Огненный крест. Книги 1 и 2 (ЛП)

Это невозможно было понять. Это было трудно вообразить для того, кто не видел такого ужасного превращения.

Но это можно было помнить. Я кашлянула и наклонилась к ней, пытаясь отвлечь нас обоих.

— Что ты сказала отцу? — спросила я ее вполголоса. — Когда ты приехала, вы говорили по-гэльски.

— А, это? — румянец немного уменьшил ее бледность. — Он ругал меня и спрашивал, что за игру я затеяла. Я хочу оставить ребенка сиротой, сказал он, рискуя моей жизнью наряду с Роджером, — она убрала прядь рыжих волос с лица и улыбнулась мне немного раздраженно. — Тогда я сказала ему, если это так опасно, выходит, что он рискует оставить сиротой меня, удерживая тебя здесь, а?

Я рассмеялась, хотя и немного нервно.

— Здесь не опасно для тебя, не так ли? — спросила она. — Здесь в лагере?

Я покачала головой.

— Нет. Если сражение подойдет достаточно близко, мы передвинемся. Но я не думаю…

Я была прервана быстрым топотом копыт и вскочила на ноги вместе со всем лагерем, когда появился адъютант Трайона, юноша с детским лицом, бледным от возбуждения.

— Будьте готовы, — крикнул он, свисая с седла с задыхающимся видом.

— А что мы делаем с утра, как вы думаете? — с нетерпеливым раздражением спросил Джейми. — Что, ради Бога, произошло, молодой человек?

Очень немногое, очевидно, но достаточно важное. От регуляторов приехал священник, чтобы вести переговоры с губернатором.

— Священник? — прервал его Джейми. — Квакер, вы имеете в виду?

— Не думаю, сэр, — ответил адъютант, недовольный тем, что его прервали. — У квакеров нет священников, все это знают. Нет, это был священник по имени Колдуэлл, преподобный Дэвид Колдуэлл.

Несмотря на священнический чин посла, Трайон не внял его воззванию. Он не может и не будет вести переговоры с толпой, и это его окончательное слово. Пусть регуляторы разойдутся по домам, и он рассмотрит любую жалобу, представленную ему должным образом. Но разойтись они должны в течение часа.

— Можешь-будешь в ящике пустом? [169] — пробормотала я себе под нос, почти расстроенная задержкой.

— А с лисой с большим хвостом? [170] — Джейми снял шляпу, и солнце ярко засияло на его рыжих волосах.

Бри хихикнула, скорее от шока, чем от веселья.

— Но не может и не будет он с толпой, — пробормотала она в ответ. — Он не может и не будет… со стрельбой.

— Но он может, — сказала я sotto voce. [171] — И я боюсь, он будет.

В сотый раз за утро я взглянула на заросли ивы, в направлении которых с поручением отправился Роджер.

— Час, — повторил Джейми и тоже взглянул в направление реки. — И как много времени от него осталось?

— Возможно, полчаса, — адъютант, показавшийся мне почти мальчиком, сглотнул и надел шляпу. — Я должен ехать, сэр. Слушайте пушку, сэр, и удачи вам!

— И вам, сэр, — Джейми коснулся рукава адъютанта прощальным жестом, потом хлопнул коня по крупу своей шляпой, отправляя его в галоп.

Жест словно послужил сигналом — весь лагерь внезапно оживился. Ружья уже заряженные проверялись и перепроверялись, пряжки расстегивались и застегивались снова, значки полировались, пыль выбивалась из шляп, и на них крепились кокарды, чулки подтягивались и подвязывались, фляжки встряхивались, чтобы убедиться, что их содержимое не испарилось за последние четверть часа.

Всеобщее оживление было заразительно. Я обнаружила, что мои пальцы снова и снова пробегают по бутылкам в медицинском сундучке, и названия снова и снова звучат в моей голове, словно бусинки четок, перебираемых в лихорадочной молитве. Розмарин, атропин, лаванда, масло гвоздики…

Бри отличалась своей неподвижностью среди всей этой суматохи. Она сидела на камне без движения, и только ветерок шевелил ее юбку. Ее глаза были направлены на отдаленные деревья. Я услышала, что она что-то бормотала себе под нос.

— Что ты сказала?

— Этого нет в книгах, — она не отводила взгляда от деревьев, сжимая руки, сложенные на коленях, так сильно, словно могла силой воли заставить Роджера появиться среди ив. Она подняла подбородок, указав на поляну, деревья, мужчин.

— Этого, — повторила она, — нет в книгах по истории. Я читала о Бостонской резне в исторических книгах там, в будущем, и здесь в газетах, Но я никогда не читала там о губернаторе Трайоне, Северной Каролине или реке Аламанс. Так что ничего не произойдет, — она говорила с отчаянной надеждой. — Если бы здесь произошло большое сражение, то об этом обязательно бы написали. Но никто не написал, значит, ничего не произойдет. Ничего!

— Я надеюсь, что ты права, — сказала я, почувствовав ручеек холода на спине. Возможно, она была права. По крайней мере, это не будет большим сражением. До начала революции оставалось всего четыре года, и даже небольшие перестрелки, возникшие перед восстанием, были хорошо известны.

Бостонская резня произошла не более года назад — уличная драка между толпой и взводом взвинченных солдат. Несколько оскорбительных выкриков, несколько брошенных камней, несанкционированный выстрел, панический залп, и пять мертвых человек. Об этом происшествии писали в очень тенденциозном изложении в одной из бостонских газет. Я читала ее у Джокасты, которая получила газету от одного из своих друзей.

А двести лет спустя этот краткий инцидент был увековечен в детских учебниках, как свидетельство возрастающего недовольства колонистов. Я оглядела мужчин, готовых к битве. Разумеется, если произойдет большое сражение, в котором королевский губернатор усмирит недовольство налогоплательщиков, это стоило бы отметить в истории революции.

Однако это была теория. И я слишком хорошо понимала, что ни военное искусство, ни история не могут предвидеть, что произойдет.

Джейми стоял рядом с Гидеоном, которого он привязал к дереву. На битву он отправится пешком вместе со своими людьми. Нагнув голову, поглощенный тем, что делал, он вытащил пистолеты из седельной сумки и убрал запасные патроны в мешочек на его поясе.

Я внезапно почувствовала сильнейшую потребность дотронуться до него, сказать ему что-нибудь. Я попыталась успокоить себя тем, что сказала Бри: ничего не произойдет, вероятно, даже ни разу не выстрелят. Однако здесь на берегу Аламанса находилось три тысячи вооруженных мужчин, и готовность к кровопролитию реяла над ними.

Я оставила Брианну и быстрым шагом пошла к нему.

— Джейми, — сказала я и коснулась его руки.

Это походило на прикосновение к проводу высокого напряжения; под изоляционным покрытием его плоти гудела энергия, готовая прорваться во вспышке ослепительного света. Говорят, что человек не сможет отпустить такой провод; жертва электрического удара просто замирает, не способная отодвинуться и спасти себя, в то время как электрический ток выжигает его мозг и сердце.

Он положил свою руку на мою и посмотрел вниз на меня.

— Nighean donn, — сказал он и слабо улыбнулся. — Ты пришла пожелать мне удачи?

Я с трудом улыбнулась ему в ответ; его электрический ток с шипением пронзил мое тело, замораживая мышцы горящего лица.

— Я не могу отпустить тебя, не сказав… ничего. Может быть, «удачи» подойдет, — я колебалась некоторое время; множество слов теснились в моем горле, и высказать их мне не хватило бы времени. В конец концов, я сказала только важное. — Джейми, я люблю тебя. Будь осторожен.

По его словам, он не помнил Каллодена. Мне внезапно пришел в голову вопрос, простиралась ли его потеря памяти до тех нескольких часов перед сражением, когда он и я сказали друг другу: «Прощай»? Я посмотрела в его глаза и поняла, что нет.

— «Удачи» подойдет, — сказал он, и его рука крепче сжала мою, словно тоже прикипела к току, циркулирующему в наших телах. — Но «я люблю тебя» намного лучше.

Он поднял руку и коснулся моих волос, моего лица, глядя мне в глаза, как если бы пытаясь запечатлеть мой образ, на случай, если это была наша последняя встреча.