставалась далеко позади всех. Наконец она написала матери и попросила прислать слова и ноты нескольких песен, популярных в то время в Англии.

Леди Грейсон отнеслась к просьбе дочери очень серьезно. Она разыскала песни, которые пелись в лондонских мюзик-холлах — новомодных заведениях, бывших ресторанах, где люди могли поесть и выпить. Во время еды их развлекали всевозможными эстрадными номерами, в которых выступали акробаты, комедианты и музыканты, профессионалы и любители.

Когда певец приобретал популярность, его песню начинали насвистывать и петь на улицах, а в мюзик-холлах публика приветствовала эти песни аплодисментами и подпевала.

Как раз такой и была песня «Чарли из Шампани» — ее насвистывал каждый мальчишка-посыльный.

Другая песня называлась «Франт Гилберт». Песни, подобные этим, леди Грейсон и послала дочери во Флоренцию. Их ритмичная музыка уже завоевала Лондон и вскоре была подхвачена самыми аристократичными ученицами «Высшей школы».

Впервые англичанки выиграли состязание.

«Может быть, отчим решил, что вчера я играла слишком фривольные вещицы, — подумала Донелла, приближаясь к двери кабинета. — Сегодня вечером я буду играть только классику».

Она вошла в кабинет и обнаружила сэра Маркуса не за столом, как ожидала, а у окна.

Отчим Донеллы был высок и красив, однако красота эта была совсем другого рода, нежели красота отца девушки. И все же внешность у него была выдающаяся.

Мне сказали, что вы хотите видеть меня, папенька, — довольно робко произнесла Донелла.

Сэр Маркус обернулся, и девушка к своему облегчению увидела, что он улыбается.

Ты хорошо прокатилась, Донелла? — спросил он.

О да, великолепно! — ответила девушка. — Ваши лошади просто замечательны. Какое удовольствие на них ездить!

Сэр Маркус подошел к камину и встал к нему спиной.

Хоть апрельское солнце и светило вовсю, погода все еще стояла прохладная, и в большом доме с огромными комнатами и высокими потолками немудрено было продрогнуть. Поэтому по утрам слуги первым делом разжигали огонь во всех каминах. Сядь, Донелла, — сказал сэр Маркус. — Я хочу поговорить с тобой.

О чем, папенька? — спросила Донелла. — Надеюсь, я ничего не натворила?

Нет-нет, ты просто очень везучая девушка, — ответил сэр Маркус.

Донелла вопросительно посмотрела на него.

Потому что у меня есть возможность кататься на ваших великолепных лошадях?

Нет, из-за кое-чего поважнее, — ответил отчим.

Донелла ждала объяснений, гадая, что бы это могло быть.

После короткой паузы, во время которой сэр Маркус, казалось, подбирал подходящие слова, он произнес:

Лорд Уолтингем навестил меня этим утром по дороге в Лондон, и мы с ним долго говорили.

Донелла попыталась догадаться, как это связано с ней.

Лорд Уолтингем был близким другом ее отчима и к тому же весьма уважаемым человеком. Он занимал высокую должность в суде и представлял королеву в должности лейтенанта ополчения Хертфордшира. К тому же он был очень богат и происходил из знатной семьи, а Донелла знала, что это производило большое впечатление на сэра Маркуса.