Блондинка или брюнетка?

— О… Я собираюсь написать тебя с книгой в руках, моя милая. Ведь это так типично для тебя, правда?

Рафаэлла застенчиво улыбнулась и, поднявшись, взяла свою накидку.

— Да, верно, — кивнула она.

Стефано взял тряпку, вытер руки и повернулся к Бьянке:

— Возможно, после того как я закончу портрет Рафаэллы, ты все же подумаешь над моим предложением.

Бьянка засмеялась:

— Мне всего шестнадцать лет. Как ты думаешь, что произойдет, если мои родители узнают, что я позировала обнаженной? И потом, надо подумать и о чувствах Паоло Саммарезе.

— Но ни твоим родителям, ни Паоло вовсе не обязательно об этом знать, — заметил Стефано. — Я выставлю портрет не здесь, в Венеции, а во Флоренции.

— Даже эта предосторожность не спасет мою репутацию, — здраво рассудила Бьянка. — Каждый, кто увидит такую картину, подумает, что ты соблазнил меня. И мое имя недолго будет оставаться тайной после такого скандала. — Пристально взглянув на художника, Бьянка прошептала: — И как ты ответишь на подобное обвинение?

— Я, возможно, скажу, что это ты соблазнила меня, — улыбнулся художник; у него было слишком много богатых покровителей, и он не испугался угрозы юной красавицы.

Бьянка любила поддразнивать мужчин, но ей совсем не нравилось, когда они в ответ проявляли находчивость. Нахмурившись, она надела накидку и проговорила:

— Думаю, одного портрета будет достаточно, Стефано. У меня нет желания позировать еще для одного, тем более обнаженной.

— Бьянка, я никогда бы не запятнал твою репутацию, — возразил Стефано. — Ведь твоя семья — одна из самых влиятельных в Венеции, а я всего лишь скромный художник. Твое лицо и твоя фигура божественны, но я хочу только рисовать тебя, а не обладать тобой. Здесь, в моей мастерской, твоей чести ничто не угрожает.

Заметив яркий румянец на щеках Бьянки, Стефано невольно задумался: а не преуспел ли уже Паоло Саммарезе, не соблазнил ли он эту своенравную красавицу? Однако такие мысли были слишком опасны. Художник улыбнулся и проводил посетительницу к двери, ведущей к узкому каналу, где на воде покачивалась черная гондола. Нарядно одетый гондольер мгновенно вскочил и помог молодым дамам спуститься в гондолу.

— Я приложу все силы, чтобы закончить твой портрет к завтрашнему дню, Бьянка, — проговорил Стефано. — Это будет мой шедевр до тех пор, пока ты не согласишься позировать для следующего портрета. — Художник лукаво подмигнул, но улыбка, тронувшая губы Бьянки, была настолько мимолетной, что ее никак нельзя было истолковать как согласие.

— Обнаженной! Да как он смеет предлагать подобное? — зашептала взволнованная Рафаэлла. — Ты ведь будешь сопровождать меня, когда я начну позировать ему, правда?

— Конечно, буду, хотя не представляю, чем я смогу занять себя. Однако тебе не стоит тревожиться из-за Стефано. Он просто дразнил меня, поскольку со мной ужасно трудно работать.

Когда молодые дамы вернулись во дворец Антонелли на Большом канале, они тотчас же поднялись по широкой мраморной лестнице в комнату Бьянки, где уже было разложено множество карнавальных костюмов. Бьянка, выбирая костюм, как всегда, шокировала свою более сдержанную кузину.

— Пожалуй, сегодня вечером я буду богиней Флорой. Этот желтый шелк очень мил. И если под него ничего не надевать…

Рафаэлла в ужасе воскликнула:

— Бьянка, тогда с таким же успехом ты можешь позировать Стефано обнаженной! Ты собираешься поставить нас всех в неловкое положение!

С вызовом взглянув на кузину, Бьянка прикрыла свою пышную грудь почти прозрачной вуалью из золотистого шелка.

— Не торопись с выводами, Рафаэлла. Чтобы сыграть роль Флоры, мне понадобятся лишь маска и роза на длинном стебле. А платье, может, вообще не потребуется.

— Ты не посмеешь! — воскликнула Рафаэлла, вовсе не уверенная в том, что Бьянка побоится явиться на маскарад практически раздетой. Для себя она выбрала платье из темно-голубого бархата со звездами, вышитыми золотой нитью. Опасаясь, что кузина станет высмеивать ее за скромность, Рафаэлла спросила: — Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы Паоло расторг вашу помолвку? И ведь тебе нравится заигрывать с молодыми людьми. Но что будет, если один из них ответит тебе тем же?

Бьянка громко рассмеялась.

— Ты же знаешь, что Паоло считает меня своей невестой со дня моего рождения. Он смотрит на меня как на свою собственность. Так какой же молодой человек осмелится ухаживать за мной?

Озадаченная словами своей прелестной кузины, Рафаэлла нахмурилась:

— Паоло так красив. И он богат. Неужели ты не желаешь такого мужа?

Бьянка надела элегантное шелковое платье, крошечные складки которого подчеркивали ее пышную высокую грудь.

— Пожалуй, раньше никто не задавал мне этот вопрос. Что ж, я тоже нахожу Паоло красивым, но не желаю быть его женой. Ему не нравится все, что я делаю, не нравится то, что улыбаюсь, когда он хочет быть серьезным, что я смеюсь раньше, чем он поймет смысл шутки. Я порывиста, а он всегда спокоен. Так что мы неудачная пара. Если бы только он признал это и нашел себе другую невесту! Тогда мы оба были бы гораздо счастливее.

Рафаэлла смотрела, как Бьянка поднимает свои золотистые локоны и закрепляет их желтым бархатным бантом и гребнями, украшенными жемчугом. Несколько прядей свободно ниспадали на шею.

— Твой отец слишком честолюбив, чтобы позволить тебе отказаться от предложения Паоло. Я удивлена, что до сих пор не назначен день вашей свадьбы.

Бьянка еще несколько минут постояла у зеркала, затем отступила, давая возможность Рафаэлле привести себя в порядок.

— Они с Паоло ждут, когда я повзрослею. Полагают, что через год-два я стану не только красавицей, но разумной и серьезной женой. Они, однако, очень ошибаются, потому что я не переменюсь. — Золотоволосая красавица, расправив плечи, надела жемчужные серьги и браслет и взяла маску. Изготовленная из папье-маше и изящно расписанная полевыми цветами, маска закрывала лишь глаза.

Завершив туалет, Бьянка вышла на балкон, откуда открывался вид на Большой канал. С грустью в голосе она проговорила:

— Какая чудесная ночь! Жаль только, что…

— О чем ты жалеешь? — спросила Рафаэлла, закончив расчесывать свои блестящие темные локоны.

— О том, что никогда не сбудется, — тихо ответила Бьянка. Словами невозможно было выразить тоску, временами заполнявшую ее сердце, а этим вечером тоска, казалось, была особенно острой. Паоло был красив и богат, и все же мысль о встрече с ним этим вечером или в любой другой день не приносила ей ни малейшей радости, а лишь страх, грозивший наполнить ее сверкающие зеленые глаза слезами печали. Наконец, сумев отвлечь себя более приятными мыслями, она повернулась к Рафаэлле: — Марко Кьяни ведь будет там сегодня, да?

Стройная брюнетка вспыхнула как маков цвет.

— Надеюсь, но вряд ли он обратит на меня внимание.

— Возможно, Рафаэлла, тебе следует приветливо улыбнуться ему, когда он будет проходить мимо. Ты ужасно застенчива, так что едва ли он понимает, что ты находишь его привлекательным.

— Я не кокетка! — заявила Рафаэлла, пришедшая в ужас от совета Бьянки.

Тяжко вздохнув, Бьянка взяла кузину за руку и подтолкнула к двери.

— Я же не советую тебе похлопывать его веером по груди, когда говоришь с ним. Просто улыбнись, и для начала этого будет достаточно.

Бьянка знала, что Рафаэлла считает ее ужасной кокеткой, но сама она находила свое поведение вполне естественным. Если бы только Паоло нравился ей так же, как Марко нравится Рафаэлле, тогда бы она с нетерпением ожидала нынешнего вечера.

Они пробыли на балу больше часа, когда там появились Марко Кьяни и высокий мужчина в черном плаще, который он тут же сбросил, оставшись в черном бархатном костюме, богато расшитом золотой нитью. Все взгляды устремились на незнакомца; он же пересек зал, чтобы быть представленным хозяину, Паоло Саммарезе. Заинтригованная неожиданным появлением столь импозантного мужчины, Бьянка направилась к Паоло в надежде быть представленной новому гостю. Она прекрасно знала всех влиятельных людей Венеции и легко узнавала их даже в масках. Но этот человек явно был иностранцем. Его элегантный костюм сидел на нем прекрасно, а золотистая маска и шляпа с пером скрывали почти все лицо — Бьянка видела лишь чувственные губы и волевой подбородок. Решив, что незнакомец, должно быть, очень красив, Бьянка заговорила с ним, едва их представили друг другу.