Ее крестовый поход

Когда примерно через два часа звуки труб возвестили о начале пира, тщательно протертые серебряные зеркала сообщили каждой из них, что она может достойно представлять свою страну и свою королеву.

Иден надела розовое платье из тяжелого набивного шелка, который можно найти только в Дамаске, со свободными длинными рукавами светло-зеленого цвета, дополненное легкой вуалью в тон. Вуаль удерживал венок из роз, предусмотрительно изготовленных из остатков шелка. Крест, подаренный ей Стефаном, лежал между грудей, отчетливо разделенных и слегка обнаженных новомодным треугольным вырезом, который по замыслу должен был повторять жесткие складки вуали.

Манящие звуки музыки донеслись до них еще до того, как они вошли в большой зал, теперь таинственно освещенный свечами, отбрасывавшими трепещущие тени на стены и высокие деревянные стропила. В зале находилось около двухсот рыцарей и оруженосцев и не меньше двадцати женщин. Было очень приятно ощутить, как столько великолепных дворян затаили дыхание, когда девушки церемонно проследовали на места, отведенные им за королевским столом. Стол, поставленный буквой "Е", занимал практически весь зал.

Первой, с высоко поднятой головой, шла леди Алис в безупречном голубом платье, следом за ней — Матильда в нежно-абрикосовом, Арнуль — в шафрановом, Мария — в изумрудном, затем Изабо в серо-голубом и последней Иден — в розовом. На некоторое время воцарилась тишина, пока все глаза следили за их продвижением. Когда девушки заняли свои места, раздались приветственные возгласы. Каждая сопровождалась улыбавшимся рыцарем, одетым в пышный наряд для пиров и радовавшимся возможности сбросить кольчугу, которая стала его второй кожей.

Еще раз прогремели трубы, и вошел король, сопровождаемый королевой Элеонорой. За ними следовала Беренгария — ни малейшего следа смущения, хотя Иден-то знала, как принцесса должна чувствовать себя в такой большой и незнакомой компании. Она была поглощена беседой с одетой в черное женщиной, высокой и статной, которая могла быть только Джоанной Сицилийской. При ближайшем рассмотрении было заметно, что та больше похожа на мать, чем Ричард, который целиком унаследовал золотисто-красный пигмент своего покойного отца. Сегодня он был еще более великолепен, чем обычно: в пурпурной тунике и темно-бирюзовой мантии с золотой каймой. Его голову венчала корона — прекрасной работы диадема червонного золота, усыпанная рубинами и аквамаринами. Беренгария, как и подобает невесте, была в простом белом платье и бледно-голубой мантии, длинные и густые черные волосы распущены по плечам и украшены серебряным обручем. Она оглядела зал, пока ее препровождали на приготовленное ей место по левую руку от Ричарда. Главенствовала за столом Элеонора, поскольку она все еще оставалась королевой Англии.

Пир был как нельзя более кстати после трех недель корабельной пищи. На столе стояли блюда с несколькими сортами мяса и дичи и деликатесные устрицы с фруктами и специями. От всего этого не виданного доселе великолепия у Иден слюнки потекли. Даже хлеб оказался более белым и мягким, чем она обычно ела, но лучше всего были сицилийские фрукты: большие, ярко пылавшие шары апельсинов, темно-красные яблоки и горькие лимоны, подаваемые с сочным сахарным тростником, который смягчал их кислоту, или со взбитыми сливками — самое изысканное блюдо. Вино было красным и приятно перекатывалось во рту, вкус его напоминал свежий виноград.

Иден церемонно обратилась к сидевшему слева от нее молодому рыцарю, представившемуся сэром Уильямом де Барретом:

— Не известно ли вам, как обстоят дела в Акре? Осада слишком уж затянулась.

Приятное загорелое лицо Уилла Баррета пошло морщинами от улыбки.

— Увы, наслаждаясь непревзойденной красотой своей соседки, я совсем не думал говорить с ней о войне! Осада, леди, идет уже два года, но скоро все будет хорошо — нужна рука Ричарда, чтобы успешно завершить это предприятие. Честное слово, вы очаровательны!

Не привыкшая к подобной откровенности, Иден покраснела:

— Благодарю вас, сэр. Не хотите ли попробовать вот эти засахаренные фрукты? Они великолепны.

— Его язык уже достаточно услащен, миледи, — произнес низкий голос по другую сторону от нее. Говоривший, как ей уже было известно, был некто сэр Джон де Балфран, крупный молодой человек с копной рыжих волос, целиком посвятивший свою жизнь еде и питью. — Однако его слова не пустая лесть. Скажите, леди, вы возвращаетесь с королевой в Англию или же мы будем иметь счастье наслаждаться вашим обществом в Сирии, с принцессой?

— Я очень надеюсь, что смогу отплыть вместе с вами, — начала она, с восхищением наблюдая, как сэр Джон в один присест аккуратно выпотрошил, разрезал, отделил мясо от костей и проглотил целую запеченную рыбу. — Я надеюсь получить известие о своем муже, сэре Стефане де ля Фалезе; полагаю, вы еще не имели случая слышать это имя? — добавила она без особой надежды. Все эти люди еще не бывали на Святой Земле. Тем не менее ей следовало задавать вопросы каждому встречному, иначе она никогда не найдет ответа.

Крупный молодой рыцарь покачал головой:

— Мы всю зиму морозили наши пятки и нашу сталь, торча здесь, на полдороге. Мы не знаем, что творится в Англии, и совсем ничего не знаем о Сирии. Мы здесь в самой настоящей тюрьме. — Он с отвращением выплюнул незамеченный рыбий глаз.

Король поднялся со своего высокого, резного, с мягким сиденьем стула и двинулся по залу, хлопая то одного, то другого по плечу и то и дело наклоняясь, чтобы пошептать на ухо, а иногда, если находился объект, поцеловать белоснежную руку.

— Он держит себя наравне с вассалами, — заключила Иден, наблюдая, как кошачья усмешка углубляет складки в уголках глаз и рта, пока он не стал похож на Тиба, большого рыжего кота, который властвовал во дворе поместья в Хоукхесте.

— Он друг всем и каждому из нас, — серьезно согласился Уилл, — вот почему все мы добровольно последуем за ним к самым воротам Гадеса, или Иерусалима, что, по всей вероятности, одно и то же, если иметь в виду степень комфорта! О, он хороший парень, наш Ричард. Кровь Христова! Его даже французы любят!

Иден заинтересовалась:

— Скажите, почему здесь больше нет французов? Я думала увидеть короля Филиппа. — Она вспомнила свою болтовню с Жилем в гавани.

Оба ее соседа улыбнулись.

— Он не мог взглянуть в лицо вашей маленькой принцессе, — проворчал сэр Джон. — Он хотел, чтобы Ричард женился на его сестре Алисе.

— Но ведь она уже... — Иден не знала, как продолжить, ей не хотелось лить воду на мельницу слухов, даже если это были только слухи.

Уилл закончил за нее:

— Ага. Говорили, и не без оснований, что она уже побывала в постели старого короля Генри, когда останавливалась в королевском дворце, и даже потом разрешилась от бремени дитем. Разумеется, Ричарду она была не нужна. А Филипп попытался преподнести это как оскорбление. Ха! Как будто любой мужчина будет подбирать брошенную его отцом шлюху!

— Но, согласитесь, Ричард и Филипп должны вместе сражаться в Святой Земле, — сказала Иден. — Как воевать бедным простым солдатам, если их вожди не могут договориться?

Снова вокруг нее раздался смех. Сэр Джон до краев наполнил три их кубка и затем дружелюбно ответил:

— Моя любезная простушка, вы не знаете и половины этой истории. Они самые натуральные враги. Вы только взгляните на неистового и гордого Льва и на этого прячущегося за чужую спину низкорослого одноглазого! Послушайте, что касается людей, то Филипп не может толком справиться со своими, так что пусть-ка сам ведет их на битву. Его капризные французы ссорились и дрались здесь с тех пор, как прибыли, он смотрел на это сквозь пальцы. Тогда как Ричард, когда мы немного отбились от рук, установил виселицу такой высоты, что ее отовсюду было видно, и пообещал, что повесит всех мародеров, бунтовщиков и смутьянов, без различия происхождения и вероисповедания. Скоро нам пришлось подчиниться. Или почти подчиниться, поскольку очень многие так и не были повешены. Трудно стерпеть, когда ублюдок грифон или сарацин называет тебя вонючей собакой, и подставить другую щеку, по-христиански это или нет. А вот их женщины — некоторые очень дружелюбны и доступны, да не пострадает ваша честь, леди. И вполне симпатичные, если, конечно, кому-то нравятся пышнотелые и чернокожие.