Наследница (СИ)

— Я, панна Элена, порядков православных не знаю, зато знаю, как заведено в католических монастырях. Так вот, там вечером всякие визиты прекращаются, не до того братьям. Надо ж это учесть! Вон, уж смеркаться начало.

В самом деле, короткий зимний день подходил к концу. Казалось, до сумерек ещё далеко, но в воздухе разлилась какая-то серая муть. Вроде бы видно было всё так же хорошо, как час назад, но всё же что-то мешало, как соринка в глазу.

— Хорошо, — нехотя согласилась Элен, — поедем завтра.

Это стало неожиданностью для всех, поскольку они привыкли, что она обычно настаивает на своём. Причина такой сговорчивости была известна только самой Элен. Ей вдруг захотелось хоть ненадолго отложить разговор. Если бы они встретили Забродова на улице или застали бы дома, всё было бы просто. Но говорить с человеком, решившим уйти от мира… К этому нужно было подготовиться. По дороге домой Элен обдумывала завтрашнюю встречу. К вечеру она уже представляла, что будет говорить. Но всё получилось не совсем так, как она задумала.

Ждала Элен недолго. В комнату вошёл человек в одежде послушника. Среднего роста, среднего телосложения, он весь был каким-то средним. Лицо тоже ничем не запоминалось, вот только глаза… В них застыло странное выражение — обречённость и одновременно спокойствие. Человек стоял и молча смотрел на неё. Молчала и Элен. Наконец, она спросила:

— Вы знаете, кто я?

— Предполагаю, что дочь графа Владимира Кречетова. Я ждал вас.

Начало было неожиданным.

— Ждали?..

— Да, — слегка кивнул мужчина. — Я не был до конца уверен, что придёте именно вы, но это было более вероятно.

Элен растерялась. Было похоже, что она говорит с не вполне нормальным человеком. Он, видимо понял, о чём она подумала, и пояснил:

— Простите за сумбурное начало разговора. О том, что можете прийти или вы или ваш брат, меня известили письмом.

— Кто? — спросила Элен, вздрогнув при упоминании брата.

— Граф Кречетов. То есть, простите — Алексей Кречетов, ваш кузен.

— Извиняться незачем. Алексей сейчас носит графский титул. По праву или нет — это другой вопрос, но пока что он граф. Так что же граф Кречетов написал вам?

— Он предостерёг меня. Написал, что уже двоих из нас нет. И вполне вероятно, что кто-то попытается убить остальных.

— И вы решили спрятаться за стенами монастыря? — не выдержав, с сарказмом спросила Элен.

— Нет, — голос послушника был абсолютно спокоен, как и его глаза. — К моменту получения письма я уже находился здесь.

— Вот как… А почему вы упомянули моего брата? Почему вы считали, что прийти может он? — сердце гулко застучало, когда Элен ждала ответа. — Ведь он погиб вместе с нашим отцом.

— Да, так считают все. Просто… я никогда не был в этом уверен до конца. Я наблюдал за последней схваткой со стороны. Удар, который принял ваш отец, не оставлял никаких надежд. Но его сын… — он опять покачал головой. — Он был ранен, это так, но… С другой стороны, дом горел, в таком пожаре не мог бы уцелеть никто, особенно будучи раненым. Но я молился. Дня не проходило, чтобы я не молился за вас обоих.

— За нас обоих? Как это просто у вас получается: сначала принять участие в убийстве, а потом молиться за то, чтобы его жертвы каким-то чудом остались живы? Очень мило. Только немного непоследовательно. Вы не находите?.. Что же вы молчите?

— Просто слушаю. Вы имеете право на эти упрёки. Я понимаю, что вы чувствуете.

— В самом деле?! — нехорошо улыбнулась Элен. — Вы тоже потеряли всю семью из-за алчности и подлости одного человека?!

— Да.

Спокойный односложный ответ поставил Элен в тупик. Она не поняла, что имел в виду Забродов, но поднявшееся было раздражение почему-то прошло. «Сейчас он будет оправдываться, — подумала она. — Интересно, каким образом». Но она ошиблась.

— Да, я потерял всех, всю семью, только не разом. Но вспоминать об этом я не хочу. Я дал себе слово больше не думать об этом. Слишком тяжело. И вспоминать тяжело, и ещё тяжелее то, что ничего нельзя сделать, чтобы облегчить боль. Здесь мне стало лучше. Хочется верить, что Господь услышит мои молитвы. Ведь одну он не оставил своим вниманием — вы живы.

— Значит, вам было прислано письмо, — вернулась к основной теме разговора Элен. — Такое же получил и Григорьев?

— Возможно, но мне об этом неизвестно.

— Вы можете сказать, где искать его? Я знаю, что у Григорьева несколько домов в разных городах, но где он живёт дольше и чаще?

— Ему нравится жить в Орле.

— В Орле?! Прямо рядом… — Элен не договорила. Видимо этот человек не испытывал никаких угрызений совести, воспоминания не мучили его. Забродов изложил свою точку зрения.

— Григорьев вернулся туда, где его знали, как неудачника, где частенько смеялись над ним, над его попытками чем-то торговать. Теперь он мстит им.

— И каким же образом?

— По-разному. Я слышал, двоих он разорил, буквально пустил по миру; ещё кого-то сделал бездомным, выкупив у хозяев дом, который уже много лет снимал этот человек. Причём, выкупил с условием, что он приобретает дом со всем, что в нём находится, поэтому несчастный вынужден был уйти буквально с пустыми руками. Потом прошёл слух, что Григорьев дошёл до того, что избил человека собственноручно, подкараулив на улице в темноте.

— Что ж, благодарю за сведения, — Элен встала, собиралась уйти.

— Вы уходите?

— Да. А вы против?

— Но… Вы же пришли, чтобы…отомстить мне… А уходите, даже не сказав ничего.

— А что я должна сказать, по-вашему? Рассказать, как мне было плохо и трудно, чтобы вызвать у вас чувство раскаяния? Или требовать оправданий? Мстить здесь, в Божьем месте? Я же не Григорьев. Да и зачем? Вы будете держать ответ перед другим судьёй, который и привёл вас сюда.

— Могу ли я задать вам вопрос?

— Почему же нет? Задавайте.

— Те двое из нас, которых уже нет — это вы?…

— Только один, — поняв, спокойно ответила Элен. — Не знаю, почему я вам это говорю, но почему-то мне кажется, что могу вам в этом признаться.

— Который? — вырвалось у послушника.

— А вы можете представить, как я вешаю кого-то? Я что, похожа на Геркулеса?

— Нет, но вы ведь могли нанять кого-то.

— Могла бы. Но это было бы неправильно. Так что, если кого-то и наняли, то не я. Хотя я и благодарна тому, кто это сделал.

— Значит, Лосев. Впрочем, я так и предполагал. И ещё я предполагал, что там не обошлось без яда. Так?

— Не знаю, зачем вам это знать, вы не имеете права задавать такие вопросы, да ещё и ожидать на них ответа, но всё же снова отвечу: да. Кстати, а как вы узнали про яд?

— А я и не знал. Но как ещё может рассчитывать женщина убить мужчину? Мне известна его слабость в отношении женской красоты, поймать его на этом было, вероятно, не трудно. Всё просто.

— Действительно, просто, — усмехнулась Элен. — Но всё же, зачем вам понадобилось знать это наверняка? Любопытство? Или удовлетворение от собственной правоты?

— Не то и не другое. Я хотел бы предостеречь вас. Григорьев — не Лосев, вряд ли с ним получится то же, что с этим самонадеянным красавцем. Григорьев груб и жесток, но при этом подозрителен и осторожен, а чужих людей не допускает к себе вовсе, и не важно, женщина это или мужчина. К тому же, отравить его трудно и по другой причине: он ест и пьёт только то, что готовит ему его повар-арап, который предан ему, как пёс.

— Что ж, благодарю за столь подробный рассказ о господине Григорьеве. Я учту всё, что вы сказали, — и Элен пошла к выходу.

— Госпожа Кречетова, — это обращение заставило её, вздрогнув, остановиться. — Зачем вы приходили сюда? Только узнать о Григорьеве?

Элен медленно повернулась. Глядя в пол, подошла ближе. Потом взглянула Забродову в глаза:

— А вы всё ещё ждёте от меня наказания?.. Хорошо. Пусть будет по-вашему. Расскажите мне всё. Всё! Каким образом вы оказались рядом с моим кузеном в ту ночь? Что было после? Как вы пришли к мысли принять постриг? Вы говорили, что для вас трудно и больно вспоминать об этом. Уверяю вас, слушать мне будет тоже нелегко, но, тем не менее, я выслушаю это повествование. Садитесь, сяду и я. Пусть это и будет вашим наказанием, переживите всё ещё раз… Начинайте же, я слушаю.