В поисках наслаждения

— Я так говорил?

— Да. Не раз. И получал большое удовольствие, читая мне нотации.

Лиззи отвернулась, чтобы сформулировать следующий вопрос.

Но у него были иные планы.

— Есть другие вещи, которыми я бы сейчас с радостью занялся. Ты насквозь промокла. — Подойдя ближе, он смахнул с кончика ее носа каплю дождя и, сорвав с себя сюртук, накинул ей на плечи. — Послушай. Ничего хорошего не будет, если ты подхватишь лихорадку. А вместо нотаций я лучше доставлю тебе удовольствие.

Когда его большие умелые руки опустились ей на плечи, заставив замереть перед ним в неподвижности, она рефлекторно сжала лацканы, чтобы плотнее укутаться в сюртук. И почувствовала, как снова тает. Его сюртук хранил тепло его тела и запах мужчины, с примесью каких-то пряностей. Лавровишневой воды, как он сказал. Исходившее от его глаз тепло окружило ее уютом и покоем не хуже одеяла. Когда он смотрел на нее так, она могла весь день провести в плену его обаяния, забыв о его подозрительном поведении. Вся ее твердая решимость допросить его начинала таять, как ириска на солнце.

Оставшись в одной рубашке, теперь он мок и мерз под дождем. Дождь затекал ему за ворот и тонкими струйками стекал по спине. Ее взгляд упал на его рукава, где пропитанная водой тонкая ткань, став прозрачной, липла к коже. Сквозь нее четко вырисовывались контуры плеч и мускулатура рук, таких мужских и поразительно рельефных.

Она, похоже, ничего не могла с собой поделать. Не думая, протянула палец и провела по его бицепсу. Затем вниз по внутренней стороне. Контраст между прохладой белого рукава и пышущим теплом, исходившим от его кожи, действовал на нее странно возбуждающе, порождая в ней внутреннюю дрожь. Поддавшись ему, она позволила жару завладеть всем ее телом и прогнать все мысли. Закрыв глаза, Лиззи потерлась лицом о скользкий мокрый шелк его рубашки. Его мышцы под щекой были гладкие, твердые и теплые.

Из его горла вырвался звук, похожий на рычание. Его руки опрокинули ее лицо, и рот медленно приблизился к ее губам. Все это время он наблюдал за ней понимающими глазами, вызывая смутное желание отступить назад.

Но она всегда с готовностью принимала вызов. Ей нравились эти чувственные ощущения, предвосхищающие приливы бесстыдного удовольствия.

Все же в его поцелуе не было ни бесстыдства, ни заигрывания. Едва его рот опустился к ее губам, как она ощутила физическое господство его тела над своим. Его сильная рука твердо и непоколебимо легла ей на затылок. Тепло его ладони закрыло холод дождя, сочившегося сквозь ее волосы. Он схватил ее в охапку и прижал к груди и горячим губам. Целуя, тискал, истязая ее рот своей откровенной жадностью, заставляя раскрыться.

Запрокинув ее голову, он обездвижил ее, чтобы, не имея возможности двигаться, она открылась ему.

Ей оставалось лишь покориться и позволить волне ощущений утопить ее сомнения. Она сама превратилась в сплошное ощущение его рук, удерживающих ее в неподвижности, гладкости его кожи, слегка шершавой на щеках и подбородке и мягкой на губах, прижатых к ней в жадном поцелуе, и поразительно сладкого вкуса его рта, когда переплелись их языки.

Ее окатила волна жара и еще чего-то, что она определила как желание. По ее телу побежали мурашки, и соски стали невероятно чувствительными от соприкосновения с холодной мокрой тканью сорочки.

Звук звериного удовлетворения, вырвавшийся из ее груди, и ее ощущение своей покорности привели ее в чувство. Она не создана для покорности.

Лиззи сомкнула губы и отвернулась.

Он резко отпрянул.

— В чем дело?

Его голос прозвучал низко и хрипло.

Она закрыла глаза, не выдержав его острого взгляда, и покачала головой. Он прислонился к ее лбу своим, не давая отвернуться или собраться с мыслями.

— Лиззи. — Его теплое дыхание создавало волнующий контраст с холодом дождя. — Ты дрожишь. Господи, ты совсем замерзла. Идем.

Взяв ее за руку, он стремительно припустил по лужайке. Инерция увлекла Лиззи следом. Дождь и мокрая трава расплылись в размытое серое пятно. Они мчались к дому, как дети и, бездыханные, ввалились в переднюю, оставляя на полу лужи дождевой воды.

Но Джейми уже давно покончил с детством. Едва оказавшись за дверью, он захлопнул ее ногой и, прижав Лиззи спиной к полированной дубовой панели, схватил ее за локти и приник поцелуем к ее рту.

Поцелуй был жестким и требовательным. Заключив ее в объятия, он подавил ее господством своих рук и губ. От холодного дождя его кожа была влажной, а губы имели вкус весенней родниковой воды, прохладной и свежей. Желая узнать ее вкус, он слегка надавил пальцами ей на подбородок, заставив ее губы раскрыться. И скользнул внутрь языком, приведя в смятение ее чувства.

Теряя равновесие, Лиззи схватилась за него, чтобы не упасть, и прильнула к его теплу, которое, как пар, исходило от его тела.

— Бог мой, Лиззи. — Он провел языком вниз по ее шее до ямочки у ее основания, заставив Лиззи вздрогнуть. — Сначала извлечем тебя из этой мокрой одежды и потом осуществим наши брачные отношения. Без промедления.

Его слова голодным, жадным волком прокрались по ее коже. Ее дыхание стало неровным, и соски в промокшем корсете затвердели. Мысли путались.

— Я думала, у нас брак по расчету, соломенный.

Это она хваталась за соломинку, чтобы выиграть время и собрать воедино свои растерянные мысли и чувства. Ей нужен был прежний Джейми, которого, как ей казалось, она знала, а не этот мужчина с его напором и непреклонной решительностью, которому она еще не научилась доверять.

Лиззи попыталась вывернуться, соскользнуть с каменной крепости его груди. Найти слабое звено в броне его самоуверенности. Он позволил ей повернуться и разогнуть спину в его руках, но объятий не разжал. Его ладони сжимали ее талию, и пальцы гладили кожу при каждом ее движении. Пригнув голову, он пощекотал подбородком ее шею.

— Возможно, — прошептал он ей в ухо, — но кто нам мешает получить еще и удовольствие? По крайней мере сегодня. В доме никого нет.

— Нет. Я должна подумать. Я не хочу…

— Не лги мне, Лиззи. Ты хочешь. Нельзя так целоваться и говорить, что ничего не чувствуешь. Ты хочешь моих прикосновений также сильно, как я твоих. Согласись. Ты знаешь это не хуже меня. И знала уже, когда целовалась со мной в зале ассамблеи. Нам этого не избежать.

Его взгляд, острый и темный, жег ее, как расплавленная сталь, в нем сквозило еще что-то похожее на муку. Отчего ей даже было больно на него смотреть. И слишком больно, чтобы лгать.

— Да.

Кем бы он ни был, кем бы ни стал, он по-прежнему принадлежал ей. Ее Джейми. Навсегда. Неизменно.

Он усилил натиск, покрывая поцелуями ее шею сверху до тонкой кожи над ключицей. Напористое тепло его губ проникало под кожу и в кости, размягчая ее тело. Каким-то образом она почувствовала, что он улыбается.

— Я не могу терять время, Лиззи, — поддразнил он ее своим тихим, вкрадчивым голосом. — Я вот-вот покину отчий дом, чтобы вступить на тропу, ведущую к могиле. И я хочу тебя. Я хочу тебя, Лиззи. Никто другой мне не нужен. Только ты одна.

Она забыла даже дышать. Жар и боль в его словах обращались в мед в ее груди. Ее губы приоткрылись, дрожа от ее учащенного неровного дыхания. Его поцелуй заставил их замереть.

— Позволь мне любить тебя.

Слова невыносимой, неотразимой сладости. Как долго ждала она, чтобы их услышать? Против подобной открытости она не имела защиты.

Ее глаза закрылись, ноги подкосились. Его руки приняли вес ее тела. Он притянул ее к своей груди и поцеловал.

Лиззи отдалась воле его губ, рта и языка, с которым ее собственный язык кружил в страстном танце. Она чувствовала в груди стеснение, как будто что-то мешало ей дышать и только он мог ей помочь. Руки Лиззи пробежали вверх по его мощной шее, зарылись в густых волосах, распустив косичку, и притянули ближе к себе. От него исходил пьянящий запах, сильнодействующее сочетание дождя и кожи мужчины.

Не разрывая поцелуя, он слегка ослабил объятия, чтобы приподнять ее.